Второе пришествие-7

Исусу было далеко за пятьдесят, но выглядел он тридцатилетним, ибо молод и свеж был духом, смрад мира сего переводил он в собственную улыбку и по возможности питался мёдом от ласковых, пушистых пчёл. Он был человек, Он был телесен и Он был смертен.

Исус говорил: Ха! Я только человек.

Он любил солнце, воздух и воду. Он был травояден, ленив и любил поспать. Он не сеял и не жал. Он — рассуждал. Как и его товарищи-апостолы: Иван, Джон, Жан, Хуан, Саид, Мафусаил, Савл, Ананда, Лао, Сарра, Барбара, Катрин и многие иные, коим несть числа.

Многие на Него махали рукой, говоря: Что с Него взять, пустобрёха?

А он, улыбаясь, повторял: Я по жизни — пофигист.

Он сказал ученикам: Мои учителя — священные животные — мышь, таракан, клоп, собака, кошка, муха, комар, лев, рыба, ворона, корова, коза, пчела, медведь, баран, слон, лошадь, паук, тигр, обезьяна, антилопа, свинья, синица, бизон, дракон, воробей, гусь, ящерица, орёл, бегемот, кит, крыса, бабочка, акула, змея, дельфин и многие иные, коим несть числа.

Живите для собственного блага, и тогда жизнь ваша будет полезна многим. Жить, ничего не боясь, ничего не стыдясь, — это доставляет радость и делает жизнь полной. Тот, у кого в душе свет, покой и справедливость, не причинит себе никакого вреда и разумно распоряжается собственной жизнью для своего и общего блага.

Так говорил Человек.

Ещё Он говорил: Будьте прохожими. Не берите в голову. Всё прейдёт. А посему, проходя стороной, ловите мгновение. Но делайте это легко и ненамеренно. Порхайте, парите — облекайте собой бытие и не мешайте ему облекать вас.

Спрошенный, какие люди самые благородные, Исус ответил: Презирающие богатство, славу, удовольствия, жизнь, но почитающие всё противоположное — бедность, безвестность, труд, смерть.

Он говорил: Не умирай, пока живёшь, но покуда жив, не забывай о смерти.

Ещё Он говорил: Проснись и пой! Попробуй в жизни хоть раз проснуться и хоть раз запеть — потом будет легче.

Он говорил, что судьбе противопоставляет отвагу, закону — природу, страстям — разум.

Он часто повторял, что свыше людям дана лёгкая жизнь, а они забыли о ней, гоняясь за преходящими удовольствиями.

Ещё Он говорил, что ваше благо в вашей свободе, а ваша свобода в вашем пофигизме, а ваш пофигизм в вашем самоограничении и довольстве малым, примириться с каковым вы сможете, если будете детьми человеческими.

А ещё Он говорил так: Не слушайте меня, дурака, пустобрёха, ребятёнка человеческого — делайте вашу игру!

                                                                                                                                                 28.11.93 (21-08)

Проф. Е.Л.Немировский в «Книжном обозрении» за 26.11.93 (в статье «Басни Эзопа»), между прочим, пишет: «Литературное творчество на первых порах было прикладным и конкретным. Древние писатели рассказывали о случаях, произошедших с ними самими или с их близкими и знакомыми».

Элла Фитсджеральд выдаёт по радио такой чистый, прозрачный, такой беспримесно фактурный джаз — такой изначальный, по какому (как по всему изначальному) тоскует душонка, заплутавшая в смрадных лабиринтах какофонизирующей (и агонизирующей) цивилизации… А что ещё остаётся? Акромя чистых (изначальных) форм — ничего. Иное — отомрёт.

Да-да — неслыханная — очевидная — простота. Математически угаданная в сплетениях мировой структуры. Человеческое структурирование носящегося над первичным (коацерватным, по Опарину) бульоном Божьего, т.е. ничем не отграниченного, духа: этим мозги занимаем.

Матушка сёдня принесла литровую баночку куриного суБчика (от слова «субстанция»). Она вчера ходила в ДК «Старт», слушала посулы Скорочкина и смотрела взбрыкивающую под фонограмму группу «Доктор Ватсон». Буду, говорит, голосовать за бизнесмена Скорочкина, хоть и нет у него никакого образования, хоть и не может он связать двух слов, но я, мол, ему верю, верю, что он, дескать, там, в госдуме и т.д…

Я посетовал на её наивность: историю делают не они, не эти депутаты, иные, нам не подвластные, силы её совершают, поэтому, это понимая, я по давней своей традиции и не хожу на все эти референдумы-выборы…

Вчера в бане мужики вспоминали огородные травы: петрушка, укроп, любисток, киндза… А один мужик и говорит, как, дескать, фамилия того поэта, по которой, мол, ещё одна трава интересная прозывается? И с разных концов предбанника донеслось — «Пастернак, Пастернак»… Вот так. Поэт Пастернак может спать спокойно — его имени забвение не грозит.

Там же, в бане, активно дискутировали о положении в России, о предстоящих выборах, о том, что ожидает нас, прогресс или же регресс… На что я, распарившись, ответил: «Покуда есть корысть и зависть, прогресса нам не избежать». И (мысленно) добавил: «Одни на предвыборный митинг пошли, а другие — в баню, а третьи в церковь, а это значит, что каждый развлекается как хочет, — одни очищают тело и дух, а другие плодят миражи».

                                                                                                                                                     28.11.93 (21-41)

Второе пришествие

Желтоглазый Исус ловко забивал мастырки и смолил с юнцами анашу — и юнцы принимали его за своего.

Он говорил: Я не Христос, я не святой, я не свет, я такой же как вы, но я слышу собственное дыхание, и каждый из вас может стать таким же.

Ученики его спросили у него: Но подскажи, научи, кому и как нам молиться, как поститься, что разрешено нам делать, а что запрещено, что хорошо, что плохо.

Исус сказал: Не делайте ничего, что вам чуждо, делайте, что хотите, но знайте что вы делаете. Слушайте себя и не лгите — себе. Вы — свободны. Истина проста, и она перед вашими глазами — смотрите! Ибо всё открыто перед небом. Ибо нет ничего тайного, что не будет явным, и нет ничего сокровенного, что осталось бы нераскрытым.

Один юный наркоман из страха смерти, которого он не мог вынести, хотел покончить жизнь самоубийством. Исус протянул ему верёвку и сказал: Это небо прейдёт, и то, что над ним, прейдёт, эта земля прейдёт, и то, что под ней, прейдёт, и те, которые мертвы, не воскреснут, но те, которые покуда живы, не умрут.

Исус проходил с учениками мимо придорожного камня. Исус сказал: Учитесь у этого камня. Тот, кто познает его, не вкусит смерти.

Исус сказал: Не унижайте себя молитвой, не унижайте себя постом и схимой, будьте легки и сильны духом, ешьте и пейте, что есть на вашем столе, трудитесь во благо своё и берите от трудов ваших, ибо что сделано вами — ваше.

Исус сказал: То, что вы ищете, никогда не найдёте. Перестаньте искать, и найдёте. Ибо ищете вы того, чего не знаете. Познайте, чего вы хотите, а познав, возьмите — оно ваше.

Ученики его спросили у него: Разве ты не тот, кого распяли римляне две тысячи лет назад и кто потом воскрес?

Исус сказал: Я этого не знаю. Водою забвенья  оросите сердца. Не слушайте, когда вас зовут. Имеющий уши, да оглохнет! Ни Геродот, ни Фукидид меня не знали. Меня отгадали потом, а теперь я явился, но вы проклянёте меня и будете правы, ибо, обо мне лишь гадая, меня вы не знали. И незачем вам меня знать. Ибо каждый из вас — сам себе Христос. Ибо каждый из вас волен сказать о себе — я царь, я раб, я червь, я бог, я придорожная пыль.

Исус сказал: Не ходите за мной! Проклинайте меня! Я научу вас, как жить, ничему не уча. Я не свет, но я светом прольюсь в ваши, меня проклявшие, души.

                                                                                                                                         22.11.93 (00-12)

В.И.Даль не был уверен в своём определении слова «ТАРАКАН», т.к.  после него в своём словаре поставил (в качестве знака гипотетичности) вопросительный знак, но на свой страх и риск всё же пишет, что ТАРАКАН — это «хрущатое насекомое (хрусть! и нету. — А.Л.), которое водится в избах;

чёрный таракан, Blatta, двух видов; мягкий, с малыми накрыльниками, и вонючий, жёсткий, как жук; бурый, красный таракан, прусак».

Здесь и вправду многое гипотетично — особенно эти мягкие и вонючие: есть ли такие вообще? А может, он замешал сюда и клопов?.. Впрочем, чёрные как будто и вправду будут помягче… даль, в частности, приводит такие приметы: «Чёрные тараканы заводятся — к прибыли. Прусаки и тараканы размножаются  — к добру».

А ведь у меня и заводятся, и размножаются со страшной силой: вот-вот, выходит, завалит меня скоро прибылью и добром — по самые уши.

                                                                                                                                          22.11.93 (01-08)

Второе пришествие-4

Бормотания и экзерсисы Агента 002, невольно забывшего о конспирации в ещё непривычной, а то и шокирующей для него обстановке, уже обращали на себя столь же невольное внимание отдельных, дефилирующих мимо, индивидов, на которых он глядел будто через некую инфернальную плёнку, какую не мог (как бы ни хотел) преодолеть, растворить, уничтожить… Хотя ведь эти же дефилирующие индивиды были вовсе не опасны — они не способны были Его разоблачить, т.к. взглядывания их были столь мелки и суетливы, что не могли прорваться через их, индивидов, уже собственную, индивидуальную плёнку (эдакий шёлковый кокон). Да и какая может быть конспирация в этом броуновском движении запелёнутых мраком и хаосом пратворения индивидов-молекул, каковые потому и свободны, что всецело объяты нераспакованными смыслами и с хаосом сливаются почти заподлицо, а потому почти ведь уже и не видны (неиндивидны)!

С толпой туманных человеков Агент 002 пережидал на обочине дороги, пока проедут мимо мерзкие и страшно ревущие машины (звери с большими тусклыми глазами-окулярами, похожие на блестящих китов с ионами обоего полу в своих тесных урчащих утробах), как вдруг кто-то сзади и снизу мягко и нежно ухватил его за мизинец правой руки и призывно подёргал…

Исус обернулся и увидел внизу оранжевого ребетёнка (у него было такое лёгкое апельсиновое облачение)… Ребетёнок открыто и чисто смотрел на Него снизу вверх большими своими глазами; летний ветер касался светлых его кудрей… Они будто узнали друг друга и были одинаково этому рады.

Исус присел на корточки, приобнял ребетёнка и, улыбаясь, заплакал…

                                                                                                                                                             6.11.93 (03-15)

Нет-нет, с чего бы это вертикали упадать в горизонталь? Но, мабуть, надоть чрез сито сие нигилизма кой-какие прогнать категории-причиндалы, избавиться от закосневшего-замертвевшего, ибо живое непрерывно поступается железобетонными принципами, передумывает передуманное, мучительно мечется в поисках очередного чёрного ящика и изощряется в распаковке новых смыслов… Так что и Бог не умер (как может умереть Ничто, из коего сотворён-таки сей мир?), и история не кончилась (а кончились уже устаревшие идеи, образы, цивилизации). И нарождается уже новый синкретизм: искусства, науки, философии всё ближе лепятся друг к другу…

А Дао можно было бы принять, но… Буддизм и даосизм отрицают творческое усилие, творческий поиск, творческое делание (так я тогда ошибочно полагал. — А.Л.)…

А мой агностицизм есть оборотная сторона моего же сантиментализма. Ну что ж — мы воспринимаем мир далеко не адекватно, но ведь всё-таки воспринимаем, хоть и сильно опосредованно (через плёнки и прокладки). И ведь с этим опосредованием можно же хоть как-то работать? Конечно можно! Так что будем, будем стонать, умирать, но будем и заново рождаться, будем забегать вперёд и прыгать выше головы, и зубами скрежетать, обхватив руками тупую свою черепушку…

А мой Бог-то, слышь, он вовсе не умер (умер только мой конфессиональный, задолбанный попами Христос): запредельная, не наша, реальность — она существует, хотим мы этого или нет. Но Бог с ней, с за-предельной. До неё, прежде неё есть ведь ещё предельная (пограничная) реальность, которой при определённых усилиях (и в определённых находясь — пограничных же — состояниях) мы можем коснуться своей мазо-олиста-а-ай руко-ой, и все должны-ы мы неудержи-имо идти в после-едний смертный бой…

                                                                                                                                                          7.11.93 (21-58)