Сузукар-3

Большая Белая Книга — груда отсыревших шёлковых свитков, один за другим распадавшихся в руках Дергабула: не понять — то ли это руки Дергабула дрожат от понятного волнения, за которым полгода изнурительных поисков и смертельных отчаяний, то ли мечется от сквозняка пламя десятка смоляных факелов в руках измождённых соратников… Буквы пляшут и рассыпаются в руках Дергабула, едва он успевает пробежать по ним напряжёнными глазами… И вдруг — вот она — молитва Белого Зогара, те самые заветные двенадцать слов, но и они — о, Боже! — рассыпались в прах, но он успел, он всё-таки успел их прочитать! Бормоча слова молитвы, Дергабул отстраняет от себя сгрудившихся над ним с факелами товарищей и поднимается с колен, закрывает лицо руками, отрешённо отходит в тёмную часть галереи, чтобы снова и снова повторить, чтобы застолбить в памяти магический текст, чтобы навсегда запечатлеть в себе эти ещё смутные для него, ещё странные и жуткие слова священной молитвы Белого Зогара…

                                                                                                                                                                  20.08.93 (03-05)

В Москве отмечается вторая годовщина государственного переворота, или вторая годовщина неудавшейся попытки путча, или вторая годовщина победы молодого ельцинского правительства, или победы всех приверженцев ельцинского курса, или приверженцев естественных прав и свобод над партийно-гэбистской диктатурой, над приверженцами прежнего, просоветского курса…

В общем, и я там был, мёд-пиво пил… Демонстрировал солидарность, дежурил у Белого Дома, митинговал, беседовал с Кронидом Любарским, был, что называется, в гуще событий, глотал слёзы протеста и восторга: собственной шкурой явственно ощущал космический проворот исторического динамо.

Погода была пасмурной, моросил занудный дождь… А 21-го, около середины дня, лишь прозвучало первое известие о победе, небо вдруг просветлело и на нём, впервые за все эти дни, уверенно воцарилось яркое нежное солнце, — трудно было тогда не поверить в существование высших, божественных сил.

                                                                                                                                                                     20.08.93 (13-07)

Сегодня суббота и редчайшее, уникальнейшее в это лето солнце на этот раз изрядно температуристо и безоблачно: carpe diem, а не словить сей момент никак нельзя — собираюсь отправляться загорание-купание осуществлять, до того собираюсь, что готов даже пожертвовать на этот (редкий!) раз любимой баней и парной!..

Песчаный — белёсый — карьер с прозрачнейшей водой средь мачтовых сосен духмяных, цветастый (купальниками) народ, игривые собаки и дети, то же — почти «электричное» — любование…

Продолжу сбор своей коллекции колоритных (королитных?) — пущай и беспородных — каменьев (но интересных и приятственных моим глазам, а также и рукам)…

Ласточки будут летать в небесах и прочие птицы…

Размеренные околочасовые заплывы сделают моё тело упругим и лёгким...

Можно даже додуматься до очередного эпохального произведения, что покорит (покоробит?) мировую общественность и принесёт мне достойную славу, ха-ха… И ваще…

                                                                                                                                                                           7.08.93 (11-32)

Георгия Гачева жизнемыслие обож-жаю. Это родная мне литература, только я не мыслю, а до-мысливаю, я менее культурологичен (культурен) и отсылочен, я более бессознателен и глуп, ибо — интуитивист и стихоплёт, но Гачева, его домашнюю свободу и неторопливую мягкость, с какой он вбуравливается в могучую глыбину жизнекультуры, — приветствую всячески и люблю.

От-влечённые понятия при-влекает, при-вязывает он к непритязательной практике обыденной жизни: высоколобая культура, искусство, философия и этот самый быт перекидываются меж собой в некий такой пинг-понг, лёгким шариком которого служит сам автор — «Г-Г», любые знания которого всегда обращаются в нагляднейший опыт, во многом сродственный монтеневскому, да и розановскому тож. Это уютный такой эссеизм, органично вживлённый в обыденность каждодневного существования, это, в общем-то, обычный дневник мыслителя и поэта, перерабатывающего, окультуривающего, возводящего грубую пищу быта в высокую степень осмысленного бытия. Как он это сам называет — «мышление без отрыва от производства жизни».

                                                                                                                                                                               8.08.93 (03-08)

Научился, натренировался доверять первотолчкам своей интуиции, а это, в общем-то, уже биолокация, и такая биолокация, когда вся жизнь подчиняется голосу свыше, почти напрямую подключённому к голосу внутреннему, призывам которого я безропотно и с радостью подчинён, ибо уверен, что истина за ним, то есть, в конечном счёте, за голосом свыше, назови его хоть Богом, хоть ноосферой, хоть всевластной рукой Провидения — как угодно…

Первое непреднамеренное, безотчётное побуждение — надобно слышать его в себе всякий раз, когда жизнь ставит тебя перед выбором: пойти налево ли, направо иль, может, сразу напрямик, где так томит, манит отрадный в тумане — зыбкий — материк…

А всё тебя окружающее — непрямой, опосредованный — знак, намёк, подсказка Бога ли, ноосферы ли, могучей ли руки Провидения — называй как хочешь, итог один: тот или иной, пятый, десятый, но всегда закономерный, результирующий, подспудно вплетённый в сложную комбинацию разнонаправленных причин и следствий. Короче говоря, удача, как забыл кто сказал, выпадает лишь на долю подготовленных умов.

Надобно включиться в гармонию мировых сил.

                                                                                                                                                                                   8.08.93 (18-25)