Март 16

Гитара духовного роста (25.08.1999)

ночь
alopuhin

Служу в каком-то круглом и сверхсекретном авиационно-армейском форте (кирпичной крепости с парой-тройкой резных башен), где царят очень жестокие, почти тюремные, нравы. Множество всевозможных перипетий, препон и треволнений приходится мне там преодолевать (приснился в связи с этим мой моздокский сослуживец и славный товарищ Санька Тананыхин, с которым-де должен я был срочно отправляться на полёты, но никак не мог его отыскать в его двухкомнатной квартире)…

Однажды ночью я решил бежать из форта. А окружён, ограждён он был тонкой прозрачной стеной (навроде плексигласовой) с прожилками специальных секретных проводов внутри, но самое интересное, что она была скроена в виде незаметно и плавно переворачивающегося в одном месте листа — то есть в виде листа Мёбиуса. Однако я почему-то не принял во внимание сей соблазнительный для побега факт, а пошёл, а точнее, полетел по несколько иному пути: я узнал секретные данные о том, что стена разбита на определённое число участков, каждый из которых отделён от другого тонкой и малозаметной вертикальной щелью, — если зацепить за неё пальцами или чем-нибудь ещё и дёрнуть, то в стене мгновенно открывается выход наружу.

Так вот, в одну из ночей я полетел — довольно быстро (надо было спешить, ибо меня зорко пасли и должны были вскоре хватиться) — вдоль этой секретной стены, полетел будто на неких рельсах (то есть я мог лететь лишь очень невысоко над землёй), полетел справа налево, скользя пальцами руки по гладкой её поверхности, чтобы при случае зацепиться за тайную щель и дёрнуть, и очутиться на свободе

Но я всё лечу, лечу, долго лечу, а щель всё не попадается, — видимо, думаю, я уже проскочил некоторые из этих щелей, не почуял почему-то, — а за спиной уже слышны крики — шум подъём! — тревога: меня уже хватились, а значит скоро найдут и поймают…

И вот меня уже обнаружили и начинают ловить… Я уже никуда не лечу, а иду, тяжело набычившись, прямо на своих охотников, но они кричат мне: «Осторожно! Берегись!» Я не понимаю, что они имеют в виду, а потом вдруг спотыкаюсь о какие-то то ли провода, то ли ленты — оказывается, это специальные минные ловушки (растяжки) в виде длинных, тонких и хитро спутанных между собой ленточек Мёбиуса: у меня под ногами раздаётся взрыв — весь в огне, я взмываю ввысь и улетаю в никуда…

И вот я уже давно Там — в Нигде. С огромной верхотуры созерцаю внизу гигантскую Гитару духовного совершенствования (резонатор сей Гитары справа, а гриф слева). Справа, из-за плеча, говорится мне об устройстве её грифа: он разделён на множество ладов, каждый из которых представляет собой очередной этап духовного совершенствования, роста, который идёт справа налево (хотя теперь-то я понимаю, что ведь удаление от резонатора ведёт к понижению звукового тона, и в этом, видимо, есть какая-то важная диалектическая изюминка: может быть, это означает возвышение через снисхождение, опрощение?)…

Справа мне говорится, что всего ладов-этапов роста — 640 и (чуть помедлив) 8: значит, думаю я, итого — 648 (6+4+8=18=1+8=9)… Затем мне сообщается, что есть-де восьмёрка, восьмеричный путь и десятка, десятеричный путь (я тут же, в этом сне, припоминаю свой двух- или трёхгодичной давности сон, который я почему-то считаю вещим, где мне привиделся пакет с пачкой СОНетов общим числом 28, который мне вернули, отказавшись печатать, поэтому уже в этом, другом, сне, получив из восьми и десяти 18, я поспешил подогнать эти 18 к тем прежним 28, а посему дерзко поправил Говорящего — 8 и 10, а скорее даже, мол, не просто 10, а два раза по 10, и тогда выходит уже 28… — я доволен, что получил, хоть и посредством заурядного подлога, давно полюбившуюся мне цифру из старого сна и — просыпаюсь).

Теперь же, опосля просыпа, вглядевшись в полученные числа, я с удивлением обнаруживаю, что 648 — таково общее количество всех стихов-строк моей гадательной книги (количество трёхзначных комбинаций = 6х6х6=216; общее количество однозначных позиций = 216х3=648), а 18 — таково общее количество стихов-строк одной «недели» творения мира, Бардо или органов человеческого восприятия (6х3=18), то есть одного стихотворного блока, что составляет 1/36 часть от 648…

Теперь, собственно, я вижу, что этот приснившийся мне гриф Всевышней Гитары представляет собой, по сути, мою таблицу перебора всех возможных вариантов трёхзначных комбинаций общим числом 216… И теперь же вдруг ясен мне становится тот сон (за 9.07.1999), где я удивлён, что число 20 оказывается почему-то перебором, хотя это и меньше, чем традиционное 21 очко: выходит, что надо, видимо, было получить не 20, а 18 очков (то есть не 5х4=20, а 6х3=18)… Впрочем, это пока только слишком слабая и зыбкая гипотеза… Дело в том, что когда я мороковал с разноцветными шариками-атомами, составляя из них молекулы жизнисновидении за 9.07.1999), я ещё не придумал свою гадательную игру, построенную на бросании разноцветных кубиков-костей (теперь же мне ясно, что 18=1+8=9, а 9 это тот недостижимый магический предел, к которому, совершенствуясь, восходит мистическая семёрка, а так как инвариантом 9 является 3, то одухотворение (округление) мистико-интуитивной семёрки приводит её к итоговой тройке — Пресвятой, Пресветлой Троице)…

Теперь мне вдруг подумалось, что восьмеричный путь — это, возможно, путь индусско-буддийского типа, а десятеричный путь — путь арабо-христианского типа

Март 11

Загадочный мускус поэта (24.08.1999)

Ночь. Я — в липкой обильной грязи и общенародных плевках — падаю и встаю, падаю и встаю, падаю и встаю… Но, слегка обмывшись в близлежащей лужице, должен бежать в лабиринты и этажи гигантского круглого, без углов, здания, где ждёт меня некое суровое долженствование — работа в бригаде, напоминающая нечто столярно-слесарно-портняжное… Но я страшно, страшно опаздываю — и несусь что есть силы (иначе получу разнос), несусь сверху вниз… И всё-таки я опоздал: прибежал вниз, когда бригада, закончив работу, дружно спала за своими столами (уронивши головы на руки).

— А! Гори оно!.. — махнув рукой, ухожу всё в те же лабиринты и этажи (вверх).

Встретив делегацию неких официальных женщин, иду с ними на какую-то торжественную презентацию в качестве поэта… А потом, после презентации, оказываюсь завлечён одной из продолговатых женщин в её уютную каморку, что находилась в том же круглом здании. Но прежде за спиной — за одним из лабиринтовых поворотов (налево) здания — услышал удивлённо-восхищённые возгласы женщин из той делегации (которые не знали, что я их слышу) о странном и загадочном мускусе поэта (то есть источаемую мной заурядную вонь общенародных плевков и грязи они приняли за нечто особенное)… В каморке продолговатой женщины замечаю, что она пьяна…

В распахнутое окно настойчиво пялится кошачье личико в крови: продолговатая с трудом (пьяная!) наклоняется к окну и носовым платком бережно отирает сие личико от крови…

Март 10

Верующие русофилы и превращение зла в добро (17.08.1999)

Ночной городок
alopuhin

1) Служу в карауле где-то у перепутья дорог в грязном сумраке дикой глуши… Некое преступление, связанное с автомобилем и ехавшим в нём человеком, покрывает (а может, и совершает) мой коварный командир. Я вступил с командиром в неразрешимый конфликт, поэтому в одну из зимних, метельных ночей я тайно сажусь в одну из караульных (или в одну из экспроприированных) машин и уезжаю в кромешную даль…

Некоторое время спустя оказываюсь в странной деревянной церкви, полузатерянной в лесах и снегах. Церковь — очень высокая, на самой её верхотуре — библиотека с читальным залом. Сижу в этом зале и пытаюсь читать древний и трухлявый, рассыпающийся в руках манускрипт…

Но вдруг ко мне подходят два работающих в этой церкви русофила в армяках и спрашивают, к какому приходу я принадлежу, и если ни к какому, то не пора ли мне, мол, стать членом их церковной общины, библиотекой которой я пользуюсь… И вдруг я делаю чудовищное и совершенно нетерпимое для них заявление:

— А я неверующий!

— Что?! Как?!

— Да, я неверующий!

Тогда сии взбешённые русофилы хватают меня по белы рученьки и сбрасывают с высоченной лестницы. Я кубарем слетаю вниз — в снежные сугробы…

2) Располагаясь вместе с несколькими скучающими и великовозрастными студиозусами на некоем самодостаточном бель-этаже, слушаю лекцию незримого с этой верхотуры профессора. Здесь же со мной оказывается вдруг мой старый моздокский друг Санька Дыдымов, а также некий седой осетинский поэт…

Потом я приезжаю в зимнюю Москву, где случайно встречаю того самого осетинского поэта, который с помощью старых связей пытается устроить свою карьеру…

Вдруг на улице возле старинной чугунной решётки, перекрывающей двор старого жёлтого особняка, я оказываюсь привлечён речью старой высокой учительницы, обращённой к стайке маленьких детишек явно детсадовского возраста: эта её речь кажется мне слишком уж серьёзной для эдаких крох…

Ниспадающее на вас зло, говорила она, преломляйте умело в добро, для чего необходимо очень тонко и точно выстроить в себе угол этого непростого преломления…

Март 10

В меня стреляют (16.08.1999)

Ночной городок
alopuhin

Я на некоей праздничной тусовке — в зале, обвешанном, опутанном гирляндами весёлых лампочек… Пляшущий, танцующий народ… В какой-то момент я запутываюсь то ли в серпантине, то ли в электрических проводах гирлянды…

И в этот самый момент в меня стреляют из пистолета Макарова — в сознании стоп-кадром запечатлевается направленный на меня ствол… Я вроде бы жив… Пистолет падает на пол… Я, хотя в меня и не попали, теряю равновесие и падаю на оказавшийся рядом у стены диван, некая девушка меня любезно поддерживает… Кто-то из танцующих случайно задевает ногой лежащий на запорошенном конфетти полу пистолет — и тот улетает под диван…

Кто-то высказывает трезвую мысль о том, что негоже-де пистолету бесхозно валяться на полу — надо, мол, сдать его туда, где он зарегистрирован…

Март 10

Агенты потустороннего мира (10.08.1999)

Три агента потустороннего мира преследуют меня там и сям: это человекоподобные существа с головами трёх различных цветов (у каждой головы свой цвет) — буро-красного, фиолетового и, кажется, зелёного, или нет, какого-то другого…

В конце концов мы с этими существами оказываемся в замке их предводителя — Сатаны (он — высокий субъект в золотистом халате), — где высоко над потухшим мраморным камином висит маленькая картинка, символически и динамически выражающая главную задачу дьявольских сил: чудовищная пропасть в горах обозначает разрыв между здешним и нездешним мирами, но вот из нездешней стороны мясисто выпрастываются кривые, извивающиеся корни и жадно устремляются к противостоящей стороне, а достигнув её, образуют над пропастью некое подобие висячих мостов…

Март 10

Ельцин и белые медведи (1.08.1999)

оконная музыка
alopuhin

Иду к кремлёвской стене (внутри московского Кремля): у всхолмия — маленькое озерцо, у которого белый медведь с особым ошейником разделывает только что выловленную им рыбину. Оглядываюсь — за мной идёт президент России Борис Ельцин…

Смортрю на холм — там второй такой же белый медведь. И тут я понимаю — это медведи президента. опасаюсь, как бы «нижний» медведь меня не задрал…

Март 8

Перепрыгиванье ям (19.07.1999)

Луховицкое небо
alopuhin

Служу в военизированной команде по перепрыгиванью ям. В предутреннем сумраке поднимают нас по тревоге и гонят на перепрыгиванье свежевырытых экскаватором ям. Ямы слишком широки, длинны и глубоки: перепрыгиваем по цепочке, один за другим — это опасно и страшно. Один из нас, не допрыгнув до другой стороны, полетел, бедняга, в пропасть с криком — «а-а-а!»

И вот я уже устал рисковать и бояться и говорю своему начальнику (он похож на моего бывшего сослуживца Борьку Макушева): «Всё, я больше прыгать не буду, надоело, хватит!» «Почему? — удивляется «Борька». — Ты же вроде не боялся»… «Я боялся, — говорю, — но скрывал».

Но потом я всё же оказываюсь на дне той самой ямы и, пытаясь её покинуть, бегу что есть мочи меж её отвесными глинисто-рыжими сторонами, да всё без толку…

Март 8

Встреча с А.Б.Пугачёвой (11.07.1999)

Начальником теоретической базы (т.е. главным теоретиком) назначен некий мой знакомый — товарищ, но не то, чтобы друг (наяву я вроде его и не знаю). Всей командой (а может, и не всей) садимся в автобус и едем на базу, где этот мой сновиденческий товарищ-начальник, завидя пыль, грязь и запустение, потихоньку начинает прибираться на вверенном ему объекте — сам: нам становится неловко и мы тоже принимаемся за дело. Я наполняю пылью пустой спичечный коробок и выношу его на улицу — вытряхиваю, возвращаюсь, снова наполняю и снова выношу и вытряхиваю, и так много раз («ходок»): этот метод я, кажется, перенял у этого своего товарища-начальника (его возвышение как-то сразу нас отдалило от былого товарищеского равенства)…

Потом я этим же коробком счищаю солидные шматы слежавшейся пыли и грязи с чёрного телефонного аппарата эпохи сталинского ампира… Потом в другую комнату, где я тоже навожу порядок, эдак скромно с небольшой свитой в 2-3 человечка входит разукрашенная (губы — пурпур) Алла Борисовна Пугачёва, по обыкновению слегка косолапя на высоченных каблуках, — завидев меня, кривовато (по обыкновению же) улыбается и говорит: «А, это вы, Андрей? Здравствуйте»… Я поражён! Оказывается, она меня помнит: мы с ней когда-то давно эпизодически пересекались по вопросу каких-то стихов… Невероятно…

А она меж тем вместе со свитой уже занялась уборкой, несколько натянуто демонстрируя относительную доступность и демократичность эстрадной звезды №1.

Вдруг в самом центре комнаты неизвестно откуда объявилась постель, которую она тут же начала заправлять, попутно рассказывая мне, что ко дню рождения Филиппа придумала-де оригинальный сюрприз, который скоро продемонстрирует на сцене… Я польщён, смущён и т.д.

Март 7

База реинкарнации (9.07.1999)

Ночной городок
alopuhin

Есть некая база-ангар, откуда я каждый раз улетаю в очередные воплощения и куда возвращаюсь… В этих многочисленных воплощениях происходит множество событий и приключений, напоминающих как будто некие предварительные, может быть, испытания, экзамены на способность удержаться всякий раз на каком-то своём последнем, предельном краю… И вот в очередной раз я прибываю на эту базу (она визуально пуста, но иногда какая-то полу-условная обстановка-драпировка разноцветная то появляется, то вдруг исчезает), незримые инструкторы торопливо проводят меня через разные условные коридоры и как бы шлюзовые камеры, в каждой из которых что-то специально этапно меняется, и тогда мы спешим дальше… В одной из таких камер на полу — кучка разбросанных бусинок разных цветов, связанных в структурные цепочки по несколько (2-3-4-5) штук одного цвета (одного цвета в каждой отдельной цепочке)…

Нежный женский голос сзади над правым ухом торопит: давай, мол, быстрее собирай-структурируй эти цепочки в единое целое, ты же это умел (имеется в виду, умел в другой, прежней жизни). Да я, говорю, почти и не помню, как их собирать-то…

Оказывается, я должен собрать из этих цепочек такую конструкцию, чтобы заслужить право на встречу с Ответственным Лицом, путь к Которому лежит по левую руку от меня…

Хоть я и не помню, как надо собирать бусинки (в какую конфигурацию), но чую вдруг некое смутное наитие, и не голова, а руки автоматически начинают как будто что-то припоминать: я собираю вместе 5 цепочек (они, кстати, напоминают цветные модели молекулярных цепочек) по 4 бусинки в каждой — получается всего 20 бусинок — ах, думаю, наверно, переполнение, вот досада…

Но надо спешить — быстрее, быстрее!.. Хотя почему же, думаю, переполнение, если у меня получилось «20», а вовсе не «21» («очко»)?..

Тут звенит будильник — на работу вставать…

Февраль 23

Мы все умрём, закончивши работу (25.06.2011)

alopuhin

Мы все умрём, закончивши работу,   попытку докопаться до глубин…   Полжизни спим, но в дни солнцеворота   нас будит лёд полуденных вершин.     Мы смотрим на роскошные деревья,   в чьих кронах грай, пернатых разгуляй,   на небосвод, чья истина издревле   нам намекает вроде бы на рай…     А может, ни на что не намекает   нам этот мир полуденный, каким   мы заклинаем боль свою, какая   есть наш обычный, будничный экстрим.     А может, всё, что мы в наивном раже   глазурью вечности пытаемся облечь,   украсить лакированною лажей, —   самой текучести живой прямая речь!..