Июнь 30

Естествослов-II. 21.Бабочка — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

21.Бабочка

Жила-была себе заскорузлая деревянная табуретка, пока не сгорела в огне, что запалил охотник Митрич на маленькой опушке милого леска.

Конечно, Митрич был в тоске и скуке, каковые хищно настигали его в сырые непогоды, когда в охотничьем его носу начинал заводиться препротивный насморк и в пояснице воцарялось зауныное нытьё.

Поэтому и запалил наш Митрич костерок — хотел тем самым взбодрить в себе былую охотничью резвость и раж. Да и неугомонный пёс его Огонь не позволял ему раскиснуть, прыгал вокруг и носился — звал в затаённые дебри, где прячется коварный ловкий зверь. Посидев на корточках у костерка и дождавшись его естественного увядания, охотник Митрич разогнул свою устало скрипящую спину и последовал за псом в лесные дали.

А как же наша четырёхногая героиня — неужели сгорела совсем, без каких бы то ни было последствий, хоть как-то обнадёживающих наши с вами, дорогой читатель, сиротливые сердца?

Так вот, случилось следующее. Пьяной осенней бабочкой выпорхнула из охваченной огнём табуретки её весёлая древесная душа и приладилась было присесть на голую ветку ближайшей берёзы, как пронырливый ветер ловко занырнул на лесную опушку, где угасал неброско жертвенный костёр, и тут же устремился в тёмно-серую, уныло моросящую высь, а попутно, между делом подхватил с собою невесомую, нежную, хрупкую, но невероятно ярко и причудливо расцвеченную бабочку и унёс неизвестно куда...

                                                                                                                                                                      31.10.96 (21-28)

Июнь 26

Естествослов-II. 17.Книга — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

17.Книга

Жила-была себе заскорузлая деревянная табуретка, ютилась в книженции странной по имени «Структура табуретки» средь иных словесно-начертательных именований, что пучатся смыслами, выплескивают их из себя, играют ими, сообщаются, обмениваются, перемешиваются, смеются и плачут, плодятся, размножаются почкованием и перекрёстным опылением, горят и каменеют, говорят и молчат... Это ли не жизнь? Да — и это тоже жизнь. Которая разная. В том числе и виртуазная. И виртуозная. И коматозная. И куртуазная. И монструозная. И нехилая. И nihil’озная. И калокагатозная. И стервозная…

В магической книге судеб начертано всё обо всём, всё расписано и всё предсказано. В том числе, конечно, и о нашей деревянной табуретке, судьба которой нелегка. Где она только ни была, чего только ни испытала. И ломало её, и корёжило, и дождём поливало, и снегом посыпало и т.д. «Структуру табуретки» читала она на досуге и вписала в неё однажды такие слова: «Я — табуретка, я есмь сущая табуретка, а в конце концов — назови меня хоть табуреткой, хоть как, но в похоронный кузов не клади. Что в имени тебе моём, Лопухин проклятый?! Моё имя, как и всякое иное, — только эвфемизм, только метафора, оболочка, скорлупа. Зеркальный щит Персея«.

                                                                                                                                                     29.10.96 (19-17)