Июль 29

Наденька- 4 (II. 66) — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Наденька-4

Деловая женщина и синий чулок мечтает устроить свою неустроенную личную жизнь, для чего, попав однажды на одну презентацию, завлекает в свои сети стихийного поэта-анархиста, который показался ей независимым, гордым, а то и гениальным, во всяком случае изрядно перспективным в сверкающем (по её мнению) алмазами и звёздами экзотическом мире искусства, где и обретаются как раз такие вот патлатые и яркие личности, да и вообще ей давно уже хотелось приобщиться к этому миру, безотносительно даже к естественным потребностям её страждущей фигуры (какую пора было пустить наконец в дело, иначе она готова была уже расплыться до тех безобразных пределов, когда завлечь в свои сети даже какого-нибудь завалящего забулдыгу будет и вовсе несбыточной мечтой).

Вообще-то она, привыкнув к тому, что все нормальные мужики, почуяв её чрезмерную деловитость, инстинктивно от неё шарахались, и не особенно надеялась, что сей стихийный и патлатый поэт-бунтарь в дырявых штанах станет вдруг покорным её почитателем и захочет разделить с ней свою необузданно-стихийную (ага!) личную жизнь…

Но через пару месяцев вдруг звонит, а потом и объявляется пред её измученные одиночеством очи, но — какой-то не тот — уже короткостриженый, с покорным и на всё готовым ягнячьим взором, и вьётся потом вкруг неё ужом каждый день, и просит снисхождения, и рассказывает о тяжкой своей доле, и молит о пощаде, и просит распоряжений и приказов…

И деловая женщина и синий чулок вдруг видит, что этот ещё недавно стихийный и гордый, как птица буревестник, поэт-буян не такой уж он, оказывается, летучий, романтичный и могучий человечище, а самый, в общем-то, обычный парнишка, норовящий к тому же забраться в её нелёгким трудом заработанную квартирку (на Полянке) и в её, орошаемую девичьими слезами, одинокую постель… И вовремя одумавшись (и сурово насупившись), эта деловая женщина и синий чулок даёт этому невзрачному парнишке от ворот поворот.

А стихийный и вполне анархический парнишка, тряхнув башкой и выбросив из неё тем самым нездоровый любовный дурман, смеётся и отвечает: «Ну и чёрт с тобой! Дура! Ищи себе другого дурака, а я пас (Макар теля пасэ. — А.Л.). Пойду лучше к поэтессе Т., пойду к поэтессе Ж., они примут, поймут, обоймут и согреют бесприютное сердце поэта. А тебе, бессердечной, нужен подслеповатый сморчок-старичок, какой-нибудь беззубый профессор, а ещё лучше бухгалтер с протёртыми локтями на пиджаке… Прощай навеки! Тоже мне «деловая женщина»! Локти будешь кусать!»

И стихийный поэт, бесприютный скиталец, безоглядно оставив за свободной своей спиной очередную любовишку, сверкая дырками на джинсовом заду, уходит от неё навеки, навсегда, уходит в далёкую смутную даль и скрывается за щемящим душу зыбким горизонтом…

                                                                                                                                                          7.09.93 (02-42)

Июль 28

Наденька-3 (II. 61-65) — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Наденька-3

Ну вот. Поругался с любимой. Зарядили дожди. Кончился сахар. Кончился хлеб. Перебои с водой. После вчерашней бани осталась бутылочка пивца — не спеша распечатать, наполнить до краёв железную кружку, медленно смаковать, вслушиваться в шипенье оседающей пены, закурить остатнюю примину, жизнь, на что ты мне дана, мысленно повторять, всё хорошо, всё хорошо, отлично, всё о’кей, и гут, и даже бессер, что за окном занудные дожди, то это даже очень интересно, мы со своими круглыми глазами, мы сами по себе, мы пиво пьём и курим сигаретку, мы годы переводим на говно, мы знаем цену тихому безделью, мы стройки века славили трудом, мы ненавидели, любили, мы мечтали и танцы танцевали под луной, теперь мы пиво цедим неторопко и курим сигаретку не спеша…

                                                                                                                                                  6.09.93 (11-10)

Лета ведь почти и не было, а тут вдруг бабье лето, прощальное, дескать, тепло, а какое оно прощальное, когда прощаться приходится со сплошными дождями занудными: картошка и лук напитались водою в земле и заживо гниют… Тоска-а…

А талантливый Юрик С., как следует из его письма, умотал на Сахалин от семейных забот и творческого застоя, работает на рыбзаводе, ночью выходит на океанский берег, смотрит на волны, на яркие звёзды, думает ни о чём, дозревает, подзаряжает свой нутряной аккумулятор

А я здесь — никуда не уехамши — в очередной меланхолии, очередную пустоту пережидаю

Вот и опять дождина зарядил. А мы что? Мы ничего. Ещё живём. Хлопаем глазами…

                                                                                                                                                    6.09.93 (13-58)

Опять началась подписная кампания. Но всеобщий газетно-журныльный ажиотаж уже сошёл на нет.

Страшно вспомнить, где-то в конце восьмидесятых я выписывал 12 газет и 24 журнала — почтальоны, бедняги, плевались и чертыхались, ежедневно таская мне кипы и ворохи всевозможных периодических изданий…

А я, впав в болезненную зависимость от их визитов, чувствовал себя хроническим алкоголиком, будучи не в силах освободиться от ежедневного заглатывания огромных порций мерзкой правды и многих и многих других правильных, и сомнительных, и мелких, и глубоких, и больших, и малых, и красных, и белых, и всяких прочих мастей — суждений, статей, очерков, материалов, исследований, рассказов, повестей, романов и стихов…

Какое же это было через несколько лет счастьенаплевать на всё это изрядно сивушное пойло и взглянуть наконец на мир ничем не стеснёнными — трезвыми — глазами…

                                                                                                                                                      6.09.93 (17-45)

По маяку грассирует Вертинский. Случайное эхо навеки сгинувшей эпохи… А вот теперь какой-то рок кровавый — хрипато визжащие голоса. Подзаработать надобно на водку и консервы. Сочинить что-нибудь относительно грандиозное. А потом — влюбиться в очередной раз. И снова твердить, что вся-то жизнь моя тебе одной принадлежит, и гнать стихи расхристанным аллюром… Потом опять — апатия и смерть очередная. И всё сначала снова начинать. Сочинить. Влюбиться. Распрощаться. Напиться. Уснуть и видеть сны. Воспрять. Опять. Глядеть на деревья и облака, беседовать с бродячею собакой, обниматься со случайным, но добродушно краснорожим алкашом, молчать и петь, разговаривать речи, рыдать над старинным романсом, постричься наголо под бритву, дожить до летнего тепла, проснуться и петь, и ничего не ждать, и жить, и жить, и жить…

И вся-то наша жизнь есть борьба.

                                                                                                                                                         6.09.93 (18-57)

Честно: литературу в грош не ставлю. Но бросить — пока — не могу. Не знаю почему — но не могу. Может, это просто привычка. Вполне возможно. Не знаю. Но — не ставлю ни в грош. Пустопорожняя трепотня.

Другое дело — музыка. Тут просто нет (и не может быть) никаких слов — только звук, чихающий на утилитарные человеческие смыслы, овладевающий смутными стихиями так легко и вольготно, как слову и не снилось никогда.

Литература — она если и не в рамках, то всё равно только на грани, не более того, а Музыка — она всегда за, всегда над, она и есть сама стихия, одновременно объемлющая собой всё и вся и не объемлющая ничего, она одновременно — и средство, и цель, она самое бессмысленное из всех искусств, а значит — единственное настоящее искусство, потому что истинное искусство — это преодоление всего слишком искусственного и слишком человеческого…

Когда-нибудь (и недалёк тот час!) испишучь — вернусь в музыканты, стану музыкой вольготной…

                                                                                                                                                          6.09.93 (21-42)

Июль 27

Ждёшь одного, а сбывается другое (II. 57-60) — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Мартин Хайдеггер: «Когда мы ждём, мы оставляем открытым то, чего мы ждём«.

А когда оно (то, чего ждём) сбывается, т.е. становится слишком конкретным, подробным, разнообразным, сложным, мы начинаем сомневаться, а того ли мы ждали

То, чего ждёшь, — там, далеко, абстрактно, обобщённо, упрощённо, целостно, непротиворечиво

То, что сбылось, — уже здесь, рядом, уже многоруко, раздроблено, неоднозначно

Трудно быстро изменить оптический фокус

Но всё равно ведь — ждёшь одного, а сбывается всегда другое, таков закон: мысль о предмете и сам предмет — это ведь не одно и то же.

2.09.93 (00-41)

По поводу тараканов пришлось поднять спецлитературу. Они, оказывается, слышат значительно лучше нашего брата, каковой мог бы даже позавидовать ширине спектра воспринимаемых ими частот: от инфразвука (7-8 герц) до ультразвука (40, а то и поболее килоГерц), а слышат они и вправду не чем иным, как своими длинными и ушлыми усами…

А фасеточный зрак их — близорук.

                                                                                                                                           3.09.93 (17-27)

Письменного стола никогда не было. А теперь уж, может быть, и не надо: уж как-нибудь перекантуемся до смертного часу — авось привыкшие. Все до единой сказки на колене писаны: не оттого ли в них углядишь иногда непристёгнутый привкус бомжового быдлизма, аль пофигизма раскардаж?!.

                                                                                                                                            3.09.93 (17-42)

Это ж надо — Изосим ни разу в жизни не был в бане, в парной! Но вчера удалось-таки наконец его туда вытащить — чуть ли не силком…

А обретши чистоту и полётность души и тела, ублажившись ядрёным пивком, остаётся одно — глядеть на мир, на ещё зелёные деревья, на ещё весёлых ничейных собак и кошек, на устало-остылое бабьелетнее солнышко бесцельным взором поэта и младенца, остаётся обрести покой и волю, и воспарить над жизнью и над смыслом ея, которого нет…

                                                                                                                                              6.09.93 (09-58)

Июль 26

Жизнь моя — не гоголь-моголь (II. 54-56) — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Моя простодушная искренность зачастую приводит в тупик окружающих людей, многим из которых она вовсе не нужна (и это нормально); но здесь я ничего не могу (и не хочу) с собой поделать…

Убей меня, но я скажу из гроба, что жизнь, пусть даже смерть её перебивает (облагораживает), но всё-таки она (мне это ясно, как ясна простая гамма) — наивна и прекрасна... А что до хлама — пусть его… оставим хламу — хламово, а сами будем постигать вечернюю чудесную улыбку простых вещей, несуетную пустошь тишины и вод предвечных глубину…

Пророкам и борцам оставим их стенанья. Будем жить и дышатьлегко и просторно.

Оставим притязанья — суетливым. Наше милое малое — всегда с нами. И в этом — наша сила, в этом — исход.

                                                                                                                                                    1.09.93 (17-07)

Всё на самом деле значительно проще и веселее — мы сами многое накручиваем, заморачиваем…

В старости, в тюрьме, на необитаемом острове, на войне, перед смертью — любой человек начинает понимать, что истинная ценность жизни заключена в самых простых, и даже примитивных, вещах: небо, дерево, трава, стол, стул, стакан чаю, хлеба кус, тепло, свет, простодушие, сердечная благость, покой и воля неспешного созерцания…

Успокойся, вслушайся в себя, пойми чего ты хочешь… Ничего никогда не поздно. Опаздывает только тот, кто спешит, суетится, мельтешит, торопится урвать… А урывать ничего не надо — всё будет дадено в свой срок тому, кто спокоен.  А спокоен тот, кто честен и чист.

                                                                                                                                                       1.09.93 (17-45)

Вот, Николай Василич изнасиловал свой стихийно-творческий аппарат, свернул себе (ему) шею. Да и Лев Николаич тоже. Сие — не гоже... Кто ещё?.. Маяковский, Пастернак… Фадеев… А аппарат сей хрупок, нежен и нежного же требует к себе отношения. Ремесло-то ремеслом, но для себя я понял — ежели что не идёт, осторожненько (сам) отойди в сторону, займись другим… Доверься Богу — Он приведёт куда назначено тебе, ты лишь прилежный полупроводник, а своеволие твоё — иллюзия подростка; художник зрелый, если надобно (Ему), умеет замолчать на годы, что равносильно смерти для него, поэтому иной, когда с ума не сходит, буквальной смерти предаёт себя поспешно (Рембо, Ван-Гог, Есенин, Маяковский, Цветаева, Пушкин), душа его смятена становится, верх и низ его сбиваются в кашу, в гоголь-моголь

                                                                                                                                                         1.09.93 (21-52)

Июль 26

Выход за пределы [10.05.1999 (132)] — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

«…где нет закона, нет и преступления» (Рим.,4:15). Ср.: «Когда все знают, что добро является добром, то вот и зло» (Дао дэ цзин, 2). Заяц, преступивший границу, за которой ждёт его капкан охотника, становится пре-ступником, острую необходимость в котором испытывает именно охотник, назначивший ему сию границу.

В одни времена — одни законы, в другие — другие. Закон (мораль и право) — не механизм добра и роста, а механизм власти и страха. Хочешь добра и света, свободы и веры, взрасти их в собственной душе — сам, собственным ненавязчивым усилием: для себя самого, в обыденном и малом хотя бы; превозмогай, познавай себя для себя невзначай и ненароком, а не натужно и напоказ, и уже только этим сослужишь добрую службу и другим.

Освобождение есть выход за пределы известного.

«Ибо не законом даровано Аврааму, <…> но праведностью веры» (Рим.,4:13).

Июль 25

Всякий сроден своему (II. 51-52) — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Тринадцать лет мы знакомы с Изосимом, и вот только сегодня он (в свои 36 лет) с моей подачи впервые узнаёт, что он, оказывается, классический левша, узнаёт совершенно случайно: ночью приехал из Москвы с оторванным со стороны шеи погончиком на левом плече своей лёгкой курточки, но по запарке этого не заметил. А утром я спрашиваю у него, ты что, носишь свою сумку на левом плече? Да, отвечает, на левом, а ты что, разве не на левом? Нет, говорю, на правом, ведь я правша… И выяснилось, что ехал он в переполненном вагоне метро, где его тискали и дёргали, а сумка висела на левом плече, тогда-то, скорее всего, и оторвали ему погончик. Но оказывается, что и толчковая нога у него тоже левая, и сигарету он держит в левой руке… Вот только в детстве его усиленно приучали держать в правой руке и ложку, и ручку, хотя до сих пор (и я всегда это за ним знал) пишет он неловко и медленно, и авторучку сжимает аж четырьмя пальцами, а занимаясь литературой и даже уже работая журналистом, всегда жаловался на трудность, неорганичность связи между мышлением и письмом… Да ведь и сын у него тоже, оказывается, левша — унаследовал отцовские гены! А сам отец только сегодня догадался, что он есть самый настоящий левша, а я ему по этому поводу замечаю, что надобно тебе теперь срочно возобновить природное главенство левой руки, надобно снова стать полноценным левшой, чтобы сознание твоё избавилось, наконец, от тяжёлой борьбы с телесной своей оболочкой, жизнь твоя, говорю, станет тогда более гармоничной, многие проблемы исчезнут сами собой, да и здоровье, кстати, может значительно поправиться, и личная жизнь, и всё остальное…

                                                                                                                                                                               31.08.93 (12-33)

Вот, вот она снова, эта разлучная, жухлая, смертью дышащая осень вгоняет сирые мозги в тотальный человечишкин сантимент

Конечно, новая художественность, то бишь попытка иной оптики, ракурса, масштаба… Хотя… Во многом это всё-таки чушь собачья — каждый автор, то бишь художник, собственную художественность ваяет (хотя и не без притяжения-отталкиванья относительно каких бы то ни было ориентиров)

Всякий сроден своему: к чему тянет, что хочу, то и ворочу, а как ворочу — а вот так ворочу, верчу, ворчу, бормочу что-то там такое ерундовское, а не хотишь — не читай.

                                                                                                                                                                                  31.08.93 (20-16)

Июль 21

Наденька-1 (II. 41-43) — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Славная Наденька Ш. кормила меня презентационными бутербродами, и я, польщённый лукавой её лестью и многочисленными расспросами, рассказывал ей историю своей жизни и своего мировидения…

Но самое странное заключается в том, что основным знаковым символом, пронизывающим всю эту мою изрядно, в общем-то, сумбурную болтовню, явилось одно слово — физика. Нет, я. конечно, всегда знал, что слово это значит для меня нечто куда большее, чем оно значит в действительности… Но тут я вдруг (как это обычно у меня и бывает), как бы услышав себя чужими (хотя в данном случае и не совсем чужими) ушами, наиболее голографически осознал, что слово это не просто слово, а мой, достаточно уже созревший, термин (родился-то он давно, а вот созрел только теперь).

Физика… Да: порядок вещей и связей.

                                                                                                                                                 23.08.93 (23-45)

Очередной кризис индивидуального творческого мировоззрения. Ищу новые подходы. Новые полюса. Ориентиры. Но… Облазил сегодня ключевые книжные точки Москвы. Целых два часа шерстил книжный салон «19 октября» на Полянке (1-ый Казачий переулок), где собрана самая, можно сказать, «сливочная» литература, но нет, ничего для себя на сегодняшний момент подходящего не нашёл — ушёл с пустыми руками и унылой башкой. И в других магазинах ничего не унюхал такого, что хоть как-нибудь потрафило бы моим бессознательным внутренним позывам… И уехал бы сегодня ни с чем, если бы не урвал с развала издательства «Гнозис» (что у «Прогресса» на Зубовском бульваре) «Дао Дэ Дзин» товарища Лао Цзы: это я ещё пока могу читать, и даже смаковать узнавательно... Дао. Природа вещей. Порядок вещей. Физика Дао. Дао-физика. Дао. Да. Остаётся делать Дао. Да. Дзуйхицу.

                                                                                                                                                     24.08.93 (23-50)

Не особливо озабочен я тем, чтобы читателя развлечь — немало тех, кто способен и призван делать это куда как лучше меня, для которого литература не цель и не средство, а, скорее, мера молчания, а если и средство, то такое, каковое споспешествует разве что вялотекущей борьбе с текучестью кадров, ускользающих из рук, аки влажные юркие рыбы…

Литература — это, может быть, привычка к особого рода психологическим напряжениям и разрядкам, которая (привычка) становится попросту образом жизни. Кто уже привык, втянулся, тому уже не выбраться. А дело-то это, в общем, во многом довольно нудное. И во многом же, конечно, неблагодарное — последнее, впрочем, являет собой, как ни странно, обстоятельство достаточно благотворное: корыстолюбцы постараются найти занятие повеселее и повыгодней.

                                                                                                                                                       25.08.93 (00-20)

Июль 18

Структура таракана (II. 35) — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Структура таракана

Прожив одиннадцать лет в северокавказском Моздоке, имел возможность изучать жизнь мышей, их обычаи и повадки: со временем перестал их безжалостно уничтожать, а научился как-то с ними уживаться и даже — общаться

Теперь же, возвернувшись на подмосковную родину и вступив во владение общажной каморой, впервые близко познакомился с живучей жизнью (!) тараканского племени, с которым тоже пытался поначалу бороться...

Ах, тараканы, их полюбить нелегко: хорошо хотя бы, что начинаю уже как будто избавляться от чувства непростительной к ним брезгливости (и ведь есть у меня прецеденты — я, например, буквально обожаю пауков, а к мухам и комарам отношусь совершенно спокойно)…

Они — обычные, совсем даже и не зловредные, насекомые со своими интересными — тараканьими — особенностями.

Мыши, существа, конечно, более интеллектуальные (с человеческой точки зрения) — различают оттенки человеческой речи, любят мягкую, спокойную музыку… А тараканы — у меня ещё будет немало времени, чтобы достаточно их изучить.

Пока я во всяком случае понял, что их большие усы — неспроста: ими, ввиду, может быть, слабого зрения и слуха, они «видят» изменения в окружающей среде (колебания воздуха, его химического состава, тепла, теплорода, электромагнитного поля, других видов энергии)…

Короче, одни сосуществуют с одними синантропными животными (собаками, кошками, рыбками, попугаями), я же с  другими — с домашними своими таракашками.

Вот они, братишки, ползают по стенам, шевелят славными усиками, и я приветствую их с улыбкой:

Салют, ребята!

                                                                                                                                                   18.08.93 (15-43)

Июль 17

Солнце, ветер, облака (II. 34) — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Солнце, ветер, облака

Но надобно ведь и на жизнь зарабатывать. На хлеб, на чай, на курево. Хотя бы. А впрочем, чёрт со всем этим…

Очередное ощущение этого странного права отдавать всё, всё целиком на откуп судьбы появилось у меня сегодня на прохладном (уже) пляже, где я заново рождался (почти по-афродитовски), выходя из воды на берег после часового заплыва по периметру главного озера и удовлетворённо косясь на свою мощно вздымающуюся грудь — грудь Геракла...

Изрядный ветер и почти непрерывные облака, скрывающие и без того уже нежаркое солнце, обеспечивают некоторую меру пляжной пустынности, но, плывя вдоль берега, можно по очереди разглядеть немногих смельчаков, эту меру сиротливо уменьшающих.

Чуть не половину пути пришлось бороться с ветром супротивным. Большущая тётка в красном купальнике и огромной белой шляпе разочарованно шаталась по берегу — не успела, бедная, подзагореть в прошлые тёплые деньки, хоть их немного было, совсем немного, — а у тётки сии деньки какими-то, видать, важными заботами (а может, и не такими уж важными) заняты были подчистую… Три худосочных пацанёнка, жрожа и нервно хохоча, бултыхаются в вожу… Влюблённая пара средних лет исходит в ласках под укромной сосёнкой…

И уже у финиша: три совершеннолетние девахи с визгом бросаются в воду, а оклемавшись, степенно плаваютнаблюдают за одиноким бородатым пловцом (похожим за Геракла), энергично завершающим свою, одному ему известную,  дистанцию

                                                                                                                                                                               17.08.93 (04-37)

Июль 11

Сузукар: первое явление (II. 25-26) — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Сузукар: первое явление

Сузукар выводил жеребца под узцы из конюшни. Резеда повисла на мужнином плече, панически предвосхищая долгое, и не дай Бог, если вечное, расставание. Сузукар же нехотя вздрыгивал этим, отягощённым тягомотными женскими слезами, плечом, осторожно и как бы промежду прочим стряхивая с него горевавшую и причитающую прежде времени Резеду, а сам уже стремительно и остро всматривался в ещё совершенно пустую даль чистейшего горизонта.

Но надобно было ещё скакать два солнца и две луны, надобно отыскать в развалинах древнего монастыря верного своего лозоходца Бирундию с остатками провианта, и только потом… Но это если удастся упредить давно уже движущийся с востока караван коварного Эоганахта — он, если верить вчерашнему донесению Курослепа, предусмотрительно запасся всем необходимым для проведения капитальных раскопок и решил преодолеть на этот раз все препятствия, чтобы завладеть наконец магической статуей Белого Зогара, — с ним отряд верных рабов и авторитетные на Востоке старцы-прорицатели — Мункяр и Накир…

Нельзя было ждать ни минуты — Сузукар сбросил с себя содрогаемую в рыданиях Резеду (та повалилась боком в тёплую мягкую пыль, но и оттуда продолжала слезливые свои причитания), вскочил на нетерпеливо переступающего жеребца и — заработал нагайкой…

                                                                                                                                                         14.08.93 (01-40)

Электричка уже не прошивает лейтмотивом эти мои беспечные, расхристанные заметки: во-первых, глаз притерпелся-притёрся или, как ещё говорят, пообмылился к прежде для меня новой и своеобразной внутривагонной жизни, а во-вторых, я бросил свою каждодневную работу в Москве, почти уже неделю сижу дома, наслаждаюсь полнейшим пофигизмом, и мотив электрички отошёл у меня теперь на задний план

Теперь и не знаю что придумать, чтобы эти ни к чему не обязывающие и изрядно саморазоблачительные записи слепились в общую кучу, аки слепляется железная стружка под действием сильного магнита, али ласточкино гнездо под действием обыкновенной птичьей слюны…

Вот сижу в ночи неторопливой, читаю славного Кортасара Хулио и чую, как он поджимает Борхеса Хорхе Луиса откуда-то сзади, со спины — заходит, что называется, с тыла, т.е. идёт от органики жизни и только потом, исходя из этого, строит иногда в качестве естественного вывода свои культурологические конструкции, которые (если только он их строит) не бросаются в глаза своей рельефной очевидностью, а, как правило, прячутся в закоулках многомерного подтекста, и это, я считаю, правильно: узелки задумки и швы ремесла не должны мозолить читателю глаза, всё должно выглядеть естественно и просто, как, например, у того же самого Бунина, Ивана Алексеича… Хотя…

                                                                                                                                                          14.08.93 (02-40)