Дело в конце концов не в учениях, не в знаниях, не в общественных устоях, научных законах и религиозных доктринах, а в живом человеке, который их исповедует или не исповедует.

Представления и верования менялись, а что оставалось? Оставался человек. Оставалась земля. Оставалось солнце. Оставалась вселенная.

Солярный крест, крест на фоне солнца — древний, дохристианский символ.

Человек посмотрел на безумную корягу и увидел в ней образ — образ то ли оленя, то ли зайца, то ли медведя, то ли кикиморы, то ли чёрта, то ли Сократа, то ли протопопа Аввакума, то ли Эйнштейна, то ли ангела, то ли ветра, то ли нежности, то ли скорби, то ли горящего сердца Данко… Коряга не имеет к этим образам ни малейшего отношения: подойдя к ней поближе, человек может вдруг увидеть, что, допустим, это вовсе даже не коряга, а причудливая тень, а может, и не тень, а грёза, галлюцинация, видение в кустах…  Дело не в коряге, а в человеке, что и при всяком отсутствии оной может легко сочинить её вполне убедительный образ. Впрочем, образ может быть и образом-отражением, и образом, имманентным сознанию, и образом, опосредованным этими двумя первыми образами одновременно.

Нынешний человек даже уже и не догадывается, насколько он обжил окружающий его мир, насколько плотно «упаковал» его собственной образной системой… Способность к образно-символической деятельности, то есть способность к абстрактно-моделирующему мышлению — это главная и единственная способность, сделавшая из обезьяны человека (а способность к сложной орудийной деятельности есть только следствие такого мышления), если только человек не появился на земле уже в готовом виде — минуя постепенную последовательность эволюционных стадий…

Нетрудно увлечь за собой неразумную, тёмную массу… Самостоятельно мыслящий человек обретает свою независимость посредством индивидуации и критического отстранения: на таком отстранении изначально зиждется всякая великая мысль и всякая наука, главный девиз которой — «ни слова на веру». Но со временем развилась слепая вера и в саму науку, что стала глобальным культом нынешней цивилизации, сильно потеснившим традиционную веру в Бога.

Человек больше вверяет себя тому, что лучше, убедительней спасает его от случайности, смутности, ненадёжности и зыбкости наличного существования. «Спасает» — культура, религия, наука. При Советской власти была сильно развита художественная самодеятельность — творчество масс… Нынче культура, религия, наука и техника своими утилитарно-мифостроительными продуктами являют себя в каждом доме, детском саду, школе, институте, предприятии и прочих местах общего и частного пользования. Однако сильнее всего религиозно-культовый потенциал проявляется — ввиду беспредельной воли, тоски и скуки — в армии, тюрьме, тайге, в джунглях, в пустыне, в степи, в горах, во льдах, в тундре, море, на смертном одре, под землёй, в небесах…

Сиротливая неприкаянность в мире бескрайних природных стихий принудила человека к созданию собственных, противодействующих этим стихиям, «карманных», уютных, домашних миров.

Для прохождения электротока, для работы электронных схем одинаково необходимы как положительный, так и отрицательный потенциалы. Но одно и то же электронное (как и всякое прочее) устройство может принести как пользу, так и вред. Без добра («плюса») не будет зла («минуса»). А без зла — добра, хотя в объективной реальности независимых от нас добра и зла не существует, мы эти наши субъективные ощущения объективируем, гипостазируем, проецируем, «загоняем» в условные рамки придуманных нами понятий. Мы производим эти понятия, исходя из наших вполне животных нервных реакций удовольствия и неудовольствия, которые закрепляют в памяти приятные и неприятные, удобные и неудобные нам внешние, в той или иной мере зависящие от наших конкретных действий, ситуации: на таком опытном закреплении основано искусство дрессировки животных (политика «кнута и пряника»), каковыми мы с вами остаёмся по-прежнему, что бы мы там о себе ни думали…

Идеальное есть то, что могло бы существовать (если бы могло) без учёта всего множества действительно существующих, неидеальных обстоятельств. То есть идеальное порождается на основе оскоплённой — нереальной, искусственной, лживой — реальности. Но на идеальной основе замыслов, планов, символов и моделей порождается всё-таки, как ни крути, сложная, малопредсказуемая и самая что ни на есть настоящая, невыдуманная реальность. Однако замысел, допустим, художника Леонардо да Винчи и замысел художника Адольфа Гитлера приводят к несопоставимо разным результатам… Реальность невероятно многоочита и немыслимо разноречива и осуществляется (развивается-разветвляется) как благодаря, так и вопреки каким бы то ни было идеям и замыслам.

А интересно, замысел природы, или Промысел Божий, производящий на свет Леонардо и Гитлера со всей их кармической разностью, включал ли он в себя будущие замыслы этих столь неравноценных творцов?..

Невозможно на всех этих условных уровнях однозначно-безусловно определить условное место условного добра и условное место условного зла. Наши оценочные понятия и категории заведомо слишком условны и относительны, но они непосредственно влияют на наше мироощущение и поведение — особенно в социальной сфере, в сфере наших взаимоотношений с людьми, коими, как бы они ни брыкались, правят сложные структуры идей и иллюзий.

«В начале был Логос, и Логос был у Бога, и Логос был Бог» (Ин.,1:1). Логос — это феноменально являющий себя нам всеобъемлющий мировой смысл, он же и замысел, причина и цель, структура, связывающая в нашем сознании абсолют и космос.

Этот замысел не имеет ни начала, ни конца — и посему он вечно юн и вечно стар, он вечно только начат и вечно уже закончен: мы — в нём, и он — в нас. Мы — временной и вневременной его рисунок, эскиз, лупоглазая картинка…

По-знание есть у-знавание, и оно столь же в самом себе беспредельно, как Логос, ибо познание есть узнавание им, Логосом, самого себя через нас. Человек есть смысловой посредник Логоса, а Логос — абсолютно-смысловой посредник Бога.

Говоря о Божественном Логосе, Иоанн имеет в виду посредническую миссию Иисуса Христа, ещё теснее связавшего нас с Богом и миром и акцентировавшего, высветившего в нас все эти эссенциально-экзистенциальные функциональные связи, связи универсума.

Познание есть высвечивание, актуализация. Мы знаем всё, что знает Бог. Но высветить здесь, в своей экзистенции можем успеть лишь какие-то отдельные фрагменты этого безграничного знания-смысла.

Бог есть Свет, весь свет (со тьмою вкупе). У нас же лишь крохотный фонарик, с которым бродим мы, неприкаянные, во тьме, принадлежащей апофатическому бытию Бога, во тьме божественного всепонимания. «И свет во тьме светит«: а наш фонарик тем более нужен, чем более несуразен и бесполезен…

Но есть ещё святая простота, которая потому и святая, что об этом не знает.

Философ — это такой простак (читай: дурак), который пытается снова понять очевидные вещи, которые все понимают, но не знают о том.

Евангельский Христос — такой же нелепый простак: «нормальные» люди от Него шарахались, как нынче мы шарахаемся от бомжей неприглядных…

© Copyright 2012 Андрей Лопухин, All rights Reserved. Written For: НОВАЯ ЖИЗНЬ