Август 15

Бытиё не есть. Бытиё имеет место (III. 31-32) — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Бытиё не есть. Бытиё имеет место.

Время не есть. Время имеет место. (М.Хайдеггер)

Время это (свойственное человеку) восприятие бытия как про-странства (странствия, протяжённости). Время есть трансцендентальное (со-)знание, тройственное (через прошлое-настоящее-будущее) рас-познавание жизни-смерти, невольно противящееся абсолютной (а значит и беспричинной) спонтанности существования. Поэтому наше сознание искусно (искусственно) выискивает в окружающем вехи-закономерности, через которые непрерывно соотносит это окружающее с собственным существованием и сплетает (вы-думывает), ткёт из этих непрерывно подтасовываемых соотношений его (существования) ущербно закономерный образ (легенду, прозу, ткань).

Пытаясь преодолеть старую метафизику, субъективную односторонность человеческого мышления, мы пробуем взглядывать на мир не-человеческим, за-человеческим оком, оком некоего камня, т.е. более (по возможности) объективно, что, собственно, тоже не исчерпывает (не вы-черпывает) всей множественности заключённых в бытии смыслов (всей полноты).

Человек — трагичен. Но его (и его мышления) спасение (выход из трагизма разорванного бытия) — только в непрерывном (снова и снова) перевоссоздании, переобновлении, только в творчестве, что примиряет постоянство и текучесть, объединяет всё со всем, что прозревает непротиворечивость в противоречивых проявлениях бытия, закруглённое единство сиюминутного в вечном и вечного в сиюминутном, т.е. (другими словами) единство Мира в Боге и Бога в Мире (Универсум).

Выходит, без метафизики (без объединяющего порыва «поэтического» прозрения) не обойтись, — но дело в том, что, отбрасывая, преодолевая прежнюю, устаревшую, закосневшую метафизику, мы всякий раз создаём новую метафизику, т.е. мы всякий раз заново (в новых условиях) переосмысляем существующее (мир, человека, Бога) как целое по отношению к бытию.

А ведь некоторые поэты давно уже обогнали в этом прозревании самых великих философов…

                                                                                                                                                5.11.93 (01-45)

Интересен сырой, разлаписто-раздрызганный текст, пребывающий в состоянии текучего становления, интересно — откуда что выплетается; а наждачно отредактированный, обструганный и привычно прилизанный текст блюдёт правила приличия, не имеющие ничего общего с собственно творчеством как процессом непосредственного сообщения с запредельным (такой текст подобен человеку, не имеющему привычки носить галстук, которого пригласили в старый добрый советский ресторан, — сей человек всё-таки вынужден затягивать шею ненавистной удавкой, т.к. швейцар ни за что не пропустит его внутрь приличного заведения без того атрибутивного аксессуара, каким в числе иных является и галстук).

А художество как ремесло заключается не в умении редактировать, а в умении вызывать и поддерживать в своём сознании (и во всём организме) такие — психологически промежуточные — состояния (родственные состояниям релаксации, медитации, суггестии, сомнамбулизма), при которых произведения выползают на свет органично, естественно, непреднамеренно, без чрезмерной натуги, способной в зародыше убить нарождающееся из мрака существо, нередко неведомое и самому демиургу…

                                                                                                                                                  5.11.93 (23-59)

Апрель 28

Нездешняя природа веры в Бога и её отличие от веры в Абсолют (84, 85, 86)

Христос
alopuhin

Специальная психотехника, аутогенная тренировка, медитация или кирпич, случайно упавший нам на голову, может привести нас к осознанию нашей связи со всем, с Абсолютом: на ледяных вершинах (где-нибудь, к примеру, в Гималаях) это особенно хорошо получается. Однако связь эта не посягает на краеуголные категории человеческого мышления, а лишь поигрывает (манипулирует) ими: эта связь — здесь. Здесь и Сейчас.

Божья вера — это тоже связь, но совсем, совсем иная, и она — не здесь, хотя мы вынуждены говорить о ней так, будто она здесь, иначе мы не смогли бы о ней говорить вообще: вот именно — об этой абсолютно конкретной связи мы вынуждены говорить только вообще, то есть неконкретно — непрямо, обиняком, через околичности, намёки, экивоки, недомолвки.

Примиренье непримиримого есть, существует, осуществляется в Боге (Который есть нигде и Которого нигде нет в качестве существования) до всякого ещё примирения, оно есть, осуществляется в Абсолюте (в единстве ВСЕГО, которого нет, и поэтому оно есть, но не здесь, хотя как будто вроде и здесь), оно есть даже в нас, но в этой нашей связи с Богом — в вере — примиренья нет и быть не может, потому что эта абсолютно конкретная связь не может не быть и есть в стороне от ВСЕГО, в стороне от чего ничто никак быть не может, в том числе и эта связь, которая может быть, несмотря на то, что не может, но вовсе не вопреки чему бы то ни было.

Вера в Абсолют (во ВСЁ, что ЕСТЬ), в его титаническую мощь — это только до-верие, пред-верие, при-мирение со всем, что есть, примирение с миром, подразумевающее самоуничижение до винтика, козявки и безвольной песчинки.

Однако вера в Бога, хотя и может начинаться, подготовляться этим самым примирением с миром, осуществляет совсем иной — новый — акт связи, в котором уже нет ничего от той умиляющей благости, с какой священники произносят: «Мир вам, братья и сестры». (Немудрено нам было по неопытности в прежних наших поползновениях смешивать две эти совершенно различные веры.)

Примирение со всем (с Бытиём, Абсолютом, Универсумом) есть раболепное примирение с подавляющим и оскопляющим нас Ordnung’ом, с Логосом, с рациональным методом восприятия мира и его, сего метода, установленьями (этика, право, мораль и т.д.).

Унитаз есть абсолютно смиренная часть Абсолюта, который структурно проявляет себя в унитазе, как и во всём остальном, что есть в мире. Через эту свою связь с Абсолютом, с всеобщим миропорядком унитаз идеально с ним примирён, иногда, правда, взбрыкивает и верещит воды потоком гордым (гордыня — грех), но всегда к месту (не противореча рациональной необходимости), а ежели будет бурчать не по делу, ежели, самоотверженно служа необходимости, сломается, его возьмут и выбросят на свалку, а опустевшее место займёт новый унитаз, и всё опять пойдёт своим унылым — упорядоченным свыше — чередом.

Апрель 24

Бомжеватый беспредел неуместного Всевышнего (82)

Христос
alopuhin

И в этом всём, что есть во всём (в том числе и в нас), и в этом беспределе, когда язык начинает заплетаться и склоняться к спасительному молчанью, к немоте неизъяснимости, в нас возникает вопрос — а Бог? — Его-то куда нам поставить, Неприкаянного?! Некуда нам Его ставить в сей тесноте понатыканного во всём всяко-разного. Бог — безместный, неуместный, не местный Он, не здешний и не всейный, никакойный бомж, ни одним из бесчисленных наблюдателей конкретно, явно не фиксируемый. Если бы было Ничто, то и там Ему не нашлось бы места, ведь и оно есть ВСЁ, есть ли оно или нет. Вот такой Он так и есть — Единственный, о Котором ничего сказать нельзя, что бы мы о Нём ни говорили.

Иные мыслители из жажды сопряжения с несопряжимым прилепляют к Нему адаптирующие элементы, прилепляют в том числе и для того, чтобы они сами могли о Нём что-нибудь поговорить, и желательно побольше, а чтобы больше о Нём говорить, надо больше Его адаптировать, когда вдруг — оп! — это уже и не Он, совсем, абсолютно не Он.

Мы Его чуем, чаем, лично и безлично участвуем в Нём и т.д., но не надо к нам Его приспосабливать, ведь после этого приспособления речь уже ведётся обо всём, о чём угодно (универсуме, абсолюте, гармонии, духе, субстанции, бытии, основании бытия, единстве истины и реальности, эссенции, экзистенции и т.д.), но только не о Нём. Больше всего мы так или иначе можем и любим говорить о себе, потому что мы сами и есть это непрестанное говорение — говорение эго.

Февраль 18

За пределами эго-ума

кузнечик
alopuhin

Большинство людей всю свою жизнь проводят в темнице собственного мышления. Они никогда не выходят за пределы узкого, созданного умом персонализированного ощущения себя, жёстко обусловленного опытом прошлого.

В тебе, как и в каждом человеческом существе, присутствует измерение сознания намного более глубокое, чем мысль. Оно есть сама сущность того, кто ты есть. Можно назвать это присутствием, осознанием, необусловленным сознанием. В древних учениях это присутствие именовали Христом внутри или природой Будды.

Проявление этого измерения освободит тебя и мир от страданий, которые ты причиняешь себе и другим из-за того, что твоей жизнью заправляет сотворённое умом «маленькое я» — всё, что ты о себе знаешь. Любовь, радость, творчество и истинный внутренний мир не смогут прийти в твою жизнь иным путём, как только через это необусловленное измерение сознания.

Если ты сможешь (пусть даже случайно, ненароком) увидеть всего лишь мысли в мыслях, вихрем проносящихся или не спеша шествующих в твоём уме, если удастся наблюдать свои ментально-эмоциональные и до крайности машинальные реакции в момент их зарождения, значит, это измерение уже проявлено в тебе — как осознание, в котором возникают мысли и эмоции, как вневременное незримое пространство, где разворачивается содержание твоей жизни.

Не относись к своим мыслям слишком серьёзно.

Люди слишком легко попадают в темницы собственных концепций и идей.

Человеческий ум лукав и в своей жажде знать, постигать и контролировать ошибочно принимает свои суждения за истину.

Тебе надлежит перерасти собственное мышление, не способное охватить всю целостность неразъёмной реальности.

Мыслящий разум — неплохой аналитический инструмент, но не начальник над нами. Нельзя позволять ему править твоей жизнью, ибо он лишь малая часть того сознания, каким ты являешься.

Внимание — вот изначальный разум, само сознание. Мудрость есть глубинное знание, всплывающее на поверхность благодаря простому акту предоставления кому-то или чему-то всей полноты своего внимания. Внимание исцеляет разделённость.

Если ты потворствуешь навязчивым мыслям, ты избегаешь того, что есть. Не хочешь быть там, где пребываешь. Здесь, Сейчас.

Догмы — религиозные, политические, научные — возникают из ошибочного убеждения, что мысль способна охватить Реальность, Истину.

Ошибка — идентифицировать себя с собственной мыслью.

Духовное пробуждение — не что иное, как пробуждение от сна мышления, от морока мозговой словомешалки.

Мыслящий разум — это не то, кто ты есть.

Ум ненасытен и алчен — ему всегда всего мало, он вечно голоден. Того, кто отождествляет себя с умом, быстро одолевает скука и беспокойство, то есть голод догматического мышления. Голод сей утолить невозможно.

Выйти из своей скуки и беспокойства и обойми их бесстрастным осознанием, пространством покоя и тишины, какое в итоге, расширяясь, эту скуку и это беспокойство в себе растворит. И тогда ты обнаружишь, что «скучающий» — это не ты. А скука — всего лишь обусловленное движение энергии внутри тебя.  Точно так же не ты — гневный, печальный, испуганный. Это обстоятельства людского ума, что к тебе то приходят, то уходят… А всё, что приходит и уходит — это не ты.

Ощути энергию внутри своего тела. И немедленно ментальный шум начнёт стихать или вовсе прекратится. Ощути энергию в руках, ногах, животе, груди. Почувствуй жизнь, которая есть ты, жизнь, которая делает твоё тело живым. И тогда тело твоё станет вратами, впускающими чувство жизненности, обычно скрытое за мельтешением эмоций и грохотом мыслей.

Легко проглядеть те краткие моменты, когда являешь собой «сознание без мыслей». Можно быть занятым какой-то физической работой, ждать у стойки в аэропотру, ехать в вагоне метро или просто шагать по комнате из угла в угол — и при этом присутствовать столь полно, что обычный ментальный шум стихает, сменяясь незамутнённым осознанием. Вдруг обнаруживаешь себя смотрящим на проплывающие в небе облака или безмолвно слушающим кого-то — без каких-либо ментальных комментариев. Твоё восприятие тогда становится кристально ясным, незамутнённым мыслью.

Такие — поначалу мимолётные — события — это самое важное, что только может с тобой случиться. Это начало сдвига от мышления к осознанному присутствию.

Начни легко принимать состояние «не знаю». Это выведет тебя за пределы ума, поскольку ум — это непрерывная попытка отделять, расчленять, интерпретировать и выносить суждения. Это страх не знать. Но если ты без труда принимаешь состояние незнания, значит ты уже вышел за пределы ума, за пределы обусловленности. А из этого состояния вырастает более глубокое знание иного рода, знание вне концепций и идей.

Искусство, спорт, танец, обучение, адвокатская практика — высшее мастерство в любой из этих областей предполагает, что думающий ум или вообще не участвует, или играет второстепенную роль. Больше нет мучительного процесса принятия решений, правильное действие происходит спонтанно, без того, чтобы его совершал лично ты. Искусство жизни противоположно обладанию и контролю. Ты присоединяешься к высшему сознанию. Теперь действует, говорит, делает оно — вместо или, точнее, через тебя.

Миг нависшей опасности может вызвать временное исчезновение потока мыслей, позволив тебе ясно почувствовать, что значит быть присутствующим, бдительным, осознанным.

Истина намного более безбрежна, чем ум в состоянии себе представить. Нет такой мысли, что заключала бы в себе Истину. В лучшем случае она может указывать на неё. Например, возгласить: «Все вещи изначально едины«. Это указатель, не объяснение. Понять эти слова — значит глубоко почувствовать в себе Истину, на которую они указывают, всего лишь указывают…

 

  По книге Экхарта Толле «Тишина говорит» («София», 2006).

Февраль 12

Ответ на вопрошания и вопли (22)

Христос

Бог не жесток — мы жестоки, если жестоки; Бог не добр — мы добры, если добры и т.д.

Наши вопрошания и вопли долетают до Него, преображаются и преисполняются в Нём универсальным содержанием и к нам же потом возвращаются в сверхобъективированной космической форме.

Для того, чтобы адекватно воспринять этот ответ Бога, от нас требуется особая чуткость и самонастроенность на эссенциальное, а значит отвлечение, отстранение, освобождение (очищение, обращение, инициация) от пут экзистенциального: от нас требуется понять себя, своё время и место через Него, через своё самоотнесение с Ним. Необходимость в этом наших душевных и духовных усилий объясняется нашей неполнотой, ущербностью, греховностью, нашей гордыней, которая взросла на почве умозрительного познания и болезненных психических (кармических) комплексов.