Ноябрь 14

Общество. Сравнение. Конфликт — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Общество. Сравнение. Конфликт

Жизнь в обществе основана на стандартах и стереотипах, на общих представлениях о том, что хорошо, что плохо, что приемлемо, что неприемлемо, что прилично, что неприлично. Как правило, у нас имеются отношения не между людьми как таковыми, а между условными, образными представлениями людей друг о друге — между разными сослуживцами, начальником и подчинённым, мужем и женой, между странами и народами, родителями и детьми, покупателями и продавцами, кредиторами и должниками, между водителями и гаишниками, между одним человеком и другим человеком, между стариком и юнцом и т.д. Все эти виртуальные представления суть симулякры, нереальные мыслеформы, демпфирующие реальную встречу человека с человеком, реальный диалог между ними. Эти дурацкие придумки накручивают и раззадоривают сами себя такими же придуманными страхами и опасениями, и в результате неизбежно порождают конфликт. А у конфликта на все вопросы и проблемы нашей повседневной жизни всегда наготове самые простые ответы и советы. А уж в обществе, постороенном по шаблону респектабельности, где главой всему является соревновательная конкуренция, естественным образом сопряжённая с завистью, жадностью, стяжательством и агрессивностью, эти ответы и советы чреваты если и не кровью, то всем набором негативных чувств и состояний, какие только существуют в природе.

Только одно может нас освободить от такого безрадостного положения вещей — духовная бедность, отказ от эго-ума, от участия в этой безжалостной борьбе за высокое положение в обществе, а стало быть и от реальных идеалов этого общества. Для этого достаточно просто целостно понять его подлинную внутреннюю структуру, механизмы его влияния и управления, его институты и элементы и по возможности уклоняться от его соблазнов и слишком назойливого воздействия. Отказаться от своего тщеславного рвения, от соревновательного зуда, саморекламы и загребущих мечтаний. Принять то, что есть, смириться с этим, перестать искать для себя лучшей жизни, жить здесь и сейчас, не забрасывать в мифическое будущее удочку своих желаний. Это и означает стать нищим духом — остановить свои судорожные тщеславные устремления, а значит выйти из зоны конфликта (и в тоже время из зоны привычного комфорта), внешнего и внутреннего, отпустить, позволить миру и себе самому быть тем, чем они являются сами по себе, сдать себя на поруки реке жизни (на волю Божью), обрести мир и покой внутри себя, а стало быть и вне себя… Это вовсе не значит, что мы должны жить унылой растительной жизнью или плыть по течению обстоятельств безвольной, безжизненной щепкой. Нет, наоборот, освободившись от внешних влияний и обретя внутренний покой и тишину, мы становимся энергичными и живыми, подвижными и полными сил, которые при этом в нас буквально удесятеряются. Если мы от чего-то психологически зависим, наша жизненная энергия тратится на поддержание этой зависимости, а если учесть, что у большинства современных людей таких зависимостей — вагон и маленькая тележка, — практически вся энергия жизни таких людей буквально умирает в них, в порождённых обществом ритуалах, привычках, пристрастиях (к коим можно отнести весь наш устоявшийся образ жизни, все «дары» цивилизации и культуры). Зависимость от любых стимулов и посулов, соблазнов и привычек, обычаев и ритуалов, внешних или внутренних, лишает наше сознание свободы и самостоятельности, делают его бесчувственным и тупым, лицемерным и предвзятым, слабым и трусливым, трафаретным и нетворческим.

Очень трудно сегодня жить в нашем обществе и быть свободным от его соблазнительных стимулов, исходящих от церкви, семьи, школы, банков, клиник, аптек, от всеобщего курения, алкоголя, наркотиков, экзотических продуктов питания, от фэшн-индустрии, фитнес-индустрии, навороченных дивайсов, гаджетов и прочих облегчающих жизнь машин, безумного ассортимента товаров в бесчисленных магазинах, от словесных масс масс медиа, завлекающих ежедневными сенсациями, исходящих от рекламы, увлекательных придумок учреждений досуга и массовой культуры… Это ловушка, западня, капкан, который что-то посулив, взамен призван забрать, отнять всё, например, жизнь маленькой мышки или мощного кабана.

Освобождение от любой зависимости требует целостного — беспристрастного, вне полярных категорий и привычной логики ума — понимания этой зависимости и приятия реального положения вещей. Для такого целостного — изначально незаёмного и чистого — понимания надо отказаться от заведомо фрагментарных подсказок своего егозливо-хитроловкого ума, предубеждений своего «я», своего опыта, своего так называемого здравого смысла, надо снова стать ребёнком и «нищим духом», ибо их есть Царствие Небесное… Такое целостное восприятие возможно лишь тогда, когда мы целиком находимся здесь и сейчас, когда мысль, по определению продуцирующая иллюзорные представления и проецирующая их в уже несуществующее вчера и в ещё несуществующее завтра, отступает на задний план нашего сознания, обретающего чистоту и покой медитативной tabula rasa... Тогда отступает трение и конфликт, тогда наша энергия не растрачивается на поддержание традиционных взаимосвязей — своих и общественных, внутренних и внешних. Не надо никому угождать, кланяться авторитету, лицемерно с чем-то соглашаться или от чего-то отказываться, во что-то верить или не верить, лелеять батарею напрасных надежд, казаться, а не быть…

Отказавшись от простодушного, детского, непосредственно-бездумного восприятия вещей как они есть и начиная сравнивать их с идеально-умственными образцами, мы неизбежно порождаем трение сих представлений друг о друга, их соревновательно-сравнительный конфликт, что тянет за собой цепную реакцию всё новых и новых конфликтов, прогрессию которых с каждым разом потом всё труднее и труднее будет остановить. Конечно, такая бесконфликтная жизнь доступна не всякому и достигается годами медитативной практики…

Отказавшись сравнивать себя с другими, вы вдруг оказываетесь тем, что вы есть на самом деле. Тем, что вы есть целиком. Если вы начнёте сравнивать, вы мигом потеряете эту целостность, ибо сравнение всегда начинает делить вас на различные ваши составляющие, на отдельные ваши параметры. Например, параметр роста: ростом вы ниже, чем Х, но зато выше, чем У. Или другой ваш фрагмент — ум: вы явно умнее, чем Х, но зато последний явно вас красивее, чем удачно компенсирует в себе недостаток ума… А эта сволочь Z — такой богатый, что может позволить себе купить такой особняк, на какой мне заработать двух жизней не хватит, на Канарах, гадёныш, по полгода прохлаждается, пока я тут на работу спозаранку пешкодралом шкандыбаю по грязи…

Сравнение, зависть, желание порождают в нас противоречия, борьбу мотивов, конфликт раздвоенности между полярными оценочно окрашенными определениями-представлениями: «бедный — богатый», «красивый — некрасивый», «модный — немодный», «винтажный — дешёвый», «молодой — старый», «умный — глупый», «престижный — непрестижный», «правильно — неправильно», «хорошо — плохо», «морально — аморально», «выгодно — невыгодно», «здоровый — больной», «добропорядочный — наглый»…

На протяжении тысячелетий нам внушали, что текущая действительность убога и уныла, и поэтому мы все, как один, должны верить в идеал, диаметрально ей противоположный, и это-де поможет нам справиться с безрадостным настоящим. Но как показывает практика — это не работает. Практика, наоборот, показывает, что идеалы, верования, убеждения, принципы всегда неотвратимо ведут к болезненной раздвоенности, тоске, лицемерию, лжи, предательству, насилию, конфликту. Когда же вы не проецируете себя на противоположный вашей действительности идеал, а посредством целостного пребывания в «здесь и сейчас», не мудрствуя лукаво, сразу знаете как вам поступить в отношении того, что есть в этом «здесь и сейчас», этот иллюзорный крючок идеала, грозно висящий над вашим затылком, вам уже без надобности. И вы уже не порождаете и не мультиплицируете в себе и вокруг суету и смятение, волны энергозатратных метаний, когда хотите и начинаете что-то делать, и ваша медитативная целостность, ваша нерассуждающая внутренняя тишина становится залогом целостности всякого вашего действия.

Ноябрь 2

Святая простота [10.08.1999 (459-463)] — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Святая простота

Время — слоисто и разнокачественно.

В масштабе здешней человеческой предметности время каузально-процессуально и однонаправленно («стрела времени» от прошлого к будущему). Но поскольку здешний человек пребывает одновременно во многих масштабах, он может вступать в продуктивные отношения и с мирами иной размерности, иной причинности, иного времени, однако для этого он должен быть слабо захвачен предметными узами мира сего, а точнее, он должен быть свободной личностью, а не жалким рабом сугубо биологических, вегетативных детерминаций.

Нездешний мир многоэтажен и состоит из многих миров — все они, со здешней точки зрения, ужасны, темны и опасны, но посвящённые знают, что там есть, хотя и не столь зримо и явно, как здесь, сущности и силы как более светлые, благородные, так и более тёмные, злобно-коварные. Безвольный раб здешних обстоятельств станет рабом и тамошних. Однако рабом тёмных сил в потустороннем мире может оказаться и тот, кто здесь был достаточно свободен и духовно вооружён…

Полноценная свободная личность в своём становлении проходит два грандиозных этапа, сопровождающихся опасными потрясениями самых её основ.

Первый — неминуемый — этап: разрыв с обществом, всецело подчинённым лицемерию внешних стереотипов, отрешение от вегетативных сует мира сего и уединённое постижение высот и глубин бытия и духа посредством своего «эго» и в русле-контексте своего призвания; неминуемый итог этого этапа — тупик и кризис, откуда не всякому удаётся выбраться.

Второй этап: воссоединение с обществом на новых духовных основаниях, основаниях терпимости и целостного приятия мира людей со всей его житейской мишурой.

На первом этапе личность ещё слаба, зыбка, недостроена, не утверждена в самой себе, а значит не совсем свободна, поэтому, чтобы уберечь себя от распада, вынуждена избегать давления многочисленных внешних сил. На втором же этапе личность уже достаточно сформирована, сильна и свободна для того, чтобы, не жертвуя главным в себе, пожертвовать своим зловредно-тщеславным «эго», которое в условиях изоляции поневоле разрастается до непозволительных размеров, и чтобы в полной мере осуществиться в мире людей с надеждой обрести с ними достойное взаимопонимание. Эта надежда — надежда на воздаяние здесь — может и не оправдаться (что случается не так уж и редко), но полноценная личность потому и полноценна, что ничто не может помешать ей осуществить себя вне себя.

Первый этап знаменует собой полусвободное-полувынужденное движение личности от того, что ей дано, к осознанию того, что ей задано. Второй этап отмечает восхождение свободной личности от умозрительного осознания к реальному осуществлению своего задания — своего долга (бремя коего легко, коль оно есть результат свободного, естественного выбора).

Становление подлинной личности происходит естественно и органично, несмотря на то, что некоторые толчки-подсказки и удары судьбы время от времени помогают ей скорректировать свой курс, — никаких широких внешних жестов или специально выверенных, последовательных шагов делать для этого вовсе незачем. Совсем необязательно сломя голову бежать в церковь, бросать свой дом, семью, работу, привычные дела, углубляться в какую-то специальную литературу и специальную духовную практику, хотя кому-то всё это и может несколько помочь — тому, кто делает это не нарочито и вымученно (подобно, например, толстовскому отцу Сергию), а спонтанно, как что-то само собою разумеющееся. Путь сей долог и непрост, а посему свершается не в угрюмости и обречённости, а в бодрости и вдохновении. Труды повседневной жизни не только ему не мешают, а зачастую и помогают — для исполнения обыденных забот тоже надобно что-то иметь за душой. Простые работяги в тяготах своего труда получают порой не меньшее просветление и развитие духа, чем праведные отшельники и аскеты, отказавшиеся от обыденных трудов ради высших откровений духа.

Вокруг нас тысячи и миллионы людей ежедневно трудятся в поте лица не ради личного обогащения, а для относительного благополучия своих ближних: эти «труждающие и обременённые» — разве они хоть сколько-нибудь не святые?

Самые заурядные деревенские старухи, малограмотные и непросвещённые, вся жизнь которых прошла в непосильных трудах на земле, на ферме и по дому, — да они уже при жизни ангелы небесные! Стальной (стальной и дубовый) ницшеанский «сверхчеловек» и мизинца их не стоит…

Разжигание, укрепление, внешняя стимуляция стадного инстинкта сильно вредит человеку — в этом смысле деревенские жители духовно здоровее городского пролетариата…

Октябрь 28

Долой догматы! [5.08.1999 (417-427)] — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Долой догматы!

Религиозный деятель говорит учёному атеисту-материалисту: — Моя духовная правда правдивее твоей, бездуховной! Учёный-материалист возражает: — Не-ет, дорогуша блаженный, моя правдивее, потому что наглядней, доказательней и прочнее! Спорящих пытается примирить третий — художник:

— Ребята, давайте жить дружно, ведь мы делаем с вами одно общее дело — плодим иллюзии, обманки, симулякры, дабы ублажить ими трусливых людишек, которым слабо существовать на белом свете без сочинённых нами смыслов и опор! Творцы, жрецы и боги — это мы, мы мифы на потребу сотворяем, слюной воображения скрепляя все времена, пространства и миры!..

Правота Ф.Ницше — правота стихийного культуролога, поэта и эссеиста, но никак не философа и строгого аналитика: судить его по критериям систематической науки в высшей степени некорректно…

За время Советской власти народ наш как будто огрубел и запаршивел душой — это, с одной стороны, вроде бы так, а с другой, не очень-то и так: несмотря ни на какие границы и «железные занавесы», он «поверх барьеров» всё-таки так или иначе был включён в общемировой процесс культурного движения, изнутри противодействующего тотальному движению природы. А смену эпох предваряет и приуготовляет смена культурных парадигм.

Советское воспитание было строгим и морализаторско-догматическим — не зря его сравнивали с католическим. Коммунистическое учение, догматически упрощённое и оскоплённое для удобства его внедрения в широкие массы, постепенно встроенное в созданный для него мощный ритуально-культовый комплекс, обладало всеми атрибутами государственной религии.

Советский человек (относительно среднего «капиталистического» человека) был внутренне достаточно беспечен — все главные заботы о нём брала на себя вездесущая Своетская власть: каждый социальный шаг человека (а таковым оказывается чуть ли не каждый его шаг) — от роддома до кладбища — был ею заведомо прописан и предрешён.

Обладая реальным единством и цельностью, советское общество было почти идеальной структурно-семантической системой: другое дело, что именно это «почти» и позволило ему протянуть свою жизнь намного дольше, чем это гипотетически могло бы себе позволить абсолютно идеальное общество. Да и сам народ в конце концов начал тяготиться слишком жёсткой регламентацией, что в фазе одряхления и выхолащивания догм неизбежно сопровождалась непредсказуемыми флюктуациями и сбоями. В результате неявный, скрытый саботаж со стороны народа, развращённого рабством и растерявшего былую веру и былой энтузиазм, сделал советское общество вхолостую работающей машиной: порвались былые социально-культурные обратные связи, отрицательные связи, ввиду чего положительные обратные связи обрели ничем не сдерживаемую силу, когда накопление поломок и ошибок принимает необратимый — неизлечимый — характер и система «идёт вразнос»…

Неуклонный технологический прогресс приводит к тому, что человек соматически деградирует и в то же время биохимически мутирует. И вот незаметно для самого себя он уже постепенно становится совсем, совсем другим — новым — человеком, новым животным видом, который либо окончательно превратится в неспособного к жизни природного выродка, либо окажется вдруг то ли неким диковинным биороботом, что вполне уже реально, то ли неким сверхчеловеком, богочеловеком, что вряд ли…

Сумеете красиво, художественно и харизматически эффектно, благодатно пообещать народу жизнь вечную (а ещё лучше — жизнь сытую), он поверит всему, чему вы только пожелаете. Это называется: баш-на-баш, не обманешь — не продашь.

В ХХ веке заболеваемость старческим слабоумием (болезнью Альцгеймера) выросла примерно в 10 раз (ныне в США этим недугом страдает около 4 млн человек).

Средняя продолжительность жизни человека Древнего Египта — 22,5 года, Древнего Рима — 24 года, средневековой Европы — 31 год, Европы ХIХ века — 37,7 лет, современной Европы — 70 лет.

Добро, требующее культурно-догматического оформления, есть в лучшем случае обманка, пустышка, «плацебо», а в худшем — вполне заурядная и самая распространённая форма зла. Площадные и кафедральные деклараторы и декламаторы добра — первые злодеи.

Подлинное добро — акультурно, беспричинно, неприметно, стихийно, спонтанно, природно, естественно, легко и непринуждённо… И не знает, что оно добро.

От занудного повторения таких «правильных» слов, как «истина», «добро» и «красота», истины, добра и красоты в мире не прибавится…

Аб-солютное, непогрешимое, нечеловеческое совершенство есть абсолютная смерть, абсолютное ничто, абсолютный ноль.

Не требуйте от человека слишком многого — невозможного: теория занимается теорией, жизнь занимается жизнью.

Лучшие проповедники и учителя жизни — поэты и художники, которые могут учить добру, любви и свету, не говоря о них ни слова и ничему не уча. «Красота спасёт мир», сама красота, а не красивая болтовня о красоте.

Подлинную, живую и свежую красоту производит дикий народ и дикое искусство, а человеческая культура, что так или иначе сводится к избыточному культивированию обиходных достижений цивилизации, эту неприрученную красоту убивает, прокалывает ей голову, как бабочке, и отправляет в свою трухляво-пыльную коллекцию, музей, склад, архив…

Всему должно быть своё место и время: безраздельное, тотальное смирение есть гнусное рабство и грех.

Да и вообще всё слишком чрезмерное и показное в человеческой жизни есть грех — и смирение, и гордость, и радость, и уныние, и правда, и ложь, и добро, и зло, и вера, и неверие, и свет, и тьма. В реальной жизни многое перемешано со многим в пропорциях различных и взаимопроницаемых, а посему зачастую неотрывно друг от друга, а то и детерминировано друг другом: не будь добра, не было бы и зла, не будь зла, не было бы и добра и т.д. Нет никакого отдельного, стерильного, идеального добра, как нет и столь же умозрительного зла…

Октябрь 27

Свобода и вера [4.08.1999 (403-416)] — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Свобода и вера

Вот что пишет Пётр Алексеевич Кропоткин в 1909 году: «Через всю историю нашей цивилизации проходят два течения, две враждебные традиции: римская и народная, императорская и федералистская, традиция власти и традиция свободы. <…>

Мы присоединяемся к тому течению, которое ещё в двенадцатом веке приводило людей к организации, построенной на свободном соглашении, на свободном почине личности, на вольной федерации тех, кто нуждается в ней. <…>

В Египте цивилизация началась в среде первобытного племени, достигла ступени сельской общины; потом пережила период вольных городов и позднее приняла форму государства, которое, после временного процветания, привело к смерти страны.

Развитие снова началось в Ассирии, в Персии, в Палестине. Снова оно прошло через те же ступени — первобытного племени, сельской общины, вольного города, всесильного государства, и затем опять наступила — смерть!

Новая цивилизация возникла в Греции. Опять начавшись с первобытного племени, медленно пережив сельскую общину, она вступила в период республиканских городов. В этой форме греческая цивилизация достигла своего полного расцвета. Но вот с Востока на неё повеяло ядовитым дыханием восточных деспотических традиций. Войны и победы создали Македонскую империю Александра. Водворилось государство и начало сосать жизненные соки из цивилизации, пока не настал тот же конец — смерть!

Образованность перенеслась тогда в Рим. Здесь мы опять видим зарождение её из первобытного племени; потом сельскую общину, и затем вольный город. Опять в этой форме Римская цивилизация достигла своей высшей точки. Но затем явилось государство, империя и с нею конец — смерть!

На развалинах Римской империи цивилизация возродилась среди кельтских, германских, славянских и скандинавских племён. Медленно вырабатывало первобытное племя свои учреждения, пока они не приняли формы сельской общины. На этой ступени они дожили до двенадцатого столетия. Тогда возникли республиканские вольные города, породившие тот славный расцвет человеческого ума, о котором свидетельствуют нам памятники архитектуры, широкое развитие искусств и открытия, положившие основания нашему естествознанию. Но затем, в 16-м веке, явилось на сцену государство и… неужели опять смерть? <…>

Одно из двух. Или государство раздавит личность и местную жизнь; завладеет всеми областями человеческой деятельности, принесёт с собою войны и внутреннюю борьбу из-за обладания властью, поверхностные революции, лишь сменяющие тиранов, и как неизбежный конец — смерть!

Или государство должно быть разрушено, и в таком случае новая жизнь возникнет в тысяче и тысяче центров, на почве энергической, личной и групповой инициативы, на почве вольного соглашения. Выбирайте сами!»

Это всё, конечно, несколько наивно, в действительности развитие общества проходит намного сложнее и запутаннее: но вольно так говорить нам, вооружённым опытом ХХ века, вместившего в себя небывалые доселе преобразования и прозрения. Однако и посегодня мысли П.Кропоткина не потеряли ещё своего злободневного звучания — особенно для России, которая из-за своей многовековой привычки к рабству и централизованной власти всё ещё не может никак выбраться из-под развалин Советского Союза и терпит немалые тяготы и лишения, спеша заменить одну деспотию на другую…

Сегодня в России уже прорезаются некоторые анархические тенденции, о которых столь заразительно (хотя и подозрительно простовато) писал П.Кропоткин:

— делегирование областным центрам многих властных полномочий Кремля, ввиду чересчур явной неспособности последнего разрешить насущные проблемы многомиллионной армии своих обедневших по его вине граждан;

— развитие органов местного самоуправления на всех региональных уровнях вплоть до самой крохотной деревеньки;

— развитие разного рода коопераций;

— развитие сопутствующих городам садово-огородных товариществ;

— создание свободных экномических зон;

— появление независимых от государства научных, культурных и образовательно-просветительских  организаций, институтов, университетов;

— создание общественных организаций по защите граждан от государственного произвола (комитеты солдатских матерей, общества по защите прав потребителей, заключённых, детей и т.д.);

— рост пацифистских настроений и числа отказов молодых людей от принудительной службы в армии;

— зарождение и развитие свободных провессиональных союзов, гильдий и иных независимых общественных образований «по интересам»;

— развитие мелкого предпринимательства;

— теневое противодействие налоговому экстремизму государства.

Поддерживая развитие в стране дикого монопольно-олигархического капитализма. при котором небольшая кучка олигархов, мафиозных (а также лишь отчасти мафиозных) деятелей и коррумпированных чиновников богатеет за счёт ещё большего обнищания основной массы населения, государственная власть вынуждает собственных граждан создавать не только легальные, но и теневые, неофициальные институты самоспасения и защиты от наглого разгула её бесчеловечных институтов…

П.А.Кропоткин не прав в том же, в чём не правы социальные утописты, революционеры и реформаторы-политиканы всех мастей, которые наивно полагают, что общество можно легко привести в состояние, соответствующее их идеалам, если избирательно и волюнтаристски что-то в нём разрушить, а потом столь же избирательно и волюнтаристски что-нибудь построить.

Но общество — более сложный живой организм («субстанциальный деятель», по терминологии Н.О.Лосского), чем любой отдельный человек, поэтому рационально и в деталях расчислить все ключевые факторы его действительного развития не представляется возможным, — и мы в этом прекрасно убеждаемся на собственном историческом опыте.

Всякая конечная система проходит стадии детства, юности, зрелости, надлома, старения и смерти — эти стадии тем очевидней, чем проще сама система, в более же сложных системах всё соответственно сложнее и запутанней (например, стареющая и, казалось бы, окончательно изжившая себя система вдруг снова оказывается в стадии розового детства или скачком обретает давно утерянную зрелость: всё это происходит по той причине, что сложные системы потому и сложные, что обладают богатым комплексом многоуровневых обратных связей. позволяющим ей, в частности, управлять и фактором собственного времени).

Душа томится в теле

от головы до пят…

Никто на самом деле

ни в чём не виноват.

Предопределение — свобода — предопределение — Промысел Божий — тьма — свет — тьма — зелень — тьма — синь — и т.д.

Ежели изъять из этой цепочки Промысел Божий, ничего не изменится… Промысел сей — вне всяких цепочек.

Первичность, конечность, каузальность — категории временные и пространственные. А Бог — вне времени и вне пространства, а значит Он — не причина ни чего… В Его власти может быть только то, что находится вне власти пространства и времени. Благодатным личностным началом и тремя ипостасными персонификациями Его наделили по слабости и боязни знать, всё время знать, насколько Он на самом деле безнадёжно бесчувствен, бесчеловечен и оторван от нас навсегда. Иногда нам кажется, будто Он согревает наши сердца, но это только потому, что нам очень бы хотелось, чтобы Бог был именно таким — нашим тёплым, пушистым и ласковым родственником, которого можно приручить и водить за собой на верёвочке… Нам приятно и уютно сознавать, будто мы в этом мире не одиноки, будто во всём есть наш смысл, будто мир лишь по-нашему целен, целестремителен и целесообразен, будто мы рождаемся не просто так, а для вечности и счастья (нашей вечности и нашего счастья) и будто умираем понарошку.

Всё это, однако, и так и не так. Все по-своему правы и в то же время неправы — ни для утверждений, ни для их опровержений в этой сокрытой от нас (от наших рационально-ординарных взоров) сфере не хватает оснований, слишком не хватает. Отсюда и все наши заскоки и перегибы — и в политике, и в религии, и в культуре, и в науке.

Спасает Откровение, которому не нужны никакие специально обусловленные основания, а тем более обусловленные нами…

Живое, здесь и сейчас творящееся искусство всякий раз заново обладает той неудержимо-спонтанной свободой и силой, каких всегда не достаёт лежащей в её основании культуре, ибо культура — это то, что силится обуздать, обездвижить и залить своей смолой, своим цементом буйную стихию природы: искусство же и есть сама природа, но — лишь пока творится. Обретая законченную форму и цепенея, оседая в диахронии культуры, искусство умирает.

Мы знаем по опыту, что слишком многие наши побуждения и соблазны на поверку оказываются мотивированными одними ложными иллюзиями, хотя из того же опыта нам доподлинно известно, что иногда мы всё-таки можем ускользать из-под бдительного надзора пространства и времени, — знать бы только когда и как. Человек по природе своей лжив и любит видеть то, что очень хочет видеть, и в результате зачастую видит то, чего в действительности нет (а есть только в его субъективной реальности): 99% показаний свидетелей явления НЛО оказывается либо самой обыкновенной сознательной ложью, либо ложью непроизвольной, основанной на болезненной одержимости, продуцирующей визионерские слухи…

Главный принцип всякой веры в том и состоит, что она зиждется на принципиально бездоказательных, произвольных допущениях. Но на таковых основано и всякое мышление вообще — так или иначе.

Единства, цельности и постоянства в природе нет, единства, цельности и постоянства хочет человек, хочет так же, как кошка или собака, слон или таракан, ибо всякое единичное природное существо осуществляет себя в сложном противоборстве со всем природным сонмом: сие противоборство порождается генетической программой осуществления данного организма, в котором нет никакого смысла, кроме генетической потребности осуществиться в соответствии со своей генетической программой…

Молодые теологи зачастую начинают с разработки собственной теодицеи (как, например, П.Флоренский).

Физики, офтальмологи и художники знают, что даже цвет предмета есть оптическая иллюзия, психосоматический мираж, а в итоге — предмет веры. Но в этом своём иллюзорном качестве он всё ж таки — тоже — есть. И на том спасибо.

Бог потому и Бог, что не может лишь одного: не быть Богом, даже если Его и нет.

Веры в Божью Благодать жаждет тот, кто хочет затеряться в ней, забыться, заблудиться, убежать от ужаса неведомого, от ужаса бессмысленности, от страха непредсказуемой жизни и предсказуемой смерти, — и чем сильнее он всего этого боится, тем скорее он поверит…

Кто очень сильно хочет увидеть НЛО, тот его увидит — будьте покойны. Кто жаждет и ждёт Откровения свыше — дожаждется, дождётся.

«Стучите, и откроется вам»… Сильнее стучите… ещё сильнее… ещё… ещё… головой стучите, головой…

Июнь 4

Естествослов. 16.Часы

alopuhin

Часы есть инструмент, механизм, машина. Бывают разные — солнечные, песочные, механические, атомные, электронные, настольные, наручные, карманные и т.д. Расширительно часами можно назвать всё, что меняется, любой предмет, и даже нашу собственную рожу.

Есть ли в мире что-нибудь неизменное, вечное? Думаю, нет.

Часы есть механическое средство для упорядочения, структурирования, оприючивания в сознании сиротливой жизни человека, брошенного в чёрную прорву космической неразберихи на произвол неведомой судьбы. Средство это помогает человеку создать себе умозрительный образ мира как исторического, циклически сюжетного развития.

У каждого складываются свои взаимоотношения со временем. И с часами тоже. Я уловил за собой странную закономерность: за свою жизнь я сменил множество наручных часов, и каждые из них под влиянием моего биополя периодически меняли скорость своего хода то в сторону убегания, то в сторону отставания. Вот и сейчас примерно год назад купленные мной часы «Командирские» где-то первые полгода бежали вперёд, а потом с той же скоростью стали отставать.

Часы есть повод поговорить о времени. Сколько всяких красивых высказываний о времени (и не только о времени) порождено человечеством за всю его историю, но ощутимого просвета не просматривается. «Время есть отношение бытия к небытию«. «Юпитер пожирает своих детей«. «Не время проходит, мы проходим» (Талмуд). Физик, астроном и философ Козырев говорил, что время есть структурный каркас мирового континуума. Пригожин тоже что-то подобное говорил… Эйнштейн утверждал, что время есть четвёртая координата, четвёртое измерение нашего мира… Кто-то говорит, что время есть такая же самостоятельная материальная субстанция, как чашка, ложка, табуретка...

Всё дело в ракурсе. В пределах моей комнаты, в моём быту временная размерность играет большую роль; в пределах страны, в пределах того или иного общества время тоже имеет определённое значение, но время это уже другое; в пределах планеты в дело вступает время планетарное; в пределах галактики — время галактическое; в пределах вселенной — вселенское… Чем больше, грандиознее пространство, тем общее, «уравнительное» время играет меньшую роль, тем оно «медленнее«, а в запредельных нашему разумению масштабах оно попросту останавливается, оно кончается, а точнее издалека мелкие движения мелких деталей просто уже неразличимы, не берутся в расчёт, как, например, в одной из молекул кожи мизинца моей правой руки для меня, в принципе, ничего не происходит, её даже как бы вовсе и не существует…

Относительная предсказуемость, закономерность видимых, наглядных повторений циклических процессов позволяет сравнивать одно изменение с другим. Но при строгом, бескомпромиссном, абсолютном подходе точных повторений не существует (не зря был придуман високосный год и многие другие подобные подтасовки). Получается, что усматриваемые нами закономерности обусловлены сиротливой ограниченностью наших представлений, суетливо ищущих незыблемых, вечных якорей-зацепок в мире, где нет ничего не только неподвижного и вечного, но и циклически повторяемого: всё всегда уже другое, всё всегда невсегда, то есть всё всегда умирает, не успев толком и родиться. Мы живём в царстве тотальной Смерти… Если и есть в этом мире какой-то неизменный параметр, то это — изменение: в абсолютном смысле всё всегда неповторимо, по-новому изменяется, то есть всё всегда теряет свою определённость, своё лицо, то есть — кончается, умирает.

Всё есть и неесть, всё — мир и немир, всё — пульсирует и бликует. Но в то же время и рождается. То есть нет ни лица, ни определённости — ни в чём. Всё это, повторяю, — в абсолютном смысле. Но жить в абсолюте нам слабосиротливо и голо, мы ищем и находим — придумываем — себе комбинацию уютных определённостей-конурок, одной из которых как раз и является время как элемент мыслительной структуры, умозрительного порядка в беспорядке.

А в действительности мир настолько чудовищно беспорядочен и хаотичен, что нам и не снилось, беспорядочен и хаотичен чудовищной суммой идеально упорядоченных миров, беспорядочен и хаотичен для нашего маленького, несверхразумного понимания, но лично меня это вовсе не страшит, лично мне всё это очень даже весело и интересно — и чем чудовищней, тем веселее и интереснее.

                                                                                                                                                                         9.09.96 (15-45)

Май 20

Медитация «Стань текучим»

Египет
alopuhin

Прикрой глаза и стань текучим, тягучим и мягким, как молодой мёд. Все твои мышцы, все твои кости, вся кожа, все клетки, все твои мысли и представления расплавляются и тают, будто прошлогодний снег. И вот ты уже не мёд, а просто вода, жиденькая — ни в чём не твёрдая — водичка, ты становишься жидким, текучим, подвижно-разболтанным потоком, где ты полностью, до полной неразличимости растворён — ты попросту в нём пропал, исчез с головой и руками-ногами. Все твои думы, беспокойства, желания, намерения, боли, страхи и страдания, вера и надежда, страсти и пристрастия, клятвы и обещания, всё твоё беспокойное «я», твоё общественное положение, твои социальные роли, твои заслуги или проступки в обществе, клане, семье смыло этим потоком в никуда. Всему этому, всей твоей привычной, прежней жизни пришёл конец, кирдык, ты умер для неё — вся она исчезла в этом неудержимом струении всеочищающего потока, смывающего всё, что встречается на его пути!

Отпусти себя полностью, до конца — ведь тебя уже больше нет и не о чем беспокоиться, а есть только этот великолепно играющий на солнце, бурлящий, искрящийся, вольный и дикий поток! Будь спонтанным, вольным, диким и беспардонно непреднамеренным игралищем буйных стихий! Всё старое и закосневшее, всё родное тебе и привычное унесёт сим потоком в беспредельную даль, и ты обновишься и станешь младенцем, смотрящим на мир с широко открытыми, наивными глазами!

Исчезло тело, ум исчез, и всё исчезло без следа! Всё, что когда-то казалось зело важным и нужным, стало неважным и ненужным! Незачем тебе больше строить из себя важную персону, изображать из себя серьёзного, авторитетного члена человеческой иерархии. Теперь ты до мозга костей — пофигист! Тебе на всё, абсолютно на всё наплевать! Ты так расслаблен и текуч, что не знаешь уже, что от себя ожидать. Делай, что вдруг тебе захочется сделать в данный момент: хочешь качаться из стороны в сторону — качайся! хочешь упасть — падай! Хочешь орать — ори! Хочешь радоваться — радуйся! Хочешь рыдать — рыдай!  хочешь просто посидеть в тишине, ощущая внутри всю полноту охватившего тебя блаженства, — посиди и покайфуй!

Медитация — это беззащитное самоустранение перед тем, что ЕСТЬ Здесь и Сейчас. Это своего рода — смерть. Смерть для всего, что было и что будет, для всего, что нас обременяет и насилует нашу природу.

Май 14

Меч Христовой справедливости не сообразуется с веком сим (105 — 107)

Христос
alopuhin

Современное общество воспитано в глубоко греховном (гуманистическом) убеждении, что здесь, на Земле, должна-таки воцариться справедливость, во имя чего, мол, делают свою работу законы морали и права, — на подмогу этой работе вырывают из Библии (из контекста) цитаты, подкрепляющие добровольное заблуждение законопослушных обывателей, сглаживают, нивелируют беспардонность, безрассудность и неотмирность слов и деяний Христа

Христос — не добренький исусик, а беспощадный мститель за Отца (как Гамлет), несущий «не мир…, но меч» (Мф., 10:34).

Но справедливость Его не от земли, и мир Его не наш, и меч Его — незрим… Христос по-земному не бьёт и не судит, на нашу свободу не посягает…

Любовь Христа все пропасти и неутыки Собой покрывает, все преступления и все дефициты сносит за нас — сами мы справиться с этим не в силах.

Но Христос ведь учит — учись.

Пресловутая совесть, о которой у нас сплошь и рядом говорят все, кому не лень — от детских воспитателей до крупных политиков, — есть утилитарный инструмент морали и власти, инструмент государственной идеократии, понуждающей человека к конфликту с самим собой во имя согласия с законами века сего, что с неизбежностью приводит к неисчислимым бедам и страданиям.

Верно сказано апостолом: «Не сообразуйтесь с веком сим» (Рим., 12:2)

Февраль 21

На мелкотемье развожу турусы (29.09.2010)

alopuhin

На мелкотемье развожу турусы   (мне, пустомеле, это не впервой),   наивно полагая, что вотрусь я   в доверие к элите мировой.     Вот, например, ходил по магазинам,   набрал жратвы увесистый рюкзак,   с полуулыбкой трепетной Мазины   глядел на белый свет, разинув зрак.     Потом ходил платить за коммуналку,   за мерзкий телик и за интернет,   в который я ни шатко и ни валко   заглядываю раз в сто лет в обед.     Потом увидел парня и деваху,   что матом разговаривала с ним,   и прежде чем заохать и заахать,   вдруг осознал, что это ведь интим!..     Такое время и такие нравы,   когда самим собой не стыдно быть,   когда на мненье общества по праву   вольны мы все с прибором положить!..