Август 21

Второе пришествие-5 (III. 44-45) — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Второе пришествие-5

Новый Исус — он и мыслил уже (где-то) по-новому: ему чужда была старообрядная твердолобость, — а всякая ситуация неизбежно требовала своего подхода. Но когда ситуация оценена и подход найден, для внедрения этого подхода в живую и уже устоявшуюся во многом жизнь требовалось применить известную непреклонность и мудрую силу принятой на себя власти.

Вот Альфред Норт Уайтхед пишет: «Порядок недостаточен. Необходимо нечто куда более сложное: порядок, накладывающийся на новизну; вследствие этого плотность порядка не вырождается в простое повторение, а всегда есть рефлексия на фоне системы. <…> Мир стоит лицом к лицу с тем парадоксом, что он ждёт нового и в то же время охвачен ужасом перед потерей прошлого, знакомого и любимого» (1929г.)

Так вот, Исус в собственном своём лице хотел снять это противоречме между старым и новым, чтобы этот потерянный мир не метался, не дрыгался, вопя и стеная, между прошлым и будущим, а для этого надо дать, надо указать этому разориентированному, развинченному миру единственные — на сегодня — ценности, устанавливающие гармонию между старым и новым, между низшим и высшим, между левым и правым…

Исус опять начинал всё сначала. Ему внимали дети и бродячие собаки — чистые, незамутнённые сосуды, изначально готовые к восприятию чистой истины. Ему внимали отбросы общества, бездомные бродяги и алкаши — люди, опустошённые жизнью и судьбой. Но это было ещё только первой пробой, только началом.

Исус сказал: Ищу человека. Исус набирал себе новых апостолов. Исус говорил: Когда вы познаете себя, тогда вы будете познаны и вы узнаете, что вы — дети и бродячие собаки.

Извечный еретик, юрод и отщепенец, Он всегда разрушал закосневшие формы и распаковывал новые смыслы, т.е. делал то, что делает всякий уважающий себя творец и мыслитель; и теперь Он покажет и докажет всем, что Он вовсе не такой кроткий и нудный морализатор, каким Его представляли скучные седобородые старцы в рясах и клобуках, столетьями бубнящие с амвона вчерашние истины… Он докажет, что истины могут быть только сегодня и только сейчас, и всякий раз их надо открывать заново: «Смерть и жизнь — во власти языка» (Притчи, 18:21).

                                                                                                                                                  16.11.93 (01-11)

На развалинах Империи выщупываем прежде неприкасаемые структуры. Отстранённо переоцениваем ту скорлупчато-капсулизированную жизнь, сердцевиной которой мы были ещё совсем недавно, а нынче брешь пробили в скорлупе и истекли в мировые просторы с ещё не сложившимися структурами, и водим, и водим усами своими, эхолокаторами, принюхиваемся к веяниям с разной степенью жадности…

Вот и восприятие внешних, даже простейших, вещей разрушено до основанья, — природные там всякие ландшафты, улицы, дома, собаки, облака, деревья — все эти штуковины не желают слагаться в единую, цельную картину (систему), каковая во многом составляла прежде такое понятие как родина, отчизна... Разве что язык? Но и он скрипит и гудит, пустотелый, ещё не знающий, не ведающий что же ему, сирому, бедному, теперь собою облекать, оплетать, опутывать — укреплять.

Вот Ерёма, тот овеществляет новые метафоры, такую, например, как «принятие на грудь»: покупая разливное пиво, распахивает пред изумлённым продавцом рубаху и предлагает собственную грудь для розлива означенной жидкости, лей, говорит, не тушуйся… Но жизнь и язык — это ведь не одно и то же. Язык есть средство мифологизации жизни, а человек без этой мифологизации скудеет и сохнет — не может он без неё жить; и если не успевает чего-нибудь придумать — подыхает. «Смерть и жизнь — во власти языка».

Абдулла — субтильный и элегантный студент Лита (из Сирии), потомок какого-то древнего царского рода — в одну из пьяных ночей с помощью Моллы (из Туркменистана) довольно интересно рассказывал о преимуществах жизни по законам шариата. Жека  же, будучи поначалу в алкогольной отключке на голой (полосатой) своей кровати, выпростал вдруг из-под руки осовелый глаз и принялся выкрикивать заплетающимся языком: «Эй ты, чувак, кончай! Надоел! Дёргай отсюда!» Молла тут же вступился за брата (по Исламу), а в итоге распалил Жеку на пьяную драку.  Драчунов пытались разнять, но без толку. Жека с Моллой дрались в коридоре за дверью, а печальный Абдулла курил и рассказывал о чудесах Корана, и в том числе о том, что недавно учёные подсчитали количество всех букв арабского алфавита, из которых составлен Коран, и сделали удивительное открытие: оказывается, в Коране содержится абсолютно равное количество всех букв арабского алфавита… «Смерть и жизнь — во власти языка»…

И в заключение — отрывок из моей двухгодичной давности курсовой по античной литературе.

«Всякое время, всякая эпоха, всякий народ несут на себе свои знаковые системы, необходимые ему для самоидентификации. Всякое новое, новаторское художественное произведение — это в чём-то всегда игра, и где-то даже, умышленное или нет, щекотание традиционных морально-нравственных усиков добропорядочных своих современников, а порой даже — заодно — и потомков, как мы теперь можем наблюдать.

Истинное искусство — это всегда, так или иначе, ломка, встряска застоявшихся и залежавшихся канонов, стереотипов, это дерзость, неизбежная в создании новых ракурсов и сфер, которые сами в конце концов не что иное, как по-новому перетасованные, перекомбинированные, перестроенные элементы-кирпичики всё той же традиции; традиция же есть не что иное, как фольклор и искусство древнего мира.

Старые мифы умирают, нарождаются новые, но сии последние без первых невозможны. Значит что — «нет, весь я не умру»?.. Значит, не умрёшь.

Значит, что — старые мифы не умирают?

Значит, не умирают; не умирают — а попросту переходят в новое качество, в каком играют уже иные роли.

Античная литература снова и снова убеждает нас в том, что прошедшие столетия, а то даже и тысячелетия, почти не изменили человека в его основополагающих, планетарно-космических ипостасях — у него остались не только те же руки-ноги, но и во многом те же всё эмоции, чувства, страсти, мысли...

Да, человек как психофизическая сущность с течением времени почти не изменялся, — изменялись образ, стиль, формы его жизни, его менталитет, хотя некоторые обряды и ритуалы оказались всё же на удивление живучими и существуют по сей день (это, например, основы римского судопроизводства, поминовение усопших на девятый день после смерти и т.д.); многие представления и образы, укрываясь от разрушения в коллективном бессознательном, стали архетипами и буквально ежедневно незримо сопровождают нас в нашей повседневности; архетипы оснащают наше восприятие окружающего мира, в том числе и восприятие условности искусства, сложными системами знаковых символов и эмблем. <…>

И наконец урок для нас — для нынешних.

Античное мышление, античная диалектика, античная мифология, античное искусство — самодовлеющи, самодостаточны. Античный человек ценил, так сказать, сам процесс... И даже авторы времён упадка Империи несут нам в своих сочинениях столько раздольного, цветистого жизнелюбия, столько юной, бурлящей неугомонности, отрицающей нудную рефлексию и всяческую твердолобость, что мы с неизбежностью понимаем: — крушение империй, несомненно, порождает благотворный анализ, переоценку всех ценностей, иронию и скепсис, разрушение догматов, идеалов и вер; современники, свидетели таких эпохально-исторических разломов платят за это дорогой ценой душевного смятения и духовного опустошения, — но этой ценой куплена свобода, которая не имеет цены».

Да, чуть не забыл: вчера у родителей на кухне видел чудесную (живую!) бабочку-капустницу — грандиозное событие для скучающего (зимнего) глаза!!!

                                                                                                                                                   16.11.93 (21-58)

Май 24

Как посмотришь — так и увидишь!

После дождя
alopuhin

Это может показаться романтическим преувеличением, но каждый из нас — полновластный автор каждого приходящего к нам мгновения нашей жизни. А если ваша жизнь приносит вам одни лишь горькие разочарования — в этом, друзья мои, только ваша вина (вина вашего негативистского мировоззрения, принудившего вас относиться к собственной жизни с недоверием). Мы — авторы своей персональной, личной философии, которая определяет нашу веру и наше отношению ко всему, что нас окружает. Да, конечно, окружающие люди, события и обстоятельства влияют на нас и нашу жизнь, но только в той степени, насколько мы позволим им на нас влиять, ведь мы тоже на них влияем, можем влиять, влиять настолько, насколько захотим: проблема в том, что мы не всегда знаем и умеем, что это и как это — реально хотеть и реально влиять. Это похоже на перетягивание каната — окружающие люди, события и обстоятельства тянут нас в свою сторону (то есть влияют на нас), а мы тянем их в свою сторону (то есть влияем на них) — если они нас всё время перетягивают на свою сторону, мы становимся фаталистами, а если мы перетянем их к себе, они станут просто атрибутами нашей воли, агентами нашего влияния, и тогда мы становимся хозяевами собственной жизни, её повелителями (это, конечно, идеальная ситуация: полностью овладеть наружной жизнью мало кому на земле удавалось, а истина, доступная многим, как обычно, где-то посередине).

Можно пол-жизни прождать, когда же судьба ниспошлёт к нам какое-нибудь радостное событие, чтобы возрадоваться наконец и улыбнуться. А можно, наоборот, взять и захотеть вдруг ни с того, ни с сего, без всякой причины возрадоваться, и дабы возрадование сие заполучить, взять и эдак почти спонтанно (хотя и по хотению принудительному) улыбнуться, после чего ухватить за хвост мелькнувшую на периферии сознания скромненькую радость, покрепче ухватить и растолкать её, растормошить, дабы оная от спячки воспряла и раздухарилась не на шутку ажно… По вере, по вере даётся нам всё, что мы имеем в этой жизни…

Вас обидели, а вы улыбнитесь — и обида к вам, глядишь, и не пристанет. Если вы долго и настойчиво будете убеждать человека (особенно если оным заправляет слабый и неуверенныйхарактер), что он-де свинья, тот, глядишь, и станет таковою. Как верно заметил Уильям, наш уважаемый, Шекспир: «Нет ничего хорошего или плохого, это наше представление делает вещи таковыми».

Ваша персональная философия в ответе за то, как вы реагируете на события вашей вяло- или бодротекущей жизни и за то, насколько счастливой или несчастной она для вас является.

За ответами на терзающие нас вопросы никуда ходить не надо , ибо все ответы схоронены в наших потаённых глубинах (хотя почему бы и не сходить к местам силы, стимулирующим наше духовное нутро) — надо лишь до них докопаться. Жизнь такова, каковой она нам представляется: как посмотришь — так и увидишь. «Что отдашь — твоим пребудет» (Шота Руставели, «Витязь в тигровой шкуре»). Наблюдаемый тобой мир, в качественном смысле,  таков, как ты к нему относишься и с ним со-относишься, с каким настроем (позитивным или негативным) ты с ним взаимодействуешь. Другими словами, мы — полноправная и неразрывная часть окружающего нас мира, и если мы гармонично с ним взаимодействуем, если всецело и позитивно его принимаем, то он всецело и позитивно принимает нас, и тогда всё наше — его, а всё его — наше, и тогда мы с ним, таким огромным и безмерным, едины — «и в радости, и в горе«… И тогда мы прикасаемся к счастью просто быть и наслаждаться объятием с роскошью сего безмерного существования, с безграничной громадой каждого мгновения, божественной щедростью «Здесь и Сейчас«. «И полусонным стрелкам лень// Ворочаться на циферблате,// И дольше века длится день,// И не кончается объятье» (Б.Пастернак).

28 августа 2007 года я, оступившись о выступ бетонного крыльца, сломал правый голеностоп (в трёх местах — слева, справа и спереди, так что стопа висела на одном лишь Ахилессовом сухожилии). А через несколько лет оказалось, что это был один из самых провиденциальных случаев в моей жизни, благодаря которому я смог кардинальным образом изменить свою жизнь к лучшему, благодаря которому я прозрел и понял глубинную правоту старой пословицы — «Всё, что ни случается, — к лучшему«.

Родившись, мы получили сразу всё бытиё, то есть всю полноту возможного счастья. Само бытиё и есть счастье, и даже небытиё есть тоже счастье, ибо входит матрёшкой в него… И как у настоящего художникавсякое лыко в строку, так и у бытия — всё, что ни есть, благо, и у нас с вами одно сплошное благо, когда мы понимаем, что всё связано со всем и стало быть вечно и бесконечно, когда мы держим себя во всей полноте Сознания Здесь и Сейчас — вне времён и пространств. Не надо ничего выдумывать — смотрите на то, что есть прямо у вас перед глазами, смотрите легко и просто, и будьте при этом беспечно-бездумной пушинкой — без груза издохшего прошлого и загромождённого вашими проекциями будущего, присутствуйте всецело там, где вы есть, и тогда, когда есть. Упростите себя до нуля. Потеряйте себя. Умрите для всех ваших выдумок и привычных представлений — и тогда в вас воспрянет, встрепенётся и забьёт фонтаном реальная жизнь, свободная от наименований и ярлыков, дикая и до безумия восхитительная! Ура!

Февраль 26

Суетливо-трусливое эго

alopuhin

Жаждущий непрестанных впечатлений ум ищет в том числе и подтверждения собственной идентичности, формирует более-менее цельное ощущение собственного эго, собственного «я», озабоченного потом только собственным воспроизводством и уточнением (в процессе адаптации к окружающим обстоятельствам).

Говоря «я», подразумеваешь под этим, как правило, всю свою жизнь, её историю, которую сам себе постоянно мысленно рассказываешь. Это «я» твоих представлений, привязанностей, привычек, пристрастий, приязней и неприязней, желаний и страхов. Это сотворённое умом ощущение того, кем ты, по его мнению, являешься на данный момент, той личностью, что обусловлена прошлым и чает удавлетворения в проектируемом будущем.

Но есть глубинное, ни от чего не зависимое «Я», которое всё это видит со стороны и осознаёт поверхностность и мимолётность своей ментальной и физической формы, — вселенское осознающее «Я», «Я» вне пространства и времени, «Я», не знающего наших страхов и сует.

Мелочно-суетное «я», вовлечённое в круговорот коллективного бессознательного и порождающее всё новые страхи и вожделения, ставит нас в неисчислимые проблемные ситуации, поглощающие всё наше внимание. Но что в итоге останется от всех этих ситуаций? Горстка жалкого праха, равного ничтожной чёрточке меж датами рождения и смерти на твоём надгробии. И всё. Для суетливо-трусливого эго эта мысль, по меньшей мере, неудобна. Для тебя же она — залог твоей свободы, свободы от привычного и известного.

Стоит понять, что не смолкающий в твоей голове голос хочет всецело быть тобой, чтобы ты его с собой отождествлял, — пробуждаешься от морока, понуждающего тебя отождествлять себя с твоей внутренней словомешалкой, с потоком неконтролируемого мышления, продуктом стереотипного ума, выстроенного адаптивным механизмом реагирования на внешние раздражители, когда хозяином твоей жизни оказывается примитивный животный  паттерн из условных рефлексов…

Но ты — не он, не этот, автоматически мыслящий, умишко, — на самом деле ты тот, кто его осознаёт. Безмолвный соглядатай свой жизни. Это знание себя как независимого бесстрастного сознания за пределами всякого ума и есть подлинная свобода.

Эго-я всё время ищет чего бы ещё к себе добавить, чтобы сделать себя ещё завершённее и целостнее, — отсюда извечная его озабоченность гипотетическим будущим.

Стоит тебе осознать, что ты живёшь только в настоящем мгновении, что никакого прошлого и никакого будущего не существует, ты сразу же выходишь за границы ментального эго-паттерна, после чего можешь всецело отдаться текущему  настоящему, которое бесстрастно наблюдает твой внепространственно-вневременной разум, высший разум, лишённый суетного эгоизма, чающего мифического светлого будущего, ради которого жертвует актуальной реальностью текущего настоящего.

Но даже если посредством запланированных ментальным эго мероприятий достигаешь поставленных перед собой целей, удовлетворение от этого достижения быстро сходит на нет, ибо основания его — суетны и зыбки, как суетен и зыбок породивший их ум, порождающий снова и снова свои очередные стадные отождествления.

Отказавшись от планирования результата ради полной вовлечённости в сам процесс того, чем занимаешься здесь и сейчас, ты покидаешь изъезженную колею эго-обусловленности. Тогда твоя деятельность не только принесёт наилучшие плоды, но и наибольшее удовлетворение, корни которого находятся в самой сути вещей и поэтому неистощимы.

Многие люди строят своё эго на негативных комплексах — чувствах обиды, недовольства, зависти и т.п. В тюрьме подобной самоидентификации вы оказываетесь полностью во власти вашего ментального ума, что заинтересован умножать эту свою власть по принципу снежного кома, всё настойчивее и больше загоняя вас в тупик полной безысходности и апатии. Эго-ум делает это через внутреннее обсуждение с самим собой одних и тех же обид и разочарований, и поэтому только одно может его осадить и заставить замолчать — ваше решительное отстранение от него, от своего эго-я, ваше молчаливое присутствие и немотное соглядатайство за происходящим внутри и вовне. Главное — делать это непреднамеренно, ненатужно, непринуждённо и спонтанно (в даосизме, буддизме и дзен-буддизме есть для этого специальные техники, техники медитации).

Непрестанные жалобы, нытьё, жалость к себе и машинальное реагирование — излюбленный образ действий обусловленного эго-ума, то, чем оно кормится и взрастает. Жертвы такого ума принимают в штыки любую ситуацию, считая себя правыми, а окружающих виноватыми, на чём, как на опаре, поднимается липкое тесто их автократического самолюбия. Тем самым умножаются наслоения иллюзий у жертв и носителей подобного эго-ума, всё более изощряющегося в бесчисленных оправданиях и самореабилитациях.

Эго-я самовозвеличивается на войне со всем и вся, на конфликте, на конфронтации, твердолобо и принципиально разделяющей «я» и не-«я». Без образа врага оно истаивает, как прошлогодний снег.

Эго-я постоянно сравнивает своего носителя с кружающими, ставя себя то ниже их, то выше, уточняя свою социальную позицию. Отсюда являются побочные продукты такого позиционирования — обида, зависть, презрение. Если не удаётся укрепиться в своём превосходстве, эго-ум ищет убежища в намеренном самоуничижении — ему главное хоть на что-то зацепиться, дабы выстроить сюжет, историю своих иллюзорных перипетий, где его ненасытный сенсорный голод мог бы хоть ненадолго быть утолён. Иначе он усохнет, уменьшится в размерах и собственных завидущих глазах, потеряет былое значение и свою психическую власть над вверенным ему (животной природой) человеческим материалом.

«Разделяй и властвуй!» — этот принцип Макиавелли отнёс к государственным деятелям, которые хотят задержаться у власти подольше. На этом стоит как раз эго-я — на своей обособленной, инаковой отдельности, на своём антагонизме меж «я» и «не-я». «Ад — это другие» (Ж.-П.Сартр). Кто не с нами — тот против нас: это главный принцип обусловленного эго-ума. Ты вроде бы ищешь радости и счастья, но находишь одни лишь печали и беды. Но жизненные обстоятельства мало к этому причастны, а всему виной обусловленности твоего эго-ума, по определению строящего себя на конфронтации с окружающей действительностью.

Ещё одна ловушка  эго-ума для укрепления своей самоидентификации — чувство вины, какое эго-ум взрастил в себе, чтобы ты, снова и снова отождествляя себя с ним, повторял за ним: «Это сделал я, этот недостойный поступок совершил я, потому что я нехороший, плохой человек».  Прости себя за то, что ты сделал в прошлом. Начни Новую Жизнь. С чистого листа. Начинай жить сначала каждый день, каждый час, каждую минуту, каждую секунду, каждый ноль времени и места. В прошлом какой-то человек, какого ты отождествлял с собой, сделал то-то и то-то, исходя из того, в какой степени он был тогда бессознательным и на каком этапе своего развития он тогда находился.

Когда буддийского Мастера попросили объяснить суть буддизма, тот ответил коротко и ясно: «Нет «я» — нет проблем».

Февраль 25

Игра с прошлым №4

остановка в пути
alopuhin

С трудом стоящий на ногах алкаш что-то упорно ищет под уличным фонарём. Подходит блюститель порядка и спрашивает, что он там потерял, а тот отвечает: «Ключ от квартиры».  Блюститель порядка подключается к поискам. Несколько минут спустя, полицейский интересуется, уверен ли алкаш, что ключ потерян именно здесь, под этим фонарём, на что следует обескураживающий ответ: «Да нет, скорее всего, не здесь, но зато тут гораздо светлей».

Чтобы оставаться несчастным как можно дольше, вам надо брать пример с этого анекдотического алкаша: цель подобных поисков не в конечной цели, а в самом их бесперспективном процессе, главное — не сдаваться и тыркаться носом в одно и то же дерьмо изо дня в день, изо дня в день! Эта абсурдная разновидность игры с прошлым («Продолжайте в том же духе») была известна на нашей планете ещё до шестого дня сотворения мира, то есть до появления человека, как такового.

В отличие от игры №3, возлагающей всю вину за наши несчастья на некие внешние силы, нееподвластные воле слабого человека, эта, четвёртая по счёту игра состоит в непреклонном стремлении лелеять и воспроизводить те стереотипы поведения, какие, вероятно, и были когда-то в прошлом наиболее эффективными, а то и единственно возможными, но давно уже таковыми не являются.  Консервативная приверженность к отжившим своё подходам порождает проблемы, ведь в этом мире есть лишь один неизменный закон (закон Гераклита), говорящий о том, что всё течёт, всё изменяется, что нет ничего неизменного в нём, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку… Одним словом, со временем всякая ситуация меняется, но искатели несчастий с этим не считаются и делают на этом свою твердолобую игру под легендарным лозунгом Нины АндреевойНе могу поступиться принципами!»).

Элементарное стремление к адаптации, пройдя через повторение схожих ситуаций, сводится у всякого животного к выработке ряда условных рефлексов, ибо ленивая, по определению, природа, идя по пути наименьшего сопротивления, снабжает нас оптимальным набором защитных реакций, которые, к радости искателей несчастий, вырождаются в окосневшие стереотипы — в анахронизмы, заслоняющие от нас живую, изменчивую реальность, новые, возможно, более спасительные и эффективные решения, какие были нам доступны и прежде, но мы, одержимые расковыриванием давно прошедших бед и обид, не увидели их ни тогда, ни теперь.

Таким образом, двойная слепота ведёт к двойному итогу. Во-первых, она делает всё более бесполезным и бессмысленным избранное когда-то решение и всё более безнадёжной общую ситуацию. А во-вторых, растущее ощущение дискомфорта вкупе с глупой убеждённостью, что в мире может существовать только один-единственный выход из сложившейся ситуации — с удвоенной энергией (достойной лучшего применения) продолжать тянуть ту же резину, что и прежде. И чем упорнее, чем старательнее вы продолжаете ту же свою привычную игру с судьбой, чем дольше вы продолжаете нудить свою старую песню в том же духе, тем глубже и безнадёжнее погружаетесь в трясину того же самого несчастья, какое вы взрастили своими собственными руками.

Упорные искатели несчастной жизни приходят к этому рано или поздно. Психологи называют результат такой игры с прошлым неврозом.