Сузукар спешился и потрепал по загривку распаренного скачкой Архилоха: ничего, ничего, сейчас отдохнём, немного перекусим, подремлем… А завтра, да, завтра будем уже на месте… Развязывая мешки с лепёшками и бурдюками, вспомнил вдруг бедную Резеду — как неловко обошёлся он с ней при отъезде, а ведь она была княжеского роду, хоть род и захирел, и растерял былую славу, но кровь, но стать… но взгляд, наконец, которым она иногда пронизывала Сузукара буквально насквозь, этот всевидящий, этот царский — поверх голов — взгляд, ах, как неловко он её толкнул, это ему ещё аукнется по возвращении… Ох, аукнется, попомни моё слово, Архилох…

                                                                                                                                                                         26.08.93 (00-20)

Впрочем, должен сознаться, что всё ещё продолжаю иногда убивать некоторых, наиболее обнаглевших, с моей, скорее всего несправедливой, точки зрения, представителей неисчислимого тараканьего племени: что ж, человек (а такой, как я, тем более) несовершенен… К тому же, делать нечего, приходится писать о тараканах, ибо любовный нетерпёж ломает всякую попытку к воплощению капитальных замыслов…

Вот и попробуй угоди такому (мне): без любови хреново, тоска (но измарать бумаги можно кучу пером кровавым), а с ней (с любовью) — к бумаге доступ ограничен, разве что черкануть что-нибудь мелкопошибное, про тараканов али про завтрашнее свидание, в ожидании которого сердчишко егозит, мыслишки не сидят на месте, мельтешат туда-сюда, аки те же тараканы, ей-Богу…

                                                                                                                                                                             26.08.93 (00-57)