Христос требует от нас не рабской, забитой покорности, а добровольного чистосердечного умаления наших сует, открытого и доверительного ученичества, которые, не обратившись в гордыню мазохизма и всезнайства, не лишили бы нас при этом нашей природной, неущербной свободы, — как это можно умудриться сделать? Но в том-то и дело, что ничего такого специального, особенного и явно наглядного для этого делать не нужно: надо только ясно ощутить и осознать в себе своё собственное заветное и затаённое до поры призвание и покаяние — служение и покаяние в виду Бога.

Покаяние — это исповедь и простодушная открытость. Непредвзятая готовность ко всему.

Противоположное греху есть вера как свобода нелицемерно, искренне и спокойно пострадать во имя сохранения — зачастую смутной, неуверенной, изъязвлённой жестокими сомненьями — связи с Богом.

Сомнений не стоит бояться, бежать и уклоняться — их надо выявлять, обнаруживать, видеть, вникать в них, жить с ними…

Больше всего мы сомневаемся в том, что любим. А то, что нам безразлично, не удостоится от нас этих опасных и страшных сомнений.

Высшие ценности, целостности, структуры с неизбежностью включают в себя неразрешимые на низшем уровне парадоксы, окончательно примириться с которыми нам невозможно, да, может быть, и не нужно.

Тупой — слепой — идеализм столь же опасен, как всякий фанатизм и фундаментализм. Христос — идеалист — Ему можно. С точки зрения этики и логики мытарь (Лук., 18:10-14), хоть и кающийся, есть грешник и злодей, а безошибочный в своих праведных поступках и потому не кающийся (не в чем) фарисей — добродетельный и богоугодный человек; а с точки зрения Христа — всё наоборот. Но по-своему — на своих уровнях — и этика с логикой правы, и Христос прав.

Не отвергая прежнее бытиё (в его основополагающих структурах), Христос принёс нам Новое Бытиё, Новую Жизнь, как Эйнштейн принёс нам теорию относительности, не отвергая законов Ньютона, которые в этой теории не действуют.

«Всё, что не от веры, есть грех» (ап.Павел). То есть всё, что совершается без соотнесения с Богом, есть ошибка: то, что исполнено гордыней, неприятием, конкуренцией, на которой построена вся современная цивилизация.

Вольное, ненасильственное приятие рождает веру, которая производит в человеке весёлое преображение, являющее собой бескорыстную связь с Богом.

Греческий катарсис — это ведь тоже очищение, отстранение, высвобождение их экзистенциальных тисков необходимости и самодеструкции. Также на Востоке были выработаны различные техники отрешения человека от мирских проблем…

Но христианство (если не включать в него маргинальные, деструктивные и фанатические секты) категорически не требует от верующих самозабвения: ведь в том-то и состоит его ультимативная новизна и трезвая правда, что оно приносит нам через Христа окончательное и универсальное Откровение всех времён и народов, приглашающее к ненатужному и вольному приятию бытия во всей его целостности и всех его проявлениях и к приятию (понятию) незаменимого места каждого из нас в этом бытии.

Большое, высокое искусство есть форма неумозрительного, без-умного, эмоционально-пристрастного богопознания.

Бог не жесток — мы жестоки, если жестоки; Бог не добр — мы добры, если добры и т.д.

Наши вопрошания и вопли долетают до Него, преображаются и преисполняются в Нём универсальным содержанием и к нам же потом возвращаются в сверхобъективированной космической форме.

Для того, чтобы адекватно воспринять этот ответ Бога, от нас требуется особая чуткость и самонастроенность на эссенциальное, а значит отвлечение, отстранение, освобождение (очищение, обращение, инициация) от пут экзистенциального: от нас требуется понять себя, своё время и место через Него, через своё самоотнесение с Ним. Необходимость в этом наших душевных и духовных усилий объясняется нашей неполнотой, ущербностью, греховностью, нашей гордыней, которая взросла на почве умозрительного познания и болезненных психических (кармических) комплексов.