Декабрь 20

Что означает нынешний Конец Света — НОВАЯ ЖИЗНЬ

буддизмЧто означает нынешний Конец Света

Современный мир являет нам не Бога, а нашу собственную гордыню, алчность и ложное стремление к власти. В своей гибельной одержимости материальным благополучием и накопительством вещей мы беспощадно изуродовали и разграбили всю Землю, мать нашу. Мы лишили мир его священного начала и живём, будто жизнь — это нечто отдельное от нас, будто это не часть нашего собственного существования, а нечто такое, чем можно владеть как бездушной вещью. У нас уже нет представления о настоящей природе жизни, её великой цели и о нашей глубинной связи с ней. И жизнь этим нашим делам и представлениям до поры до времени никак не противилась.

Однако сегодня в жизненной подоплёке начинает наконец что-то меняться. Заканчивается очередная эпоха, и в сокровенном сердце творения начинает вроде бы пробуждаться некая НОВАЯ ЖИЗНЬ. Тайно сияющий где-то в центре мира Свет разгорается снова, чтобы сообщить нам о наступлении совершенно НОВОЙ ЖИЗНИ, когда мы вспомним о нашей подлинной природе и высшей, божественной цели. С каждым днём он становится для нас всё явственней и ярче, на глазах меняя облик нашего мира.

Пробуждение великого Света в центре мира обещает нам Новое Откровение, когда мы увидим Новую Землю и Новое Небо, когда мы просто сами не сможем уже жить так, как жили, когда мы начнём иначе мыслить, иначе себя ощущать, иначе относиться к себе и к друг другу, когда нам приоткроются конкретные проявления божественного единства всего сотворённого свяше мира. Мы с вами стоим на пороге великой эпохи в эволюции жизни и сознания, на пороге НОВОЙ ЖИЗНИ, новой парадигмы мира.

Завеса между материей и сознанием становится всё более тонкой и проницаемой. Мы находимся сейчас в фазе перехода между четвёртой и пятой мировыми эпохами, который несёт с собой не только преобразование физического тела Земли, но и грандиозное преображение всего человеческого сознания через армагеддон и последующее перевозрождение на более высоком уровне эволюции сущего.

Четырёхсотлетней парадигме нынешней цивилизации, похоже, пришёл конец. Без радикальной перестройки и оперативной корректировки мировых практик вероятность того, что человеческий вид в  нынешнем своём виде скоро прикажет долго жить, как это не раз уже случалось со многими другими видами живых существ, весьма велика. По авторитетному мнению учёного-юнгианца Эдварда Эдингера, мы переживапем сейчас «архетип Апокалипсиса«.

Формула «самсара равна нирване» подразумевает общий когнитивный сдвиг, вследствие которого явленный мир становится проницаемым благодаря высшей мудрости. Явления и предметы больше не рассматриваются по отдельности, как некие замкнутые реальности, — а вместо этого всё видится высшим целокупным единством. Реальность — это следствие нашего личного восприятия, пусть даже всё вроде бы выглядит внешне совсем не так и даже совсем наоборот. Уж если самсара — это нирвана, то значит, всё всегда происходит так, как и должно происходить, ибо было заведомо закольцовано бесконечном числом обратных связей вне времён и пространств, то есть во всех измерениях сразу и навек.

Социальный капитал интернета мог бы стать основой новой общественной парадигмы и партнёрской инфраструктуры, позволяющей идеально координировать природные ресурсы и рабочую силу в случае сокрушительной глобальной катастрофы, а также способствовать созданию новых институций, помогающих нашей трансформации в новое человечество, носителя новой космопланетарной культуры.

Интернет-технологи уже разработали протоколы новой тайной сети, сочетающей в себе ориентированное на пользователя профилирование, операционную совместимость данных и стандарты открытости. Подобная сеть поможет идейно родственным организациям и партнёрам делиться необходимой информацией на более глубоком (высоком) уровне, поощрять прозрачность, стимулировать не мегакорпорации, а отдельных людей, а также поддерживать развитие местных и виртуальных сообществ, основанных на совместном использовании ресурсов и конкретных интересах.

Однако наступающий экологический и космопланетрный кризис вынудит человечество совершить квантовый скачок и вовсе на нематериальный план бытия, где не будет никаких привычных нам материальных технологий, взамен которых в жизнь широко войдут технологии энергоинформационные, экстрасенсорные — своего рода духовно-психологический интернет. Изобилие древних и новых целительских и преображающих модальностей, основанных  на использовании тонких, сверхвысокочастотных энергий (ци, праны, эфирных потоков и т.д.), может подвести нас к иным способам реализации сознания, которые уже очень скоро получат техническое применение. Не исключено, что «эсхатон», или «сингулярность»,  теоретически предсказанный Теренсом Маккеной, и есть тот самый синтез разума, квантовой механики и материальных технологий, который ожидает нас в ближайшем будущем.

Как бы там ни было, самые разные источники свидетельствуют о том, что мы живём в необычное время и что в промежутке между 2012-2014 годами произойдут поистине эпохальные перемены, что приведут нас к новой эре, НОВОЙ ЖИЗНИ. В итоге резкого эволюционного рывка возникнет такой мир, который будет устроен по совсем иным законам, чем прежде.

Атлантида погибла в результате смещения полюсов Земли, что совершается примерно за двадцать часов. Но весь процесс длится три с половиной дня. И, возможно, нам всем предстоит пережить грядущие страшные потрясения, когда целые береговые куски США, Великобритании, Испании, Чили, Швеции, Индии, Японии, России будут откалываться от своих материковых плит и погружаться в океан. Но это будет лишь первым знаком немыслимых глобальных бедствий. Хотя, возможно, ничего такого уж явно катастрофического и не будет. Скорее всего, однажды утром вы проснётесь как обычно, а уже перед заходом солнца окажетесь пустоголовым младенцем в совершенно иных обстоятельствах НОВОЙ ЖИЗНИ.

В «Изумрудных Скрижалях» Гермеса Трисмегиста сказано, что каждый раз, когда мы проходим через прецессию равноденствий и полюса планеты смещаются, мы в течение трёх с половиной дней проходим через пространство пустоты. Майя описывают Пустоту в «Троанском кодексе». В каком-то месте повествования три с половиной камня закрашиваются в чёрный цвет. Это относится к тому времени, когда мы вступаем в то, что теперь называется электромагнитной нулевой зоной. В ходе смещения полюсов возникает феномен, когда на три с половиной дня мы оказываемся в темноте (на самом деле это может быть где-то от двух до четырёх дней). По крайней мере, когда погибала Атлантида, это длилось ровно три с половиной дня… Это не просто темнота — это некое мировое замирание, великое ничто, когда вы и Бог — это будет новое целокупное единство, «пребывающее» вне времени и пространства. Магнитное поле нашей памяти будет стёрто, память наша обнулится. Всё, что мы знали, помнили, умели и любили будет в нас бесследно сожжено, будто могучий удар молнии поразит наш мозг… Выжившим — диким, всё забывшим — представителям человеческого рода придётся начинать всё сначала. Строить НОВУЮ ЖИЗНЬ человечества на измочаленно-одичавшей планете. Однако некоторые из нас, наиболее подготовленные к высшим вибрациям, пройдя через Великую Пустоту, исчезнут своим прежним телом из нашего измерения, чтобы появиться уже в новом, более тонком теле в плане более высокого измерения.

Нет такой вещи, как смерть, а есть  просто разные состояния существования. Это напоминает разные агрегатные состояния воды, которая может пребывать в твёрдом, жидком и газообразном состоянии, не переставая при этом быть водой.

Никакие приготовления на физическом плане не помогут нам на уровне более высоких измерений. Успешное продвижение в высших мирах зависит от нашего духовного осознания и нашего характера.

За пять-шесть часов до великого перехода начнутся странные явления. Прежнее и новое измерения, накладываясь друг на друга, породят странные эффекты. Вы, допустим,  можете сидеть у себя дома и вдруг перед вами возникнет нечто необъяснимое  для вашего сознания, какой-нибудь объект из четвёртого, грядущего измерения, что не вписывается в ваше понимание реальности. Вы вдруг увидите цвета и формы, которых никогда прежде не видели и не могли видеть… Ни в коем случае не прикасайтесь к этим объектам, ибо  ваши вибрации ещё настолько сильно отличаются друг от друга, что, прикоснувшись к ним, вы тут же, слишком для вас резко, без необходимой в таком случае периода постепенной адаптации, будете втянуты в четвёртое измерение, что может вас попросту моментально погубить.

Увидев начало великого перехода, не волнуйтесь, успокойтесь. Если вы будете бдительны и осторожны, верховные силы не бросят вас на произвол неумолимой судьбы. Наслаждайтесь чудесами наблюдаемых вами преобразований, станьте ребёнком, доверяющий царящей вокруг всеобщей мировой любви. Отдайтесь энергии божественного всеприятия.

После парения в пустоте и темноте трёх дней или около того на каком-то уровне вашего существования вам может показаться, что прошла уже тысяча лет. Потом в единый миг и совсем для вас неожиданно весь ваш мир взрывается сияющим белым светом.  Он будет столь ослепительным, что ваши глаза не скоро к нему привыкнут. Вы снова станете маленьким доверчивым ребёнком. Именно тогда для вас начнётся настоящая НОВАЯ ЖИЗНЬ. Потом вы увидите новые цвета и новые формы, материя вашего тела изменится, но вы этого не заметите, так как это можно нагляднее всего увидеть из третьего измерения (хотя в его ракурсе вы будете практически бесплотны). Вы будете ощущать себя тело, но вы будете мощнейшим духом, который будет управлять реальностью посредстовм своих мыслей, своих желаний. Вы должны сконцентрироваться на происходящих переменах своим новым сознанием, ибо от этого будет зависеть ваша будущая жизнь и судьба в новом мире. Тому, кто начинал готовиться к этому переходу ещё раньше, в своей прежней земной жизни, будет не так трудно совершить этот переход, чем всем остальным, тем, кто высокомерно насмехался над теми просвещёнными носителями высших знаний, которые призывали к бдительной готовности к эпохальным переменам и к необходимой для таких перемен духовной работе. Если вы были подготовлены, вы безболезненно преодолеете промежуточный кризис и вас возьмёт в свои блаженные объятия НОВАЯ ЖИЗНЬ, жизнь высшего, четвёртого измерения, где вашим телом станет сияющее тело великого света.

Ноябрь 7

Медитация «Весь мир пропал» — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Представьте, что мир вокруг вас начисто исчез. Закрыв глаза, загляните вглубь себя. Там, внутри вас, единственная реальность, оставшаяся в мире после его исчезновения. Смотрите, смотрите, смотрите в неё, спокойно, проницательно и глубоко, бесстрастно и беспристрастно, смотрите в это месиво ваших застарелых желаний, обид, треволнений, житейских забот, в это болото гордыни и суетных конвульсий века сего, в эту кашу тоски и надрыва, напрасных метаний душевных меж навязанных вам извне надежд и мечтаний дурацких…

Смело ныряйте в это издёрганное болото, пропадайте в нём пропадом со всеми своими потрохами, отстранённо наблюдая, как этот искусственно надуманный вашим умишкой клубок искусственных хотений и мотиваций, душевных страданий и сгустков горя исчезает, распадается  у вас на глазах — и больше не властно над вами. То, чему вы прежде придавали слишком большое значение, оказалось сущей ерундой, умозрительной пустышкой, мешающей вам быть по-настоящему лёгким и свободным, как воздушный шарик… Стоило лишь вглядеться внимательно и бесстрашно в подоплёку своих изо дня в день накапливающихся обид и разочарований, неразрешимых, казалось бы, задач и долгов, мучений и страхов, и все они с лёгкостью сходят на нет, ведь все их придумал ваш ум хитроловкий, у которого одна цель — через ваши привязанности привязать вас к вашей привычной «зоне комфорта»: ваши застарелые привязанности — это ржавая цепь, а ваш закосневший умишко — это чугунная гиря, намертво притороченная сей цепью к вашим затёкшим вконец конечностям…

Грязное и вонючее месиво ваших внутренних ментальных залежей, вашей внутренней помойки расступается, распадается и исчезает в никуда, уступая место жгучему свету, что струится оттуда — из сокровенных глубин, обиталища самой истины и высшего смысла — и заливает вас всё больше и больше: вы свободны, этот свет глубин освободил вас из смердящего заточения в кромешных миазмах вашего умственного эго, он так выжигает собой всё ваше внутреннее дерьмо и так проникает в каждую клеточку вашего тела, что вы сами становитесь этим светом. Он и вы — одной крови! Он, этот вселенский свет, конец и начало, альфа и омега мира, смысл, прана и правда жизни открывает вам новые перспективы!

И вот болото вашей прошлой унылой жизни наконец осталось позади, оно высохло и сгорело в лучах вселенского солнца, путь к которому вы обнаружили в ваших собственных сокровенных глубинах. Теперь внутри у вас — сухо и светло.

Теперь, когда вы откроете глаза, вы обнаружите, что внешний ваш мир изменился так же, как и внутренний, — он уже — будто омытый ключевой водой или горным рассветом… Всё былое ушло — всё теперь новое, новая земля и новое небо. Начните теперь вашу жизнь сначала — с чистого листа — в этом свете вашего освобождения от прежних долгов и привязанностей. Вы обрели свой внутренний свет: не забывайте о нём никогда — и светитесь им изнутри всегда и везде!

Октябрь 30

Свет и мрак познания [7.08.1999 (437-441)] — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Свет и мрак познания

Вооружившись словами и понятиями, всяк создаёт свою теорийку под себя, под свой природно-культурный склад (мемориал, музей, погреб, запасник, загашник и т.д.) подводя оправдания задним числом, post factum. Всяк, отвечая требованиям своего психосоматического устройства, представляет нам своё самобытное видение мира, и всяк несёт нам свою правоту — все правды хороши (а также и плохи), выбирай на вкус! А можешь ведь и сам слепить себе свою искусственную правдочку, аки Бог слепил из праха ветхого и краснокожего Адама для Своего кукольного театрика, для человеческой Своей комедии-вертопрахии…

Чем человек по своему внутреннему складу беднее, слабее, беспомощней и трусливее, тем настоятельней его потребность во внеположных ему складах (мемориалах, музеях, погребах, запасниках, загашниках и т.д.), во внешних опорах-костылях — в социуме, в культуре. «Убогий» (он только так думает, что он убогий), «частичный» (он только так думает, что он частичный), «недоделанный» (он только так думает, что он недоделанный) человек ищет снаружи чем бы укрепить и довосполнить себя до системного целого — умозрительно, лишь умозрительно ищёт: и посему неизбежно отягощён поневоле им самим надуманной экзистенциальной виной и легко управляем внешними структурами, к которым он обращается за помощью.

Человек же, одарённый целостным осознанием собственной целостности, самодостаточен в ней вполне и в самом себе может отыскать ответы на любые свои вопросы. Такой человек не отягощён умозрительным бессилием (как и умозрительным всесилием) и управлять им, эксплуатировать его непросто — голыми руками его не возьмёшь, хотя он простодушно открыт и по-настоящему, искренне беззащитен, но с ним почему-то никто ничего не может поделать, ибо твёрдость и сила его принадлежат не ему, а спонтанно проявляющейся в нём целостности жизни: потому зачастую и называют его имморалистом, белой вороной, выродком, юродом, сумасшедшим и больным. А он беспечен и здоров, беспечален и живуч, не скулит, никого ни о чём не просит и не простирает руки к небесам с жалобным возопением: «Господи, Вседержитель, помоги, научи, исцели, дай, подари, ниспошли, искупи!..»

Ретроспективно-исторически обусловленная культура, культура человеческой и общечеловеческой памяти (склада, мемориала, колумбария, музея, погреба, чердака, чулана, запасника, загашника, багажника, архива, банка, братской могилы и т.д.) в изобилии подсовывает человеку навсегда прошедший опыт навсегда прошедших времён со всем сонмом его рекультивируемых страхов, которые сводятся к главному страху — страху смерти.

Реализуя себя во вневременной тотальности ненарочитой, непроизвольной жизни, сильный человек не боится смерти, а значит и жизни, что позволяет ему с лёгким сердцем, то есть ненадуманно, переносить любые передряги судьбы и без всякого усилия, то есть ненароком, миновать пустую суету и рабское лицемерие егозливых моралистов, подсознательно заворожённых могуществом всесокрушающей смерти.

Каждый человек дан себе со своей интенциональностью, комплексом противоречивых склонностей, привязанностей, привычек, мощных слабостей, слабых поползновений облагодетельствовать род человеческий, здоровых и болезненных сил, нарождающихся и отмирающих структур и т.д. — некоторые из этих сил и структур становятся доминирующими в доступных им областях либо на относительно более длинный, либо на более короткий период времени, и всё это неизбежно сопровождается внутренней борьбой мотивов, каждый из которых несёт с собой свою правоту, но — приходится выбирать, когда более, когда менее сознательно.

Можно учить человека, можно советовать ему что, когда и как делать и поступать, можно учиться и выслушивать бесчисленные советы, но, по большому счёту, это всё достаточно бесполезно и бессмысленно, хотя иногда не так уж вроде бы и бесполезно…

Вот вам четыре мыслителя — Б.Паскаль, С.Киркегор, Ф.Ницше, М.Монтень: все четверо были поражены более или менее серьёзными физическими (и не только физическими) недугами и так или иначе пытались преодолеть (сублимировать) их своим мыслительным творчеством. Первому это удалось хуже — трагичнее, мрачнее — всех остальных, а последнему лучше — веселее, светлее — всех остальных. Второму — лучше первого, но хуже третьего; третьему — лучше второго, но хуже четвёртого…

Каждый из них внёс свой неизгладимый и сугубо самобытный вклад в мировую культуру. Каждый из них имел свои врождённые и приобретённые свойства, каждый из них претерпел в жизни свой внутренний и внешний опыт — и всё это так или иначе отразилось на их творениях, каждое из которых, помимо общепознавательного интереса, интересно нам по-своему — по-разному.

Но когда нас припрут к стенке наши собственные обстоятельства и непосредственно потребуют от нас принятия непосредственных решений, мы, пожалуй что, и не вспомним о чужом опыте, каким бы поучительным он ни был, а будем, скорее всего, исходить из своего, а то и возьмём эти решения с потолка — со своего потолка. Когда жизнь берёт нас за глотку, нам(ежели есть время и место) глубоко наплевать на мнения и рекомендации великих людей — всех, вместе взятых, и каждого в отдельности, — тогда мы исходим из наших собственных суверенных обстоятельств и непосредственного выбора нашей самостийной природы.

Жизнь — это большая чехарда, но — тем и интересна.

Не будь смерти, мы спали бы на ходу, лень наша была бы беспредельной — спешить-то ведь некуда, — мы были бы аморфны и безлики, тоска и скука смертная (но теперь уже бессмертная) заела бы нас вконец, после чего мы настолько бы возненавидели сами себя, что все свои усилия и возможности бросили бы на то, чтобы любым способом покончить с этой жизнью раз и навсегда. Поэтому — да здравствует смерть! Благодаря ей, родимой, мы можем что-нибудь совершить вполне конкретно и чётко очерченное, можем выплеснуться однажды чем-то поистине уникальным и ярким, мы можем в конце концов стать (встать!) и быть (и сбыться!) самими собой — «от сих до сих!»

Да здравствует мрак! Благодаря ему мы можем радоваться свету, когда он к нам наконец снизойдёт, а ежели не снизойдёт, мы сами его сочиним, изобретём, сконструируем и подарим людям, чтобы и они порадовались, чтобы и они узнали счастье, которое возможно только потому, что оно не вечно, а то и более того — мимолётно, случайно и зыбко, ускользает из рук, словно рыбка…

Познание со всеми его атрибутами и акциденциями — главный наш друг и главный наш враг: порождая всё новые степени нашей свободы, оно с неизбежностью порождает и новые страдания, проблемы, тупики, которые чуть ли не сводят на нет обретённые им возможности.

Впрочем, во все времена людям было свойственно подобным образом пенять на судьбу: что им ни дай, всё им мало и всё не так, как бы они хотели, но если спросить у них чего же они действительно хотят, они вряд ли скажут вам на это что-нибудь достойное серьёзного внимания, а если и скажут, то это мало что значит, ибо если завтра они получат то, о чём страстно и больше всего на свете мечтали вчера, они очень быстро привыкнут к этому дару судьбы, который тут же станет заурядной деталью их повседневного быта, а сии неуёмные мечтатели снова примутся ныть и канючить, но уже совсем по другому поводу — за ним-то уж дело не станет…

Познание чревато эффектом сороконожки, что, слишком озаботившись осознанием диковинных особенностей движения каждой из своих многочисленных ножек, разучилась ходить.

Знание — орудие обоюдоострое: с одной стороны, полезно, с другой, опасно, с одной стороны, свобода, с другой — тюрьма, клетка, хотя, может даже, и золотая…

Октябрь 22

Преображённая энергия зла [29.07.1999 (360-364)] — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Кажется, мы снова начинаем спиральное восхождение, ортогонально проецируя на уровень наступающего эона начало XVIII и в то же время начало XX веков… Хотя человечество движется в чересчур многих и слишком разных направлениях одновременно, ввиду чего всякое их прогнозирование — дело довольно зыбкое и неблагодарное.

«…свет обитает с Ним» (Дан., 2:22).

Человек, может быть, такой же переходно-промежуточный, экспериментальный организм, как гриб, который по способу питания есть одновременно и животное, и растение, или, может быть, такой же, как лишайник (ещё лучше!), который по способу питания и животное, и растение, и паразит… Лишайников существует несколько тысяч видов, живут они тысячи лет и, может, даже более нужны биосфере земли, чем деревья…

В 20-ых годах В.И.Вернадский категорически заявил, что человек есть автотрофное существо, то есть, грубо говоря, растение, фантастическая фабрика по синтезированию великого множества химических веществ, питающаяся химическими соками жизни, приправленными энергией благодатного солнца, поэтому, мол, незачем человеку глотать разные там сомнительные тушки бедных животных и плоды растений, то бишь продукцию животноводства и растениеводства, каковую ещё предварительно с неимоверным трудом приходится выращивать в полях и на фермах. Можно, мол, сразу напрямую питаться готовыми, то есть заранее синтезированными на химических предприятиях соединениями (пока человек ещё сам не научился пользоваться своим собственным внутренним синтезатором) — ЖКТ оказывается при этом ненужным, и огромная энергия, затрачиваемая обычно на переработку и усвоение продуктов питания, высвободится тогда для значительного роста духовно-интеллектуальной деятельности человека. Каково?! Может, и получится тогда из нас искомое тело духовное, soma pneumaticos?

Во все века сетовали на неизменную неисправимость человека… Но если взять сравнительно большие отрезки истории, хотя бы, например, по 500, а то и по 1000 лет, и сравнить характерные черты человека одного отрезка с характерными чертами человека другого отрезка, то окажется, что с течением истории Homo sapiens всё-таки очень сильно в чём-то изменяется — с одной стороны, в лучшем, а с другой стороны, в худшем направлении.

С наступлением очередного века одни и те же коренные вопросы и проблемы встают перед человечеством, но на новом спиральном уровне облеплены они уже новыми коннотациями и акциденциями, хотя теперь иногда кажется, будто эта эволюционная спираль устремляется вовсе даже не ввысь, а куда-то сильно, сильно вбок и время от времени западает даже вниз, подобно тому, как время от времени клюёт осовелым носом задремавший на стуле пьянчужка…

Свет и тьма врождены человеку сызначала (так же врождены, как и основополагающие знаки и смыслы, архетипы). Но по результирующей своей природе люди бывают либо более светлыми, либо более тёмными.

«Светлым» незачем вымучивать, выкаблучивать, искорёживать себя ни для Бога, ни для чего бы то ни было ещё, они естественны, органичны и легки как пушинки…

«Тёмные» же мрачны, насуплены, гневливы, неестественны, обидчивы, внутренне надломлены, придавлены к земле грузом телесных потреб, тщеславны, мстительны и лицемерны…

Иные «светлые» кажутся внешне «тёмными», иные «тёмные» — «светлыми»…

«Святость — это преображённая энергия зла» (Ф.Б.Шеллинг).

Октябрь 20

Бог не фраер [27.07.1999 (337-351)] — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Бог не фраер

…Узнал бы Ф.Ницше Православие, иначе бы заговорил…

Слюнтяйство декаданса
                                               возненавидел он,
                                               упадочность романса,
                                               бесформенный меон…

Будучи совершенно свободным от мира, Бог Благодатью Света Своего нездешнего с ним, с нами связан: но связан не так уж просто и явно — а связан лишь тогда, когда мы своим духом способны эту связь воспринять, усилить, овременить и распространить. Это есть принципиально двусторонняя связь. Хотя без нашего участия она всё равно существует, но существует неузнанной, неопознанной, неактуализированной, то есть так, будто её и нет вовсе… Поэтому в бытии это целиком наша связь, ибо способы, инструменты, языки для этой связи у нас и у Бога — разные (у нас бытийные, у Бога внебытийные).

В Откровении человек открывается, разоблачается, распахивается и перерождается пред Светом Благодати Божией, отбрасывает от себя мусорные завалы века сего, обнажает горе своё сердце, которое вдруг обновлённо вспыхивает в этом благодатном Свете, — вот тогда-то человек и обнаруживает, распознаёт в себе и вне себя золотую нить этой своей связи с Творцом Небесным, Которого логически и онтологически нет здесь, в этом мире, и именно поэтому, вопреки бытию и небытию и помимо них, Он в сердце нашем изнутри — горит!

Откровение — это реальное чудо, которого по земным меркам не может быть, поэтому оно, по тем же меркам, есть иллюзия.

Изначально Бог творит из абсолютного Ничто относительное, ещё бесформенное и неопределённое, Нечто (из укона — меон), из которого дополнительным «да будет!» творит уже (но не буквально Сам, а посредством спонтанного развёртывания порождённых Им потенциальных идей-волевых актов) новые — наши — формосущностные конкретности, каковые, в свою очередь, тоже не стоят на месте, не застывают раз и навсегда, а на своём иерархическом уровне продолжают творение Божье согласно Свету и Промыслу.

…П.Флоренский пишет, что католичество — вера, по преимуществу, зрительная, а протестантство — слуховая и что, мол, Православная Церковь оба эти восприятия в себе органично объединяет…

Католичество, боясь еретического инакомыслия и потери церковного единства, требует от своих подданных беспрекословного повиновения. Протестантство же, боясь потерять интеллектуальную свободу, предоставляет своим приверженцам одну только Библию и ничего кроме Библии как голого текста с набором умных фраз, которые каждый волен трактовать как хочет и на основе которых каждый волен верить как сможет.

Католичество даёт церковное единство, но — лишает интеллектуальной свободы. Протестантство даёт интеллектуальную свободу, но — лишает церковного единства.

Православная же Церковь предполагает соборность как органическое сочетание церковного единства и интеллектуальной свободы на основе духовно-мистической любви к Богу, к Его истине и всем Его созданиям.

Живой, реальный и полнокровный синтез всех антиномий, земли и небес, пути горе и пути долу — вот что в единстве любви и свободы даёт (в идеале) Православная Церковь.

Всё, чем мы живём, содеяно по воле Божьей, но Богу нет до нас никакого дела, а если и есть, то вовсе не в нашем, человеческом, смысле, совсем не в нашем…

Элементы славянского и русского язычества, органично подстилавшие развитие национального характера, нашли своё своеобразное Софийное проявление в русском Православии…

Бога здесь нет, но есть Его преображающий фаворский Свет, Свет Святого Духа, Который невидим и неведом, пока мы, высшие творенья Божьи, немы, слепы и глухи, пока мы завалены мусором греховных страстей и устремлений, пока не готовы встретить Его во всеоружии безоружного, обнажённого сердца, омытого вышней Любовью, и — прозреть…

Встреча может и не состояться, но от нас требуется одно — готовность к ней…

Мысль, чтобы двигаться, жить, требует аналитического разделения, элементирования и поляризационного расчленения объекта — дедуцировать ей, скальпелем заострившись, органичнее, то есть посредством лишь одного разума она, собственно, ни на что иное и не способна: чтобы индуцировать, обобщать, ей, по меньшей мере, не обойтись без подключения интуиции, а интуиция волей-неволей выводит её на религиозные рельсы… Поэтому учёный-позитивист чувствует себя в своей тарелке только тогда, когда раздирает алгеброй гармонию нераздираемого единства…

Бог ведь, по сути, раскрыл Себя нам, сотворив нас со всею природою нашей: невероятно чудесное совершенство, явная (прозрительными временами явная) телеологичность и целесообразность всего нашего мира будто подсказывают нам, что ведь это всё неспроста, что Богу это всё было, есть и будет очень нужно. Мы — Божья нужда, надежда и Божье Откровение. Бог содеял нас сверхвременными и сверхпространственными деятелями, способными творить собственную разумную реальность… А когда мы стали забывать о Нём и о своих божественных возможностях и долгах, Он послал к нам на распятие Сына Своего Единородного, именем Которого мы созидаем уже здесь, на земле модель Царства Божия — Церковь Иисуса Христа…

Нужда Создателя в творении — спонтанна, бескорыстна, безначальна, непринуждённа и вольготна, как всякое творчество. Но всякий настоящий художник знает, что подлинное творение, созидаясь, само уже себя творит — София, мировая душа (Логос) водит рукою художника, развёртывая отпущенную на волю пружину идейно-безумного потенциала. И вот картина написана — присутствует в ней художник или нет? И да, и нет: материально, реально — нет; духовно, мистически — да. Степень этого присутствия зависит от слагаемых, производных сего творения (произведения) — от силы замысла и вдохновения, от инструментов и материалов (кистей, красок, холста и т.д.) и прочих сопроводительных условий, но также и от зрителя и оценщика (критика, галерейщика), каковые суть сотворцы творения сего… Художник прощается со своей картиной, — и она начинает свою самостоятельную жизнь. В Лувре повесили Леонардову «Джоконду», и она преобразила и продолжает преображать и Лувр, и его посетителей — она живёт и творит, будучи однажды сама сотворённой… Вот так и мы… Возможности наши суть божественные, а точнее богоподобные, возможности, подаренные нам свыше просто так, но чаще всего мы наплевательски, без должного уважения к ним относимся: мы заданы себе на подержание для неустанного, неусыпного воплощения собственного творчества, собственного света — в этом наше богоподобие…

Не надо человека сужать — он потому и человек, что нечеловечески (богоподобно) широк. Вот только он и без того сам себя то и дело сужает. И падшесть его здешняя, скрижалями удостоверенная, стреноживает его и корёжит жестоко… А в искорёженном сознании человека божественное то и дело мешается с дьявольским — и образуется дичайшая каша, месиво, производящее тьму ценою Света. Смирение смиренью рознь. Тупорылый фатум Провидению и Промыслу Божьему рознь.

Греховная падшесть — это безвольное подчинение всякой контингентной внешней и внутренней силе, морок творческого бессилия, жалкое смирение пред плоским детерминизмом века сего, душное духовное рабство, «обморок свободы» (по выражению С.Киркегора).

Православие по самой своей природе требует интуитивного творчества (реализуемого на пересечении интуиции интеллектуальной, чувственной и мистической), основанного на неразрывном качественном двуединстве трансцендентного и имманентного.

Мы потому и можем переживать свою богооставленность столь остро и мучительно, что мы и вправду оставлены Богом здесь, в этом мире на собственное — богоподобное — попечение. Однако лишь только мы начинаем это своё дремлющее до поры богоподобное творчески воплощать, осуществлять, тяжкое чувство богооставленности нас покидает. Вот и всё.

…Впрочем, одинаковое Спасение достойных и недостойных, верных и неверных, святых и грешников в Царстве Божием вовсе не абсурдно: милость Божья больше, всеохватней, сильнее и непостижимей милости всякого земного суда… А чтобы гневаться и карать, жечь и пытать, для этого не надо быть Богом, для этого достаточно быть только человеком, до к тому же ещё мстительным, злобным садистом…

Октябрь 18

Таинство истины [24-25.07.1999 (324-331)] — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Таинство истины

Познание, может быть и не впрямую, связано также и с игрой, которая предполагает любопытство, интерес, феноменологическую неожиданность открытия дотоле неведомых сторон и качеств изучаемого объекта или явления, творческую перекомбинацию, перетасовку элементов, деталей и связей сего объекта или явления, а в результате креативный, демиургический эффект, достигаемый моделированием герметически самодостаточных миров в пределах условий-законов данной игры.

Что есть вожделение, похоть? — желание обладать тем, что приводит к телесно-психическим удовольствиям.

Что есть желание вечной жизни? — желание вечного обладания если не телесно-психическими, то хоть какими-нибудь удовольствиями, сходными с тем привычным удовольствием, каким является прежде всего сам факт осознания нашего конкретно-чувственного «Я», а потом и всей нашей (пусть и не слишком конкретной) чувственной самости.

Инстинктивное желание обмануть, остановить, застолбить и ухайдокать вечное движение вечно изменчивой жизни есть инстинкт культуры — элементарный фактор эволюции животного мира.

«Царство Божие силой берётся», — но какой силой? Тою ли бычьей физической силой, что определяется неусыпной заботой о своём сугубо телесном здоровье? Нет.

Тою ли изворотливо-расчётливой силой ума, с какой, например, Б.Паскаль ставит своё «пари на Бога», демонстрирующее вероятностно-логическую выгоду веры в Господа нашего, Невероятного и Алогичного? Нет.

Тою ли силою самоподавления, самоуничижения и рабской покорности, что определяется явным недостатком если не физического, то психического и умственного здоровья? Нет.

Тою ли душевною силой доброхотной чувствительности, на которой во многом основано снисходительное милосердие к братьям и сёстрам по нашей здешней, земной жизни? Нет.

Тою ли силой незримого духа, ясного духа, вольготного духа, что здесь и не здесь, в нас и не в нас, везде и нигде, что нас пробуждает, побуждает, вдохновляет и для жизни, и для смерти, и для земли, и для неба, и для служения, и для творчества, и для ума, и для безумия, и для действия, и для бездействия, и для силы, и для слабости, и для милости, и для немилости, и для друга, и для врага, и для крохотной субатомной частицы, и для всей вселенной, и для мельчайшего мгновения, и для вечности безмерной, где нас когда-нибудь не будет никогда? Да.

Адамово грехопадение есть ведь не просто обретённое им различение добра и зла, не само по себе рационалистическое мышление, а окончательная на нём остановка, конечное им, этим односторонним мышлением, удовлетворение.

Поэтому демонстративно благообразный Л.Толстой со своей плоско-рационалистической этикой более грешник, чем кощунственный, изменчивый, непоследовательный, противоречивый и отчаянно мятущийся в своей безумной жажде прорыва к сверхчеловеческому (трансцендентальному) Ф.Ницше. Или Ф.Достоевский. Или С.Киркегор. Или Л.Шестов…

Но и вся нынешняя так называемая строгая наука с её непоколебимой приверженностью формальной логистике и узкоспециальным ограничениям есть порождение ехидны и геенны огненной: если специалист по желудку будет лечить больной желудок без учёта сложнейших жизненных взаимодействий всех прочих органов и всего организма в целом, сей специалист есть злейший враг сему организму, а значит и самому желудку, а в результате и самому себе, ибо своими благими, но узкоаналитическими намерениями мостит себе и нам дорогу в ад…

Устранившись от таинства, Л.Толстой устранился от постижения непостижимого Духа, устранился от Света той чудовищно безмерной Любви, что помимо безмерной радости включает в себя и безмерный ужас бездонной тьмы, устранился от Того, Который безжалостно и беззащитно открыт абсолютно всему и всем, отказался от жутко нездешнего и без-умно безмерного Бога ради успокоительно-плоской и занудно-дидактической морали раба и унылого пацифиста, ради элементарного демократизма и социального гуманизма.

Л.Толстой считал, что христианство есть учение о добре и зле, и в этом его главное заблуждение: оно и не учение, и не о добре и зле (хотя в том числе и учение, в том числе и о добре и зле).

Истина включает в себя правоту не только человеческую, но и нечеловеческую: а посему и простить она может совсем не за то, за что мы ожидаем от неё милости, и покарать совсем не за то, за что мы ожидаем от неё наказания.

У справедливости планеты Земля и справедливости Солнечной системы разные резоны, хотя какие-то точки пересечения они, возможно, могут и иметь…

Грех есть противуприродный акт, — природа здесь имеется в виду не в своём привычном, утилитарно-экологическом, а  в самом что ни на есть широком, абсолютном смысле: пия на кухне чай, мы пьём его во всей вселенной, и не только чай, и не только мы…

Всё, абсолютно всё совершаемое нами либо органично вписывается в мировой континуум-контекст, в Литургию, в Евхаристию мира, либо не вписывается, либо консонирует с миром в его соборном, хоральном единстве, либо диссонирует… Вполне естественно, что мы не всегда способны это с полной достоверностью осознать, а потому и награду и кару получаем зачастую не тогда и не за то, когда и за что ожидаем…

Октябрь 9

Обретение Света [12.07.1999 (262-267)] — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Обретение Света

Кабирия, кто она — жалкая, наивная, глупая дурнушка («ни кожи-ни рожи»), неудачница, нищенка и проститутка без дома, семьи и надежды? — не-е-ет… Однако ведь это всё сказано как будто бы честно, правдиво, хоть и жестоко, но что, мол, поделаешь, правда бывает жестокой — ведь так? Так, да не так, внешняя, видимая, «телесная» правда ещё не вся правда, а значит — ложь, — считает Ф.Феллини, — и показывает нам и другую, наиважнейшую для человеческой судьбы часть жизни неудачницы Кабирии, ту величайшую часть, что делает её богатейшей наследницей дара сказочной Золушки, — дара чистого сердца и чистой души, которого оказались (и неспроста!) лишены и её импозантные соперницы, и богатые сеньоры, и прославленные церковники, что не узнав истинного своего спасения при жизни, не узнают его и потом (ежели будет это «потом»)…

В финальном своём проходе Кабирия, всё потеряв, всё обретает, когда будто бы случайно встречает живое тепло и добрую улыбку самых простых и обычных людей, как и она не имеющих ни власти, ни титулов, ни денег, но снова и снова, опять и опять преисполняющих её открытое сердце мудростью и силой, каких никому и никогда не сокрушить, каких не купишь ни за какие хитрости, ни за какие деньги…

Эти славные люди не унывают, они идут по жизни, приободряя себя и других неказистыми песенками сердца, — окружённая ими и ненарочитой их теплотой, Кабирия с глазами, переполненными слезами любви и надежды, тоже идёт и с печально-просветлённой то ли улыбкой, то ли гримасой (знаменитой улыбкой Д.Мазины — улыбкой «наоборот») слегка им кивает, то ли здороваясь, то ли благодаря, то ли узнавая — «да, да, это то, то самое, оно, оно, да»: она, будто бы всё потерявшая, говорит этой жизни «Да», и чистота и сила её маленького сердца обретают чистоту и силу человеческого и сверхчеловеческого Духа…

Всё великое, всё гениальное, всё истинное и подлинное основано на высшей простоте, но узки врата её, ибо высшая простота есть высшая точность. Но её не достигают специально — она приходит (если приходит) сама, если сложатся вдруг условия для её прихода, каковые устрояются естественным и лёгким устранением страхов, суеты и метаний, неумеренных желаний и страстей, которыми преисполнено большинство так называемых «цивилизованных» людей, органичным устранением тягостных долгов и болезненных зависимостей от чего бы то ни было и кого бы то ни было.

Всё это   предполагает решительное отстранение от того образа жизни, которым живёт большинство окружающих нас людей: поначалу это мучительно больно и способствует развитию комплекса изгойства, но ежели вовремя с ним справиться, дальнейший путь станет естественным и простым. Как ни странно, именно тогда начинается подлинное единение с матерью-природой, именно тогда начинает исчезать обычное чувство человеческого одиночества и сиротства, которое многие люди болезненно испытывают и в семье, и в дружеской компании, и в толпе единомышленников: все самые дикие и страшные преступления на земле совершаются толпами единомышленников, все социальные и политические структуры современных государств прилагают свои главные усилия к умножению именно таких единомысленных толп.

Чтобы услышать божественное в себе и достойно ему внять, не надо его искать, не надо его искусственно культивировать, не надо его касаться своими пока ещё грязными руками — надо всего лишь освободить его от завалов излишних вещей, психических комплексов и предубеждений, надо расчистить, демаскировать его от навязчивого мусора посторонних шумов и мельтешений хитроловкого ума.

Процесс познания себя — спокоен, долог и нетороплив.

Процесс познания себя есть процесс познания, уточнения утончённой духовной природы мира, в которой всё и вся едино, нераздельно, взаимосвязано и взаимозримо.

Процесс познания себя есть процесс своего освобождения от разрушительных, деструктивных  объятий современного социума, от привычек, навязанных неправильным воспитанием, семьёй и школой, примером жизни тех, кто хочет жить «как все», и включения — вечного возвращения — в лёгкое царство мировой природы, где нет ничего случайного, где всё — Благо и Свет.

Первый этап познания — уединение как освобождение.

Второй этап познания — углубление уединения как начало понимания себя и знаков судьбы и природы.

Третий этап познания — различение подлинного «хочу» от ложного «хочу», знаков Судьбы и Света от знаков хаоса и тьмы.

Четвёртый этап познания — окончательный выбор подлинного, миросозидательного «хочу» как высшей воли Судьбы и Света.

Кабирия была одна и покинута всеми, всем миром, а потом вдруг просто — раз! — и увидела, что не одна, что не покинута — вот и всё: ничего не изменилось, но — изменилось всё. В каждом из нас спрятан этот тайный тумблер, включающий нас, наше сознание в несвободную свободу мировой Структуры. Найди этот тумблер — и спасёшься. Но чтобы его найти, не надо искать специально — вымученно и нарочито.

Есть ложный, обходной и чреватый потерей себя нарочитый путь, путь не Света, а тьмы — через магию, оккультизм, психические фокусы.

Путь Света — путь ненавязчивого, естественного облегчения, опрощения и насущного упрощения, путь свободы.

Путь тьмы — путь суетного утяжеления, потворства страстям, путь пустопорожнего усложнения и хитроловкого зла, путь  в путы деструктивных зависимостей и лицемерных долгов.

Кабирия не занималась колдовством и столоверчением, а претерпев испытания жизни внешней, вещественной, оказалась вдруг доступной для включения в мир более глубинный и высший, мир Духа, из Которого несчастья мира ординарного не только не являются несчастьями, а наоборот — становятся дарами, приводящими к прозрению, но только для того, кто не потерял ещё чистоты сердца.

«Пострадать надобно, молодой человек», — говорил Ф.М.Достоевский начинающему литератору Д.С.Мережковскому…

Мы окружены вечностью со всех сторон, но слишком часто не можем (а не можем потому, что не очень-то и хотим) ею воспользоваться, а раз не можем, то растрачиваем все силы на воспоминания, бесплодные мечты, или утыкаемся в телевизор, высасывающий из нас энергию жизни, или отправляемся на концерт, на гулянку, вечеринку, в театр, в церковь, надеясь что-нибудь там найти для своей души, мечущейся в сооружённых нами же силках, но нет — всё остаётся по-прежнему.

Вечность — сегодня и здесь: возьми её, она твоя.

Ф.Ницше говорит о чрезмерной мрачности и безжалостной суровости христианства, сетует на угрозы Христа тому, кто не подчинится-де Его заветам и посмеет вдруг Его не возлюбить… И здесь Ницше указывает на буддизм, хваля его за более здоровую, весёлую, свободную и солнечную основу…

И в этой своей констатации Ницше, безусловно, прав.

Однако, во-первых, это есть, по сути, критика не сокровенного Христа и сердцевинного смысла христианства, а Христа церковно-догматизированного и христианства ортодоксально-утилитарного. А во-вторых, такой опытный и зрелый культуролог, как Ницше, мог бы догадаться о культурно-исторических, этногенетических и социально-географических причинах и этих различий двух великих мировых религий, и того, почему иудеи ожидали Мессию как легитимного царя, и о причинах того, почему сложившуюся к тому времени инерционность и неповоротливость иудейского народа с его устойчивой общинной структурой и традиционной недоверчивостью иначе, чем это сделал Иисус, сокрушить было попросту никак невозможно… Новый Завет — продукт в том числе и своего времени (так, кстати, считали и Л.Толстой, и Н.Бердяев).

Если сегодня явился бы к нам Христос, Его бы просто засмеяли: приверженность нынешних людей своему status cuo настолько необорима, что на угрозы Христа они не обратили бы ровно никакого внимания (тем более, мы за последние годы, а то и столетия, не раз уже слышали об угрозах конца света из уст новоявленных лжепророков и к угрозам подобного рода давно притерпелись), а особенно после тех дичайших испытаний, которые человечество пережило в ХХ веке, после многолетней «закалки» смертоубийственными боевиками, фильмами ужасов и телехроникой кровавых преступлений и войн. Кожа у теперешних людей так задубела, душа так заскорузла и выветрилась на потребы телес осовевших и мозгов закосневших, что чем их, таких самодовольно-«продвинутых», нынче проймёшь?!. Но если всё-таки кто-нибудь захочет кардинально поменять приоритеты нынешней цивилизации, то без отрезвляюще-встряхивающих угроз и освежающих мозги устрашений ему уж точно никак не обойтись.

Здоровым юмором, песнями и плясками духовной революции нынче не сделать (надо полагать, великий юморист М.М.Жванецкий оспаривать это утверждение не будет, хотя, вероятно, и скажет, что незачем силком тащить человечество к счастью, мы ведь в России только совсем недавно еле-еле начали очухиваться от подобной «тащиловки», нет, скажет он, хватит, поэкспериментировали, дайте наконец людям самим во всём, без этих царьков и вождей, разобраться, дайте им наконец мало-мальски обустроиться… Пока, добавит он ещё, Россия будет считать себя неповторимо особенной и необычайно духовной страной, она будет плавать на той же унылой поверхности, что и всегда, в том же диковатом и диковинном болоте, откуда ей в таком случае уже не выбраться, сколько бы она ни соперничала в этом безнадёжном предприятии с легендарным бароном Мюнхаузеном… Но тут бы свой голос в защиту самобытности русского народа возвысил самобытнейший академик А.М.Панченко: русский народ, может быть сказал бы он, слишком часто и долго били по рукам и водили по пустыням, аки водят своенравного быка за кольцо в носу, так что своё Православие он выстрадал и заслужил по праву, но только запутали его вконец этими эпохальными переворотами, заморочили голову, он и пожить-то по-человечески ни разу не попробовал, а теперь уж что, теперь уж, может быть, и поздно, потому что страной нынче правят блатные и блатную свою культуру вполне успешно внедряют в мозги очумевшего обывателя по всем своим телеканалам, глянцевым журналам и книжонкам ублюдочным, они ведь у них выходят миллионными тиражами, а мы вот в Пушкинском доме пытаемся издать ценнейшие разыскания по истории отечества российского, так это, оказывается, никому в отечестве этом уже и не нужно, вот до чего мы дожили… Кое-как наскребли у западных фондов на три тысячи экземпляров, западным фондам русская история, выходит, нужнее, позо-ор…)

Конечно, можно цепляться за слова, запальчиво нападать и критиканствовать, но в отношении какой бы то ни было, а тем более мировой, а стало быть универсалистской, религии это в конце концов неразумно и непродуктивно. Да и сетовать в сослагательном наклонении на что бы то ни было серьёзному философу негоже (пора бы нам уже отойти от «несерьёзного» Ф.Ницше, но больно уж задел он нас своим ехидным «Антихристом»).

Религиозный текст отвечает имманентным нуждам всего религиозного комплекса и от него неотделим, а мы выдираем его, этот текст, из своего генетического, во многом иррационального и ни к чему не сводимого контекста и начинаем судить-рядить о нём с позиций, во-первых, современных, а во-вторых, рациональных, что более чем некорректно, а уж о лихих кавалерийских наскоках и вообще говорить не приходится (но приходится, как видим).

Сентябрь 21

Бог — творец, а не каратель [16.05.1999 (138-139)] — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Бог — творец, а не каратель

Только тёмный, слабый и мнительный правитель может требовать от своих подданных беспрекословного, слепого подчинения и грозить им всевозможными напастями, ежели они посмеют усомниться в его богоданном могуществе.

Всевышний, ежели Он есть, вряд ли настолько же тёмен и глуп, как этот вполне земной и по-земному понятный правитель…

Человеку самому давно пора поставить себя на место: он и не сверхживотное, и не сверхчеловек. Человек — «культурное животное», животное со своим особенным языком и своими особенными, творческими, возможностями, свойственными его виду, а по сути — последней и честной сути — он просто другое животное, такое же другое, как кошка по отношению к воробью, или воробей по отношению к таракану: у каждого из этих животных свои языки и свои особенные возможности.

Август 31

Сузукар-8 (III.64-65) — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Кое-как ковыляя на ватных ногах, Сузукар вывалился из сонного душного царства Ёрмунганда и жадно хватал пересохшим ртом предутренний воздух бескрайнего, ничем не стесняемого, дола…

Справа, из-за озера Зерван, вырвался багровый, что-то новое и обнадёживающее сулящий, край огромного светила — начинался восход, — и Сузукар смахнул с себя последние лохмотья загробного сна. Ещё не понимая зачем, он побежал на конюшню, и скоро уже скакал к озеру Зерван, до которого было не больше пяти оргий…

Отпустив Архилоха, любовался восходом, который и вправду сулил, сулил на этот раз новые откровения, новые чудеса.

А с восходом здешней звезды и здешнее колдовское озеро разгоралось, пламенело, искрило и поигрывало бликами, зазывая навеки забыться — погрузиться в его утробные неподвижно-грузные глубины…

Не помня себя, заворожённый Сузукар присел у самой кромки лениво пошевеливающейся воды и, исходя непонятной истомой, медленно потянулся к ней правой своей рукой, и коснулся её, а потом и погрузил в неё почти всю руку, чуть не до самого плеча — блаженная прохлада нетерпеливо побежала по его разгорячённому телу… Застучав зубами, Сузукар в попытке овладеть собой и воспротивиться колдовской ласке по-звериному зарычал, с силой вырвал отяжелевшую руку из жадной пасти хищного озера, отполз немного назад и упал затылком на тёплый песок…

Глядел на протуберанцы пылающего неба.

Левый глаз затягивало сонной плёнкой — веко, медленно тяжелея, неумолимо закрывалось… И всё его тело, грозно грузнея, уже с силой вдавливалось в ещё не остывшую за ночь чашу берегового песка…

                                                                                                                                                         29.11.93 (18-25)

В Москве (да и в Питере тож) за последние годы образовалось (расплодилось) множество махоньких, узкополосных (редкоземельных, как сказал был Д.Ю.Цесельчук) галереек, философских, политических, пиитических, джаз- и рок-клубов, музыкальных гостиных, всевозможных студий, штудий и т.д. Не провозвестники ли это будущего ренессанса? А за бдительной Петровкой-38, прядая усищами, устроился рок-клуб «Белый таракан»…

Как-то мой старый сослуживец Санька Тананыхин подарил мне, как старому чифирщику, пачку грузинского чая, что несколько лет провалялась у него в кладовке… И вот, собравшись через несколько дней заварить свежего чайку, открываю я эту пачку, а из неё — фр-р-р! — выпрыгивает и разбегается в разные стороны добрый десяток совершенно диких прусаков (а в те годы во времянке, которую я снимал, тараканы у меня почему-то не водились, водились лишь милые книжные мышата).

Зря я, как выяснилось, посмеивался над Ч.Ломброзо. В русском издании газеты «Нью-Йорк таймс» (№22, 1993), которую мне недавно подарил небезызвестный читателю Иван Новицкий (по кличке «Мамонт самиздата»), помещена статья Натали Энджер «Божий дар в смирительной рубашке», где читаем: «Всё новые и новые исследования показывают, что люди искусства чаще страдают от необычайно резких перепадов настроения, и в частности, маниакальной и глубокой депрессией. <…> Как указывает д-р Кей редфилд Джеймисон в своей последней книге «Опалённые огнём: маниакально-депрессивные заболевания и художественный темперамент» <…>, вышедшей в издательстве Free Press, перечень художников, несомненно страдавших маниакально-депрессивными состояниями или глубокой депрессиейЮ похож на пантеон славы. Вот только некоторые имена из этого списка: лорд Байрон, Перси Биш Шелли, Герман Мелвилл, Роберт Шуман, Вирджиния Вульф, Сэмюэл Тейлор Колридж, Роберт Лоуэлл, Теодор Ретке. <…> Некоторые учёные предполагают, что поскольку страдающие маниакально-депрессивным психозом всегда мечутся на «биохимическом экспрессе» между эмоциональными крайностями, связи в их мозге оказываются более сложными, а сам мозг демонстрирует большую пластичность, чем мозг менее «подвижного» вида. Восприимчивость к новой информации может позволить лицам с душевными расстройствами соединять казалось бы несовместимые мысли и преобразовывать обыденное в необычайное, — а это и есть сущность художественного творчества».

Такие вот — синкретические — пироги.

                                                                                                                                                             29.11.93 (22-58)

Август 28

Судьба таракана-3 (III.58-59) — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Судьба таракана-3

Ну что ты будешь делать! — не внимая протестам тьмутараканской общественности, автор «Структуры таракана» продолжает изощряться в убиении моих бедных собратьев, да ещё смел, негодяй, поминать в своих писаниях святые заповеди Христа и непротивленца Льва Толстого.

Последняя его жертва — чёрный мягкий собрат, превращённый огромным шлёпанцем в мокрое место. Смысл и цель — всегда вне человека. «Пойди к муравью, ленивец, посмотри на действия его, и будь мудрым». (Притчи, 6:6)

Конечно, чёрный апостол был любопытен и в своём познании мира, вероятно, заходил слишком далеко, но разве только смерть была ему уделом, этот благородный санитар, может, сгрыз бы ещё на своём веку не одну тысячу хлебных крошек, оброненных тобою в извечной твоей суете, человек, жестокое четвероногое чудище и т.д.

Мы, тараканы, суть природа в чистом виде, а, как сказал один человеческий мудрец*, «природа всегда рождает законы гораздо более справедливые, чем те, которые придумываем мы» (т.е. вы — человеки). Таракан простодушен и чист, ибо его структура проста и очевидна. Но в этом-то и тайна (как и тайна атома, как и тайна вакуума, как и тайна горчичного зерна). Своей природной, хоть и неведомой нам (и вам), очевидностью таракан — прекрасен.

Засим — цулую. Ваш Мафусаил.

                                                                                                                                                      27.11.93 (00-28)

Некая (конечно, сегодняшней особиной опосредованная) параллель с античностью брезжится-сквозит в нынешнем, к tabula rasa изначалья тяготеющему, времени. А посему — вот вам преамбула к моей, античному роману посвящённой, курсовой, резюме которой я уже имел наглость представить вам, господа, в одной из предыдущих главок.

«То, что ныне называют античностью, вбирает в себя такое множество самых неоднозначных и до сих пор во многом ещё загадочных для науки явлений и проблем, что вякие подступы к её (античности) заповедным областям требуют известной осторожности и неспешной осмотрительности. Вульгарно-социологические и прочие упрощения, какие мы находим в нынешних учебниках, написанных с оглядкой на догматы марксистско-ленинской идеологии, приводят к безапелляционным выводам о решающем влиянии общественно-исторических формаций на становление и развитие культуры и искусства тех или иных народов… В действительности же мы имеем здесь такой сложный клубок противоречий и во многом неведомых нам ещё причин, что с раздачей приоритетов лучше не спешить. Что первичней — курица или яйцо? Подобные вопросы не всегда нуждаются в наших ответах. Конечно, невозможно отрицать влияние общинно-родовых отношений на структуру античной мифологии и вообще на представления о природе в целом, но чтобы установить степень этого и многих других, подчас труднораспознаваемых, влияний, мало изучить эту мифологию с нашей заоблачной двадцатовековой колокольни — неплохо было бы ещё влезть, как говорится, в шкуру античного человека, носителя таких представлений, которые настолько отличны от наших, что нам они уже теперь и вовсе недоступны, и не потому, что мы глупы, а потому, что они другие.

Господа Маркс и Энгельс, зациклившись на главенстве производственных отношений в историческом развитии общества, категорически утверждали, «без рабства не было бы греческого государства, греческого искусства и греческой науки»…

Отчасти это, может быть, и так, но только отчасти. Нам же истоки зарождения «греческого чуда» представляются сейчас значительно более неоднозначными и загадочными, чем это представлялось вышеназванным господам.

Во всяком случае нынешняя ситуация не только в гуманитарных, но даже уже и в точных науках такова, что мы вынуждены, помимо прочих аспектов, заподозрить во всём этом определённое значение и неких метафизических, иррациональных факторов. Ведь мы до сих пор во многом ещё не знаем, что есть — есмь — ЧЕЛОВЕК, а особенно что представляет собой его мыслительная, духовная, метафизическая сущность (неотделимая, впрочем, от психофизической), каковая как раз и рождает величайшие произведения искусства, имеющие самостоятельное — природно-космическое — значение.

Укоренившееся ныне представление о прогрессе, как линейном процессе, ущербно и примитивно-высокомерно, — достоверные источники убеждают нас в том, что древний человек был ничколько не глупее нашего, а значит пустое умножение научных открытий, изобретений и «голой» информации само по себе не прибавляет человеку ни способностей, ни стремления к истине, ни мудрости. То есть люди разных времён отличаются не внутренней своей сущностью (которая практически неизменна), а внешними формами её выражения — образом жизни, обрядами, ритуалами, обычаями, моральными установками, знаковой символикой и проч. Кстати, всякому времени свойственна и своя мифология; мифы же древности, став архетипами и завладев нашей прапамятью, самым непосредственным образом участвуют в нашей повседневности, обиходе, в наших намерениях, поступках, словах и обычаях, в искусстве… Поэтому трижды справедливо выражение о том, что всё новое — это хорошо забытое (то есть архетипически освоенное) старое. Движение искусства (как и прогресс) — это иллюзия. Время меняет лишь систему координат, интерпретацию, ракурс взгляда, сущность же, истина — они остаются неизменными. Назови хлеб хоть хлебом, хоть самолётом, хлебом от этого он быть не перестанет.

Для древних греков эстетика, искусство, красота — внутренние атрибуты существенного, которое не подвластно ни времени, ни судьбе. Греки, с их рационалистическим чувством прекрасного, ориентировались на безусловные образцы, что могли явиться к ним только из прошлого, — поэтому Гомер был для них великим поэтом лишь постольку, поскольку по сравнению с другими наиболее адекватно и живо доносил до современников и потомков древние мифы, нерукотворная вечность которых не подлежала сомнению.

Но свежесть восприятия теряется, обряды и культы изнашиваются подобно старым одеждам; само тело требует со временем омовения в чистых и свежих водах, тело требует новых, свежих одежд (новых форм).

Депрессия, кризис Римской империи способствовали усталости античного мифа, или усталость античного мифа способствовала депрессии, кризису Римской империи… Во всяком случае причина зарождения античного романа видится нам в усталости античного мифа. В это время (~IIв. до н.э.) происходит смена эстетики творчества, открывающая дорогу своеволию, эксперименту, когда сближаются, монтируются прежде «далековатые понятия» и формы, когда начинает разрушаться герметичная мифологическая парадигма. Искусство начинает тяготеть к децентрализации-индивидуализации: творец-еретик, под шумок социально-общественной неразберихи, когда былые святыни уже не столь убедительны и величавы, как прежде, пытается вершить нечто кощунственно само-бытное, — и тогда в литературу неожиданно вступает реальный «маленький» человек, индивидуум с его собственным бытом (само-быт), уже не всегда всерьёз соотнесённым с божественно-космическим началом.

От частого употребления мифы истёрлись, скукожились и пожухли, иссохли и оскелетились, опростились и опростоволосились, и, выбирая между смертью и хоть какой-никакой, но жизнью, потихоньку прятались в тёмную пещеру коллективного бессознательного — становились архетипами. Своевольная мифологическая стихия, поначалу неуправляемая, интуитивная, развивалась, шлифовалась веками, и только потом её, освобождённые от всего лишнего, парадигмы, закрепившись в памяти поколений, становились основой, подсознанием новой, ещё только нарождающейся литературы».

                                                                                                                                                          27.11.93 (00-45)

—————————————————

*Мишель Монтень