Второе пришествие-4

Бормотания и экзерсисы Агента 002, невольно забывшего о конспирации в ещё непривычной, а то и шокирующей для него обстановке, уже обращали на себя столь же невольное внимание отдельных, дефилирующих мимо, индивидов, на которых он глядел будто через некую инфернальную плёнку, какую не мог (как бы ни хотел) преодолеть, растворить, уничтожить… Хотя ведь эти же дефилирующие индивиды были вовсе не опасны — они не способны были Его разоблачить, т.к. взглядывания их были столь мелки и суетливы, что не могли прорваться через их, индивидов, уже собственную, индивидуальную плёнку (эдакий шёлковый кокон). Да и какая может быть конспирация в этом броуновском движении запелёнутых мраком и хаосом пратворения индивидов-молекул, каковые потому и свободны, что всецело объяты нераспакованными смыслами и с хаосом сливаются почти заподлицо, а потому почти ведь уже и не видны (неиндивидны)!

С толпой туманных человеков Агент 002 пережидал на обочине дороги, пока проедут мимо мерзкие и страшно ревущие машины (звери с большими тусклыми глазами-окулярами, похожие на блестящих китов с ионами обоего полу в своих тесных урчащих утробах), как вдруг кто-то сзади и снизу мягко и нежно ухватил его за мизинец правой руки и призывно подёргал…

Исус обернулся и увидел внизу оранжевого ребетёнка (у него было такое лёгкое апельсиновое облачение)… Ребетёнок открыто и чисто смотрел на Него снизу вверх большими своими глазами; летний ветер касался светлых его кудрей… Они будто узнали друг друга и были одинаково этому рады.

Исус присел на корточки, приобнял ребетёнка и, улыбаясь, заплакал…

                                                                                                                                                             6.11.93 (03-15)

Нет-нет, с чего бы это вертикали упадать в горизонталь? Но, мабуть, надоть чрез сито сие нигилизма кой-какие прогнать категории-причиндалы, избавиться от закосневшего-замертвевшего, ибо живое непрерывно поступается железобетонными принципами, передумывает передуманное, мучительно мечется в поисках очередного чёрного ящика и изощряется в распаковке новых смыслов… Так что и Бог не умер (как может умереть Ничто, из коего сотворён-таки сей мир?), и история не кончилась (а кончились уже устаревшие идеи, образы, цивилизации). И нарождается уже новый синкретизм: искусства, науки, философии всё ближе лепятся друг к другу…

А Дао можно было бы принять, но… Буддизм и даосизм отрицают творческое усилие, творческий поиск, творческое делание (так я тогда ошибочно полагал. — А.Л.)…

А мой агностицизм есть оборотная сторона моего же сантиментализма. Ну что ж — мы воспринимаем мир далеко не адекватно, но ведь всё-таки воспринимаем, хоть и сильно опосредованно (через плёнки и прокладки). И ведь с этим опосредованием можно же хоть как-то работать? Конечно можно! Так что будем, будем стонать, умирать, но будем и заново рождаться, будем забегать вперёд и прыгать выше головы, и зубами скрежетать, обхватив руками тупую свою черепушку…

А мой Бог-то, слышь, он вовсе не умер (умер только мой конфессиональный, задолбанный попами Христос): запредельная, не наша, реальность — она существует, хотим мы этого или нет. Но Бог с ней, с за-предельной. До неё, прежде неё есть ведь ещё предельная (пограничная) реальность, которой при определённых усилиях (и в определённых находясь — пограничных же — состояниях) мы можем коснуться своей мазо-олиста-а-ай руко-ой, и все должны-ы мы неудержи-имо идти в после-едний смертный бой…

                                                                                                                                                          7.11.93 (21-58)

© Copyright Андрей Лопухин, All rights Reserved. Written For: НОВАЯ ЖИЗНЬ