Весь ужас, а значит и неиссякаемый потенциал и перспектива вечного возвращения (смыслопорождения и смыслоперерождения) — в том, что не только Другое для меня Оно, но и сам Я для себя Оно, и оттого, что я время от времени буду вычленять из него коммуникативно-сопрягательное и иллюзорно-приятственное моему Я Ты, оно не перестанет оставаться чуждым мне Оно. Но бездна и мрак оттого и бездна, оттого и мрак, что возможность усилия по их превозмоганию всегда с нами, всегда в нас — для Я и для Ты, несмотря и смотря на Оно.

«Есть упоение в бою». Требуется мужество.

В минуты откровения яснее и виднее становится нам наша наиболее подлинная, настоятельно требующая полного своего осуществления суть, а также дистанция рассогласования между тем, что нам в себе задано и дано.

Но с возрастом прежней юной гибкости и решимости для сокращения этой дистанции в нас остаётся уже всё меньше и меньше. Чтобы снова начать их в себе развивать и культивировать, требуется мужество заставить себя-данного по-новому настроиться, определиться, уточниться в себе относительно себя-заданного, после чего, сумев преисполниться предельной заинтересованностью в этом, мы уже можем выделить, выявить и артикулировать в себе — из себя — результирующий, суммарный вектор рождаемых нами теперь дополнительных — новых — усилий, ведущих нас к осуществлению себя в Боге и Бога в себе.

В этом смысл и значение Молитвы.

Парадокс в том, что Иисус Христос есть самый что ни на есть непосредственный Посредник между Богом и человеком (нами), то есть Христос не есть третья реальность меж Богом и нами. Посему Он и есть Один из нас, брат наш в общем нашем-с-Ним Божьем сыновстве, хотя Его сыновство «единородное» (значит и первородное, а первородный сын в иудейской традиции считался богоизбранным и подлежал выкупу, то есть должен быть назначен для жреческого служения Богу; к тому же, он имел право на двойную долю наследства (см. Втор., 21:17), а наше только побочное (опосредованное экзистенцией, которая Его отвергает, но которую Он в конце концов побеждает).

Для понимания этого требуется не наглость панибратства, а мужество сердечно-эмоционального приятия в себе того ультимативно-эмоционального божественного начала, той эссенции, которую мы забываем и в которой разувериваемся, когда оказываемся слишком захваченными мороком экзистенциального отчуждения, той эссенции, куда мы забиваем гвозди нашего неверия, гвозди нашего греха, которые Христос непрерывно искупает спасением этого нашего сердцевинного начала, спасением нашей веры, чтобы не прерывалось в мире творение Новой Жизни, как бы мы этому, по темногте своей, ни сопротивлялись.

Искупительной жертвой Иисуса Христа эссенциальный человек побеждает в нас человека экзистенциального (а точнее, спасает, то есть наглядно означивает существующие в нас противоречия, с которыми мы должны что-то делать), божественное побеждает (спасает) тварное, бытиё — небытиё, бесконечное — конечное, вечное — временное, — несмотря на то, что всё продолжает оставаться (и диалектически «работать») во всём: победа Христа (через видимое поражение) означает не утрату, а творческое преображение, некий сдвиг, толчок, встряску, оклик, опамятование, пробуждение духа от «обморока свободы» (термин С.Киркегора), изменение космологического качества бытия, в котором мы участвуем здесь и сейчас.