Всё течёт

Без весёлого здорового кощунства всякая жизнь каменеет и дохнет, аки осенняя муха. Без встряски, опамятования, без ледяного душа духовно-мозговой революции на очередном этапе эволюции человек притерпевается и привыкает к затхлому запаху рутинного дерьма, к тяжкому своду законов и правил, к свойскому прессу верховных идей, наущений, порядков, сосущему из человека все его лучшие, сладчайшие соки — соки жизни, — а он-то уже и не против — свыкся, поник, покорился развязному свисту бича и дудке глумливой уже не чужих, а родных палачей и диктаторов, прижившихся в его собственной одубевшей башке, в зачахшей душе и обескровленном сердце. Человек в таких условиях и рад бы хоть что-то в себе изменить, да не может уже сделать этого без посторонней помощи, ибо скурвился, ссучился, сдался, хоть и посматривает время от времени на небо, и молится где-нибудь под одеялом, в тёмном углу и в подвале оглохшего духа, и просит, и алчет, и чает, и ждёт, ждёт, ждёт… И тут является — Мессия… Или Моисей… Или Сиддхартха Гаутама… Или Ленин… или Гитлер… Как повезёт — народ-то уже готов ко всему, хоть кто-нибудь пришёл бы и вдохнул бы в него новую, свежую жизнь… Коль стадо жаждет пастыря — пастырь найдётся.

Христос правильно сомневался: народ не воспримет нового слова и нового смысла, пока стократно не разуверится в прежних основах собственной жизни, пока вконец не растреплет и не изживёт последние лохмотья добропорядочной цивильности и виртуального цимеса, пока не потеряет себя и не приблизится к духовной гибели достаточно близко…

Но ведь жадная, озабоченная лишь собственным благополучием толпа ждёт от Мессии совсем не того, что Он может и должен ей дать, — потому-то она Его и распнёт, чтобы потом с умилением Его поминать, выдавливая из глаз лицемерную слезу. Что ж, — «они любить умеют только мёртвых». Они — это мы. Тупорылый социум.

Все традиционные формы чего бы то ни было, в том числе и религии, выражают традиционное желание человека убежать от себя, от своих треволнений и страхов, то есть — от реальности. Этому с успехом потворствует вавилонская башня культуры, представляющая собой затхлый и дряхлый музей, мемориал, а по сути — трусливое цепляние за лохмотья того, чего уже больше не существует, за иллюзию иллюзий непрерывности, монументального постоянства, твердолобой неизменности, за жалкое желание заживо погрязнуть в тухлом болоте егозливо-пугливого эго, безобразно распухшего от своих слюнявых грёз и кисло-сладких воспоминаний…

Реальность — это то, что ЕСТЬ, то, что никогда не стоит на месте, то, что всегда меняет своё лицо, то, что не боится ни жизни, ни смерти, то, что противостоит тупорылым и замшелым бастионам самодовольной культуры, на знамени которой начертано: «БЫЛО».

Реальность — это то, что обходится без сошедшего с небес дяди, который придёт и всё расскажет — что было, что есть и что будет, чем сердце успокоится, который объяснит кто виноват и что делать, а потом возьмёт нас за ручку  и поведёт по лунной дорожке в светлое будущее, где небо в алмазах, где жратвы навалом, где любые наши желания будут мгновенно удовлетворены, где мы будем жить вечно и без забот… Пусть он придёт и навешает нам лапшу на уши, мы рады ещё раз обмануться, как делали это всегда, ведь только этого-то мы по-настоящему и хотим в глубине своей издёрганно-излицемерившейся души.

В чём причина агрессивности? — в трусости. В чём причина трусости? — в страхе перед жизнью и смертью. В чём причина страха перед жизнью и смертью? — в незнании себя. В чём причина незнания себя? — в стадной привычке жить как все. В чём причина стадной привычки жить как все? — в закреплении и культивировании удовольствий. В чём причина закрепления и культивирования удовольствий? — в закреплении и культивировании мемориальных представлений об удовольствиях. В чём причина закрепления и культивирования мемориальных представлений об удовольствиях? — в закреплении и культивировании лицемерных стереотипов. В чём причина закрепления и культивирования лицемерных стереотипов? — в лицемерных стереотипах воспитания детей. В чём причина лицемерных стереотипов воспитания детей? — в лицемерных стереотипах господствующей в обществе культуры. В чём причина лицемерных стереотипов господствующей в обществе культуры? — в лицемерии общества. В чём причина лицемерия общества? — в стадном лицемерии составляющих общество людей. В чём причина стадного лицемерия составляющих общество людей? — в агрессивности, трусости, страхе, незнании себя, в стадной привычке, в жажде удовольствий, в господствующих стереотипах культуры… в господстве общества… в господстве как таковом… в лицемерии всякого господства… В господстве лицемерия. В привычном желании господства и лицемерия.

Но человек стал человеком после появления речи и языка, условная, абстрагирующая образность которого создаёт свою особую культурную среду, вторую реальность, отвлекающую от первой, что и является исконной причиной всякого ментального раздвоения, всякого лицемерия, причиной поэзии и шизофрении.

Но чтобы познать истину, приходится ведь снова и снова возвращаться к началу, хотя маленький секрет этого возвращения заключается в том, что, оказывается, не надо никуда возвращаться, и вообще не надо оглядываться, не надо заглядывать вперёд — надо остановиться, не останавливаясь специально, нарочито, а как бы так ненароком, случайно замедлить, замедлить, замедлить ретивую поступь… И наконец понять, что мы превратились с вами в слова, которые живут у нас внутри в виде образных, языковых представлений, заменяющих нам наши реальные чувства, всю нашу и окружающую нас реальность.

Когда мы смотрим на облако, мы видим вовсе не облако, а культурно закреплённый в нас образ облака, обозначенный в нашем сознании условным рефлексивным ярлыком под условным наименованием «ОБ-ЛА-КО»… И так — во всём.

Всё, что поначалу несёт спасение, в конце концов развивается в свою противоположность, не разрушив которую, невозможно снова начать создавать условия для нового спасения.

Всё есть движение. Остановить движение нельзя: кто попытается — поплатится… Мы все так или иначе пытаемся, и чем больше пытаемся — тем больше платим, платим первой своей реальностью, отлучением от возможности узреть истину, которой не нужны слова и построенные из них мысли.