Бог (каким Он видится из нашего далека) — не сущность, а отвлечённая точка (тоСка) немыслимой перспективы, в беспредельных пределах которой человек живёт и действует (умудряется жить и действовать). Бог (каким Он нам чуется) — не существо, а символ той выси, того потолка, до какого вольна распространяться человеческая самость: по К.Г.Юнгу, она, по сути, и есть Бог (впрочем, все суждения и выводы Юнга носят не онтологический, а психологический характер).

Свои сокровенные внутренние (подавленные) чаяния и устойчивые психические комплексы мы непроизвольно проецируем наружу, то есть в обобщающем результате мы видим и слышим и чуем лишь то, что так или иначе подсознательно (бессознательно) ожидаем увидеть, услышать, учуять.

Это, пожалуй, не Бог (каким Он нам чуется и кажется), а мы создаём — сознаём — Его по образу и подобию своему: «неча на зеркало пенять…»

Мы мысленно отделили себя от животных. Со временем назвать человека животным (скотиной, собакой) стало равносильно тому, чтобы его обругать, оскорбить. Мы мысленно наделили природные стихии сверх- или иноприродными возможностями. Мы мысленно наделили своих вождей и жрецов, шаманов и знахарей-лекарей сверхъестественными способностями. «Сверхъестественные» вожди и шаманы демонстрировали свою близость со «сверхприродными» стихиями, и вверенные им людишки охотно эту близость подтверждали — домысливали. Персонификация стала обычным делом, автоматической привычкой. Появились мифы, идолы и боги, тотемы и табу — политеизм. Социальные преобразования привели к усилению автократии, политеизм же усложнял и расшатывал пирамидальное единство авторитарного управления, поэтому появился монотеизм, каковой во многих случаях насаждался огнём и мечом (таким насильственным путём пришло христианство на вольготно-языческую, неуправляемую Русь)…

Слепая, фанатическая вера в единого Бога делает из людей сплочённое плечом к плечу стадо, которым легко управлять.

Мир плох или хорош, греховен или добр? Спросите об этом у неисправимого оптимиста, если хотите, чтобы он, мир, был хорош и добр…

Негоже отношения товарно-денежного рынка переносить на межчеловеческие и духовные отношения. Молитва нужна, если нужна, только молящемуся и больше никому. Добро, дар, подаяние больше всего нужны самому добряку и дающему, так же, как злодеяние больше всего необходимо самому злодею…

Пусть левая рука не знает, что делает правая…

Стоит авторитетно посулить человеку исполнение его самых сокровенных чаяний — и человек ваш.

Авторитеты — это знахарь-лекарь, поднимающий на ноги умирающего больного, жрец и оракул, обладающий тайными знаниями, вождь, владеющий землями, могучим войском и богатствами, завоёванными им у других племён…

Пообещайте, ну пожалуйста, посулите человеку вечную жизнь, — ну что тут поделаешь, неохота ему умирать, как умирают все, кто его окружают, как умерли его собака, его дед, его брат, его друг, его отец и мать…

Вот дерево засохло и обратилось в труху: а что, если у него есть бестелесная, незримая душа, энтелехия, древесность, каковая опосля кончины дерева выпархивает из него эдаким облачком лёгким и улетает куда-нибудь в какой-нибудь элизиум теней бессмертных…

Бог, мол, даст, все там будем… Надо, мол, только усерднее угождать Богу, больше каяться, молиться, жертвовать, и Он отплатит нам за это жизнью вечной… Аминь.

А коль на земле появляются большие людские стада, верные своим авторитетным вождям и идеям, они обязательно будут воевать и биться насмерть во славу сих вождей и их затверженных идей. А побеждать будет тот вождь, чьё стадо, при равенстве прочих условий, сплочённей, а стало быть тупее, слепее и фанатичнее…

Ф.Ницше своей чрезмерной «правотой» не оставляет нас в покое, как, впрочем, и Л.Толстой…

Добро, конечно, есть — конкретное и явное… И людское сообщество есть лишь отчасти стадо, где личность может жить, нисколько, при желании, не жертвуя своим своеобразием…

Чрезмерное обобщение приводит к большой лжи: в этом основной порок классического научного подхода. Чрезмерная феноменологическая индивидуализация и конкретизация тоже приводит к большой лжи: в этом основной порок ненаучного, субъективистского подхода.

А феноменологический (гуссерлевский) плюрализм делает из действительности неразличимо-стихийную чехарду и кашу (что, впрочем, отвечает определённым интенциям художественного творчества)…

Христианство оказалось очень философски соблазнительной религией, ибо она оторвала человека от земли, вычленила его из тесно и тяжко удерживающих его обстоятельств — она абстрагировала, поставила его в поле, напряжённое противоборством полярных онтологических элементов и категорий, а также задала ему несколько тестов на выживание и загадок на метафизическую сообразительность. Отсюда все последующие христианские взбрыки и крайности — аскетизм, секстантство, юродство, раскол, инквизиция, Реформация, философско-художественные прорывы и т.д.

В этом смысле, христианство — самая неудобная для практической жизни религия, но зато она очень удобна для дум высоких и мечтаний… Земная церковь, конечно, пристроила к ней потом множество всевозможных сопряжений с повседневной человеческой жизнью…

Вот вам Россия — страна, что органично вживила христианство в свой исконный языческий пантеизм, чем укрепила и христианство, и язычество, в равной мере ставших основой национального (государственного) единства: это страна чудовищных социально-экономических нелепостей и перекосов, но в то же время нет в мире земли, где бы было столько поэтов, художников, диковинных изобретателей, невообразимых фантазёров и мечтателей-прожектёров, доморощенных мыслителей-космистов и пророков, максималистов и бессребренников-энтузиастов, инфантильных бездельников и безропотных трудяг, непризнанных гениев и прославленных тупиц, мужественных талантов и бездарных дураков, талантливых дураков и фанатичных патриотов, критических патриотов и политических диссидентов, пофигистов-анархистов и прирождённых мазохистов…

Мужество жить есть мужество умереть.

Чем человек слабее и трусливее, тем изощрённей его психика отыскивает спасительные, охранительные зацепки и лживые надежды, за которые она хватается, как утопающий за соломинку («Ах, обмануть меня не трудно,// Я сам обманываться рад»).

Эти лживые надежды и защитные редуты, закрепляясь и накапливаясь, наслаиваются друг на друга, растут как на дрожжах и становятся монолитными автономными комплексами — так рождается иррациональная слепая вера во что попало, которая не слышит и не хочет слышать никаких противодействующих ей доводов разума. Всякому человеку присущи иллюзии, но когда их становится слишком много, когда создание всё новых и новых самообманов становится славным смыслом и стимулом человеческой жизни, такая жалкая и ублюдочная жизнь не достойна не только человека, но и животного, каковое просто не способно обманывать себя, ибо не обладает полноценным (хитроловким) человеческим самосознанием…

© Copyright 2012 Андрей Лопухин, All rights Reserved. Written For: НОВАЯ ЖИЗНЬ