Июль 3

У японцев это называется — дзуйхицу (II. 3-5) — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Так-то вот: некуда бедолаге деться — не стихи и не проза. Что-то умерло — снаружи и внутри. Мог бы гнать и первое, и второе, — не хочу.

К примеру, так:

«Шумел камыш в мозгах осоловелых,
входили пятки медленно в песок
Снимала ты купальник свой несмело
и обнажала трепетный сосок…»

Экспромт. Чушь собачья. Надоело.

Или проза:

«Иван Петрович потёр свои красные, будто песком засыпанные, глаза могучими основаньями толстых, мясистых пальцев, потянулся, зевнул, разинув влажную красную пасть с остатками чёрных съеденных зубов, по-бульдожьи крякнул, со скрипом почесал плешивый бугристый затылок и сделал отчаянную попытку приподнять из глубокого кресла свою могучую ямщицкую задницу»…

Ну к чему это всё, зачем? Противно. Надоело-надоело, не хочу. Новые нужны, новые впечатления, сферы, формы. Но и это ведь уже было, и это — тоже — надоело. Умер язык. Вот в чём всё дело. Умер, впрочем, не в первый раз. Но капитально — как никогда.

                                                                                                                                                     31.07.93 (15-46)

Такая вот формасвободная, экспромтовая, непреднамеренная. Коротенькие такие штучки. У японцев это называется дзуйхицуЮрий Карлович писал такие (или почти такие), не в силах сварганить чего-нибудь глобально-многословного, но и комплексовал поэтому, стеснялся, оправдывался всё время…

Вот ведь уже в 50-ые  ощущалась умными людьми эта неуместность (при убыстрении жизненных ритмов) «широкомасштабных полотен»… А лучшие вещи большого объёма, они ведь потом всё равно составлялись из небольших фрагментиков: то была эпоха киномонтажа. Нынче же, хочешь-не хочешь, воцарилась эпоха видеомонтажа — эпоха ещё более скоростная и динамичная. И сие воцарение от нашего с вами, дорогие собратья, желания вовсе даже и не зависит. Они, сии эпохи, суть отражение космических, исторических и прочих иных (надличных) возвратно-поступательных колебаний. Прежняя актуальность издохла под руинами очередной, своё отсвиставшей, эпохи, новая — только зарождается: где это там у неё ручки, ножки, пупочек, где, в конце концов, голова?..

                                                                                                                                                         31.07.93 (16-07)

Тут уже не автор рефлексирует, а само произведение — само над собой: оно в себе ещё не утвердилось, не проварилось в собственном соку, не застолбило себе в пространстве железобетонного места, и время от времени будто спрашивает самоё себя — а есть ли я, ау?!. Примерно так, как я, Елпидифор, спрашиваю себя иногда — а было ли это (то или другое) на самом деле, а не придумал ли я это (то или другое) для собственного, так сказать, ублажения/успокоения?..  От ежедневной многочасовой езды в электричке можно сойти с ума. Организм находит свою лазейку. Многие пассажиры уже знакомы. Многие почти уже свои. Со многими установились уже самостийные — хоть и бессловесные, конечно, — взаимоотношения. Особые контексты приязней-неприязней, а то даже уже и дружб, и любовишек даже. Уже. В контексте заунывной железнодорожной езды. Поезд пришёл — ухх! — стоп-п-п-п-п-ф-п-ф-п-фффф.

Кончилась дорога — кончился контекст — кончились взаимоотеошения. Эдакий свой мирок. Раёк. Вот вся наша ежедневная жизнь и состоит как раз из нескольких таких мирков, в каждом из которых действует своя система условностей, законов, и с точки зрения одного мирка законы другого могут, естественно, показаться нелепыми и смешными… Что-то там, в другом мирке с тобой произошло, случилось, но ты спрашиваешь себя — а было ли это на самом деле, не сказка ли это, не выдумка ли идиота?..

                                                                                                                                                          31.07.93 (16-42)

Июль 2

Огурец: скушно, скушно, господа (II. 2) — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Огурец? А что огурец, какой в нём толк? Структурированная вода, кальций, что там ещё? Ну да, зелёный, продолговатый, живой Естественный, что называется, натюрлихь… Я бы, говорит Евстафий, сходил бы лучше купил бы помидоров, но слишком уж лето нынче дождливое, не уродились они почти что, считай… Найти-то можно, да дороговато будет, пожалуй…

Картошка? Надоела. Да и вообще сместились все ориентиры, а куда они сместились, это ещё непонятно. Человек? Надоел. Надоел преизрядно. Кошка кажется интереснее и глубже... А что? Вполне возможно. Впрочем, к чему это я, говорит Евстафий. А к тому, что не за что взяться. Всё, всё обрыдло. Вдрызг. Скушно, скушно, господа. Пойду-ка я лучше куплю хлеба и чаю — не мудрствуя лукаво…

                                                                                                                                     31.07.93 (15-25)

Июль 2

Иисус Христос как воплощение антиномий бытия [27.04.1999 (121-130)] — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Человек, лишённый системы духовных координат, пребывает в смуте, не отдаёт отчёта в собственных — некоординированных — побуждениях и действиях и мечется меж тысячью осколков своей вдребезги расколотой и разбросанной самости.

Да, на сверхчеловеческую ледяную вершину божественной полноты восходят единицы отважных героев («мало избранных«); да, дерзающие восходить вслед за ними рискуют сорваться; но те, кому не дано увидеть ни этой сияющей вершины, ни восторга весёлых небес, обстающих ея, тот обречён прожить всю жизнь, уткнувшись носом в пыль земную. Впрочем, юродивые, шуты, скоморохи и множество иных (инаких) своеобычных старателей Духа, не брезгуя и в пыли избарахтаться, свои пути к Нему находят; да и Сам Спаситель был не брезглив, и явился Он к людям не в царском величьи, а в умалении и простоте.

«Дары различны, но Дух один и тот же; и служения различны, а Господь один и тот же, и действия различны, а Бог один и тот же, производящий всё во всех» (IКор., 12:4-6).

Хоть восходящий к невозможному и вечному и сбрасывает (обрезает) с себя балласт возможного и преходящего, он за своё высоко-мерие удостоится ещё от Господа высшей меры наказания: кого Бог любит, того и наказывает; кому много дадено, с того много спросится.

Таковы некоторые антиномии христианства; собственно, это антиномии не христианства как такового, а самого бытия, в котором христианство онтологически себя реализует.

Такие роскошно великие кощунники и еретики, как Ф.Ницше, Дж.Джойс, Г.Миллер, взращены на густом и щедром бульоне того, ещё не оскоплённого лукавым гуманизмом, христианства, основы которого они в результате не только не расшатали, а наоборот — укрепили и углубили.

Полярные противоположности онтологически оправданы друг в друге. Христианство даёт миру ультимативную координацию и размерность во Христе: «всё из Него, Им и к Нему» (Рим., 11:36).

Гуманизм не выдержал испытания временем. Начинается новый передел, пересмотр мира — новый варваризм.

Христос принёс не мир, но меч разделения (нового разделения) на живущих по вере и живущих по греху; а за сим разделением с неизбежностью следуют новая-старая ненависть, злоба, вражда и скрежет зубовный.

Примирить разнонаправленные поползновения исконно несовершенных людей призвана Церковь Христа на земле, основания которой (прагматические основания) заложили самоотверженные апостолы Иисуса, поэтому в их Посланиях необходимо различать аутентичную передачу деяний и слов Самого Христа от сглаженной, адаптированной переинтерпретации их в целях укрепления первых, ещё во многом неустоявшихся, христианских общин.

Времени у Него было в обрез (и Он это знал), растолковывать всё в подробностях Он не мог: поэтому вынужден был антиномически обострять и архетипически, образно закреплять положения Нового Завета, чтобы впечатать, вдолбить их намертво в память учеников, а если, мол, чего не поняли, поймёте потом, потом, а сейчас времени нет...

Времени — нет.

Даже Христос вынужден был компромиссно упрощать Свои представления о Том, Чего нельзя передать человеческими словами. Чего уж об апостолах говорить: но — без них мы не узнали бы Его…

Воцерковление есть заземление. Кто не в силах дотянуться до небес возьмёт на земле.

Христос принёс то, чего ещё — в действии — не было на земле никогда (было лишь в свёрнутом, потенциальном виде); Он — увеличил человека и развязал ему руки; оторвал (начал отрывать) от патриархальной привязанности к земле, освободил (начал освобождать) от племенного и расового изоляционизма.

Оттого все эти наши жуткие мировые войны, проблемы и немыслимые доселе злодеяния, что их онтологическим противовесом явился полюс наших же грандиозных взлётов, глубочайших откровений и небывалых достижений.

Иисус Христос, хотел Он того или нет, оказался главным революционером нашей эпохи, эсхатологическое держание которой продолжается уже две тысячи лет…

Времени нет...

Всякое добро уравновешено равновеликим злом: изобрели компьютер (PC) — появился СПИД (AIDS). Хотя — кто знает? — может, и компьютер окажется злом: как говорится, будем посмотреть

Жизнь вообще есть не столько функционально-биохимическое взаимодействие нуклеопротеидов и полинуклеотидов (белков и нуклеиновых кислот), сколько судорожный обмен собственно информацией, лавинообразный процесс структурного усложнения которой переводит его в новое, более высокое, иерархическое качество: вот почему колонии друг от друга рождённых микроорганизмов биологи называют культурами (колония связанных родственными узами организмов сама по себе есть уже организм, но другой, более развитый и сложный, чем те организмы, из которых он состоит).

Здесь-бытие — это свобода к смерти (М.Хайдеггер). Свобода к смерти — это свобода индивидуализации, свобода быть самим собой, свобода быть уникальным, а значит и смертным.

Иисус Христос — это здесь-Бог.

Бытие к человеку — это здесь-бытие и свобода к смерти (М.Хайдеггер).

Бог во Христе осуществил Своё здесь-бытие свободой к смерти, чем актуализировал здесь-бытие человека в Себе и здесь-Себя в человеке.

Смерть — это трансмутация языка (текста): один (старый) язык умирает, перерождаясь в другой (новый) язык, который выражает свою новизну через переформулирование того, что было сформулировано прежним языком. Всякая новизна тем самым не несёт с собой ничего когда-нибудь не бывшего, а представляет собой актуализацию тех или иных, развёртываемых в истории, потенций.

Июль 1

«Восвояси» — славное словцо! (II. 1) — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

«ВОСВОЯСИ» — СЛАВНОЕ СЛОВЦО!

Вот оно, человечишкино — тоненькое, тоненькое — простое, да неспроста...

Откуда что берётся — воздух, колбаса, водка, с вареньицем чаёк... У маленькой племянницы — день рождения, 8 лет, повод любить и быть — сродственником, тёплым членом клана.

Вот он я — отщепенец — и то вспомнил, что не один, что по рукам и ногам повязан — тоненько и просто

Не убежишь — да и незачем, бессмысленно от этого убегать: ОНО в тебе сидит, лежит, комочком сердца дремлет до поры… А при случае-то и просыпается, отрясает с себя прах суеты и мороки, пыль залежалых, куда-то за угол забегающих дорог…

Но все дороги рано или поздно возвращаются восвояси: восвояси — хорошее русское слово. Да, восвояси. Восвояси!  Славное словцо!

                                                                                                                                                 30.07.93 (04-15)

Июнь 25

Естествослов-II. 16.Часы — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

16.Часы

Жила-была себе заскорузлая деревянная табуретка, жила себе, часов не замечая… Стояла себе где-нибудь во чистом поле на некоей планете, имени которой она не знала, не ведала… Планета клубилась туманом густых испарений. Вращаясь, летела, свою огибая звезду

Кто отмерил нашему зайцу его извечно убегающее время? Кто отмерил нам точку нашего отсчёта, кто отмерил нам Всемирный Потоп?..

На стрелках мировых часов Христос распят...

В каждом из нас — пружины ДНК — часовые пружины Мирового Разума: насколько они биологичны, настолько и механистичны, то бишь — конструктивны. То бишь — сугубо разумно содеяны, сконструированы. Сварганены, как и наша с вами деревянная табуретка. Все мы соструганы, сколочены, построены. Но нас вначале завели, а дальше мы живём уже на автоподзаводе, а дальше можем завести себя почти куда угодно. Ежели только захотим. И сдюжим.

Множество вспомогательных костыликов сварганил-сколотил в помощь себе человек, но душа его сим не насыщается, ибо живёт она по иным — особенным — часам и не только самого человека, но и всё около- и зачеловеческое собою облекает.

                                                                                                                                                             28.10.96 (22-03)

Июнь 24

Естествослов-II. 15.Зверь — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

15. Зверь

Жила-была себе заскорузлая деревянная табуретка, существо практически неживое, но где-то, совсем чуть-чуть, всё-таки, очень-очень немножечко, совсем слегка и ненароком — живое, живёхонькое, учавствующее в обменных иноформационных процессах. Мало ли что мы, испорченные культурными предрассудками и пристрастиями, считаем: мы стали ужасными дураками за тысячелетия наших чересчур суетливых телодвижений…

Табуретка немножко живая, но уж, конечно, не зверь. Не хищник, не дракон, не змий.

В развевающемся плаще проскакал меченосный Ланселот на ретивой кобыле — табуретка испуганно вжалась в землю, — он скакал в сторону прихотливо клубящихся облаков, в изгибах которых при очень большом желании можно было разглядеть туманные контуры роскошно-разлапистого Дракона…

Измождённый, измученный голодом и холодом волчара погнался на жизнестойким, выносливым зайцем — гнался, гнался, плутал, плутал, — но так и не догнал: измучился вконец, устал, запыхался — упал и умер, бедняжка. И только тут его нагнал наш хитроумный охотник, а нагнав, сокрушался искренно и честно, а посокрушавшись, вырыл кое-как в земле небольшую ямку и схоронил клыкастого беднягу, а схоронив, поставил крест и написал: «Волк обыкновенный, серый». А счастливый заяц меж тем убежал себе в далёкие дали, где влюбился в молодую зайчиху и вызвал в ней ответные чувства: но мы уже знаем, чем он кончит, бедолага отчаянный и бесстрашный, когда придёт сакраментальное время Всемирного Потопа

                                                                                                                                             28.10.96 (15-35)

Июнь 22

Естествослов-II. 13.Вода — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

13.ВОДА

Жила-была себе заскорузлая деревянная табуретка, стояла себе во чистом поле и чего-то ждала. Проходили годы и десятилетия, а она всё стояла, всё ждала. Дождь её поливал, снег её засыпал, ветер её обдувал, солнце её палило, а она всё ждала и ждала.

И вот — дождалась. В эту осень проливной дождь лил подряд много дней и ночейреки и моря вышли из своих берегов, и — начался Всемирный Потоп. И почернело небо, и не стало больше земли под ногами, и понесло бедную табуретку неведомо куда по воле бушующих волн — и сверкали молнии, и грохотали громы

Дрожащий заяц взгромоздился кое-как на неустойчивую, летящую вдаль табуретку и думал, что он спасён, да не тут-то было: страшная молния ударила — нет, не в табуретку, а рядом, совсем рядом с ней, но этого хватило, чтобы бедного зайца сразить наповал, — его, уже мёртвое, тельце опрокинулось в воду и камнем пошло к неведомым, невидимым глубинам

                                                                                                                                                      23.10.96 (18-25)

Июнь 18

Естествослов-II. 9.Небо — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Жила-была себе заскорузлая деревянная табуретка, жила в невИденьи и невЕденьи — это трудно, но можно, ежели стоять навстречу небу, ничего не иметь, ни за что не цепляться, если быть, как не быть, но с небом заодно, которое знает и поэтому скрывает и покрывает собой всё сущее. Жизнь — только всплеск, попытка, повод явить неявные черты ещё одних узоров, и миров, и всплесков, без которых этот мир вполне бы мог бы обойтись: а он может обойтись безо всего, и даже без себя самого…

Жила себе деревянная табуретка — а могла бы и не жить. Но раз живёшь — на что-нибудь, глядишь, и сгодишься. Кому-нибудь, чему-нибудь, куда-нибудь, когда-нибудь… Явишь, во всяком случае, небу собственный всплеск, который оно занесёт в затрёпанный свой кондуит на случай незримых верховных надобностей.

Жизнь — только повод для воспоминаний. О древесности живой и цветущей, о ветвях, простёртых в небо навстречу радости и солнцу.

                                                                                                                                                  21.10.96 (13-17)

Июнь 17

Естествослов-II. 8.Земля — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Жила-была себе заскорузлая деревянная табуретка, стояла себе в голом и диком поле, давно уже стояла, и устала уже стоять Дождь её заливал, снег её засыпал, ветер её обдувал, солнце её обжигало… Грызли её жучки, червячки и полевые мыши, клевали глупые птицы… Постарела она, потрескалась и за годы героического стояния ушла уже в землю по самое по сидалище. А жирная и сочная земля нежно и методично всасывала усталую табуретку в своё бездонное всеядное нутро и уже готова была её поглотить и переварить, как поглотила и переварила она всё, что в неё ни попадало за многие-многие годы, за века и тысячелетия, когда она без устали должна была завершать нелёгкую работу своей бессмертной матушки Смерти, втайне от которой ей вдобавок приходилось ещё помогать своей внебрачной дочурке по имени Жизнь

                                                                                                                                                                    19.10.96 (00-55)

Июнь 15

Естествослов-II. 6.Табурет — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Жила-была себе заскорузлая деревянная табуретка. У неё была своя неповторимая судьба. И своя неповторимая человеческая задача — оприютить хладный космос, не имеющий всеобъёмлющего смысла ни без Бога, ни с Богом, ни с табуреткой, ни без. Ну и чёрт с ним, со смыслом, давайте присядем, закурим, помолчим, покуда курим, что-нибудь придумаем, пока молчим. Чин-чин. Кайф. Нирвана. Удобства минимальные, зато функциональность предельная: потому и предельная простота.

Преступные подростки сколотили тебя когда-то в своём исправительно-трудовом ПТУ. С тех пор прошло, протекло, пролетело, просквозило, просвистело, проползло много-много лет, дней и ночей, и где только за всё это время ты ни побывала, кто только тебя ни осёдлывал, какие только зады!.. Но ты, древесная и четырёхногая, была ещё и столом, и постаментом, и орудием убийства, и средством защиты, свидетелем кротким кухонного быта… Пока не пошла на дрова и не сгорела дотла в закопчёной печурке-буржуйке, согрев своим древесно-огненным теплом живых ещё покуда человеков, измождённых суровыми следствиями энергетического кризиса: но и они когда-нибудь сгорят — пойдут кому-то тоже на растопку…

                                                                                                                                                                 18.10.96 (12-48)