Жила-была себе заскорузлая деревянная табуретка...

Весёлый русофил Ицхак Айнштайн сидел на табуретке за столом и поедал погибшего цыплёнка. Он, Ицхак, был нищ и рыж. Почти как поедаемый им цыплёнок. И тощ.

Человек склонен сопрягать — всё со всем (сопрягать и запрягать). В целях усматриванья смыслов. Человек есть то, что он усматривает и определяет. Всё остальное, что не есть человек, есть то, что человек усматривает и определяет. То бишь — всё, что человек усматривает и определяет, есть язык человека.

Усматривание сопряжений-смыслов есть усматривание слов-определений-имён, то бишь — метафор языка. Всякое усматривание и определение чего бы то ни было суть всегда искусство, художество. Именно в этом заключается образ и подобие Божии в человеческом организме: неиссякаемая и непрерывная способность к осмысленному именованию всего и вся, к творчеству. Способность автоматическая, инстинктивная.

Человек — хорошая машина. Набор хитроумно сцепленных дхармических колёсиков-шестерёнок, напоминающих механизм часов. Человек есть время. Всякий смысл есть время есть последовательность.

Человек есть смысл. Вне человека всё чудовищно бессмысленно, безвременно, и это то, чего человек не в силах в полной мере усмотреть. Полнота этой меры и есть вторая смерть, что пострашнее первой.

Ицхак Айнштайн догрыз цыплёнка и отправился на митинг оппозиции под лозунгом: «Всё для человека, всё во имя человека!»

                                                                                                                                                 11.10.96 (01-37)

Живёт себе некая гусеница-червячок, живёт, живёт, грызёт зелёные листочки, грызёт, ползает туда-сюда, а потом готовится к смерти — делает себе могилку-кокон — и наконец помирает.

Но вдруг откуда ни возьмись из кокона является нам новое и уже летучее, очаровательно крылатое существо — бабочка, является и взмывает ввысь, и улетает прочь.

Порхает там и сям.

И оказывается то в благоухающей чаше какого-нибудь цветка, то в сачке Набокова, то в грёзах Чжуан Цзы.

                                                                                                                                                                             11.09.96 (18-47)

Истинная книга есть кирпич, шкатулка, ларец с интертекстом, из которого можно вычитать всё, что в данный момент угодно читателю, каковой посредством сего вычитывания утоляет, заполняет свои психофизические и интеллектуальные лакуны-цезуры, насыщения которых так или иначе требует ненасытная (ни в чём) человеческая природа.

В человечестве живёт миф-прапамять о некоей изначальной, божественной сверхкниге, о книге книг, где есть всё, что было, есть и будет, где заключена вся тайна этого мира, вся мудрость вселенной. В Библии, а особенно Апокалипсисе Иоанна, этой книге книг уделено внушительное место. Предания разных народов упоминают о ней.

На Руси существовало поверие об упавшей с небес Голубиной Книге, повествующей о началах и концах мироздания.

                              Голубина Книга не малая,
а Голубина Книга великая:
в долину книга сорока пядей,
в ширину та книга двадцати пядей,
в толщину та книга тридцати пядей,
на руках держать книгу — не удержать,
читать книгу — не прочести.

                                                                                                                                                10.09.96 (14-27)

Лежал булыжник в чистом поле.
Неподражаемо тяжёл.
Самим собою подневолен.
Непререкаем. Нем. И — гол.

На море-океане лежит бел-горюч камень Алатырь, под тем камнем сокрыта сила могучая, и нет той силе ни указа, ни предела. Но спит тот камень непробудным, вечным сном.

Это теперь я иду на карьер, проплываю свою дистанцию и ухожу, а в прежние годы (лета) я подолгу гулял по берегу, выискивая под ногами причудливые камни. Некоторые из этих камней стали моими любимцами, и поэтому они всегда рядом со мной — всегда под руками. Чтобы я мог на них смотреть, и трогать, и перебирать их медленными задумчивыми пальцами, и брать в руки, отрешённо взвешивать и думать пустою башкой своё пустынное большое Ничего...

Нам не позволено забыть, что мы давно забыли.
Клубятся каменные сны, колеблемые сном.
Молчат слепые идолы под слоем лунной пыли:
им всё едино — ржа и золото, Акрополь и Содом. 

                                                                                                                                                  8.09.96 (02-52)

Солнце есть остывающая звезда. Солнце, вода, планктон, дерево, фотосинтез обеспечивают условия нашей жизни. То бишь водород, углерод, азот и кислород, распределённые в особых пропорциях и конфигурациях. Но даже на самых больших, недоступных солнечному свету, глубинах океана (вблизи так называемых «чёрных курильщиков«) недавно тоже обнаружена жизнь (то бишь другая, основанная не на фото-, а на химосинтезе, жизнь). Не говоря уже о Луне, Марсе и т.п. То есть не токмо наша — антропная — комбинация физико-химических констант обеспечивает необходимые для жизни условия. Интуитивно я знал это всегда. И в иных структурах что-то ещё копошится и дышит, совокупляется, рождается и умирает, и снова рождается.

Жизнь вездесуща и неистребима. Разнообразна и разнопринципна. Другое дело, жизнь разумная — на каких бы основаниях ни строилось разумное мышление, оно всегда приводит к одним и тем же выводам, к одной и той же Структуре.

То есть если, допустим, на Марсе существует некая разумная плесень, то марсианский плесенный философ и мудрец, размышляя над общими метафизическими законами, никуда не денется, придёт рано или поздно к тому же (в некотором роде), к чему пришли когда-то и Сократ, и Платон, и Лао Цзы, и Чжуан Цзы, и Декарт, и Кант, и Гуссерль, и Витгенштейн, и иные столпы человеческой мудрости.

Древнее языческое мышление совсем не столь темно и зловредно, как об этом твердят твердолобые ортодоксы христианства…

У Сварога (неба) был сын Дажьбог (солнце).

                                                                                                                                                6.09.96 (15-10)