Мы все умрём, закончивши работу,   попытку докопаться до глубин…   Полжизни спим, но в дни солнцеворота   нас будит лёд полуденных вершин.     Мы смотрим на роскошные деревья,   в чьих кронах грай, пернатых разгуляй,   на небосвод, чья истина издревле   нам намекает вроде бы на рай…     А может, ни на что не намекает   нам этот мир полуденный, каким   мы заклинаем боль свою, какая   есть наш обычный, будничный экстрим.     А может, всё, что мы в наивном раже   глазурью вечности пытаемся облечь,   украсить лакированною лажей, —   самой текучести живой прямая речь!..

Стройно и молодцевато,   аки новобранцы, в ряд, —   глянь! — сосульки-экспонаты,   как на выставке, висят!     Но светило лёд буровит   и в народ настырно прёт:   неча хмурить, братцы, брови,   ведь грядёт солнцеворот!     Наступает хмарь и смута,   и великая война   ради зги сиюминутной,   что не всякому видна,     ради юности душевной   и унынья супротив,   чтоб услышали волшебный   мы в самих себе мотив,     что вплетает самолично   золотую канитель   и в пиликанье синичье,   и в кипучую капель!