Август 3

Логика мышления и логика мира (II. 81-85) — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Я весь —  в интонации, в побочных гармониках, обертонах, мелочах, и не столько даже в тональности, сколько в неожиданной модуляции, повороте…

Чтобы изловить зверя, надо притвориться спящим и даже несуществующим, надобно стать бревном, камнем, деревом, стулом… Дремать, дремать и ждать, ждать, ждать, выглядывая иногда осторожно сквозь ма-ахонькие щёлки будто бы накрепко захлопнутых глаз…

А тот главный сторож и соглядатай, что правит тобой всечастно, будто толкает при этом в спину: «Ну что, что там видно?»

А чёрт его знает, что там видно! Что-то такое смутное, струящееся, мерцающе-бликующее, зовуще-маняще-дразнящее, такое, что ли, несколько аляповато-амёбное, сумрачно-просветлённое, серобуромалиновое, но чертовски привлекательное, и даже божественное

Но надо ещё подождать, рано ещё вылезать на свет Божий, надо потерпеть, когда оно там, снаружи, проявит поотчётливей свою неизвестную фигуру, тогда уж мы уж, глядишь, и выползем из засады, и лыжи свои навострим…

                                                                                                                                              10.09.93 (02-15)

Уж конечно. Мысль изменчива, облыжна и сквалыжна. Ну да, мысль изреченная. А посему поступаться своими принципами (мыслями) приходится часто.

И посему же — не предпочтительней ли тогда, отметая (по возможности) любые концепции и идеи (мысли, идущие от лживого, ужом изгиляющегося, ума), просто смотреть (детскими глазами), не называя (по возможности) и не определяя, не связывая меж собой искусственно (по рукам и ногам) явления, события, предметы и объекты, не навязывая никому эти лукавые связи («опасные связи»*)…

Но тогда это будет уже не искусство, каковое таково именно эдаким (надстроечно-созидательным) связям благодаря… Парадокс.

То есть — логика мышления и логика мира (ежели таковая существует) есть вещи почти несопоставимые. А это «почти» основано на мало-мальской (хоть где-то и как-то) общности человека и внеположного ему мира. На этом «почти» всё и держится. На него вся надежда — апофеозно-беспочвенная, смешная, больная и слабая, но почему-то и отчаянная, потому и героическая, как сам человек, которому ничего не остаётся, как быть отчаянно героическим во всей своей тщедушности и голизне…

                                                                                                                                                  10.09.93 (11-17)

Безобразие! Бабьего лета тоже (помимо небабьего) не было! Дожди, ветра, около нуля… Со всеми опять поругался, ничего ни там, ни сям не прорезало (что именно — уточнять не будем)… Денег — нетути… Остаётся что? — правильно: улыбаться, забросить суетню, сидеть в домашнем тепле и пописывать литературку (в ожидании поступлений от персонального спонсора)… Ах, Дао, Дао… И вправду, славно, славно снова почти всё потерять — сколько можно тыкать меня носом в эту истину: сиди, не рыпайся в чужие дебри, ковыряйся со своими словечками — может, чего-нибудь и наковыряешь (а может, и нет)…

                                                                                                                                                    17.09.93 (22-37)

Номинализм Уильяма Оккама. Обходиться малым не только в быту, но и в мышлении. Вот почему Робинзон. Свифтовское остранение. Внешний мир, мир вещей и объектов слишком захватан слюняво-слезоточивыми лапами «слишком человеческого», просветительский фетиш человека навяз в зубах и превратил мозги в клейкую сопливую массу, стреножившую первородные смыслы и пути постэкзистенциально-романсовыми охами и ахами, в которых, может быть, и надо было погрязнуть, чтобы вдосталь их исчерпать и вернуться к чистой доске немоты и простора, когда слово не найдено и мир существует сам по себе…

Вот поэт Ф.Ницше (или прозаик М.Хайдеггер) копал как раз в этом направлении.

                                                                                                                                                      18.09.93 (20-30)

Ф.Ницше: «Мой стильтанец, игра симметрий всякого рода, перескоков и осмеяний этих симметрий».

Обериуты довели своё остранение до такого предела, когда — через преодоление человеческой семиотики — открывались такие бездны, до которых (с другой стороны) докапывались ещё только такие гиганты, как Ф.Ницше, М.Хайдеггер, Л.Витгенштейн

Вывести своё субъективное «я» из собственной текстовой ограниченности в нечеловеческий мир объектов и вещей, овнешнить его, освободить суверенное мышление от знаковых суеверий, от липкого груза «слишком человеческого», деприватизировать, отдать его прохладной и чистой космической природе — такова задача (в идеале), через которую выходим на остраняющую метафору, на сверхязык и сверхлитературу, чтобы мы уже сегодня поняли, что человеку, как мыслительному аппарату, мало быть просто человеком…

                                                                                                                                                         19.09.93 (16-27)

———————————

*Роман Шодерло де Лакло

Июль 22

Истина — проста и безоружна… (II. 44-46) — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

А ведь, кажется, совсем ещё недавно чуть ли не всякая литературная дискуссия достигала у нас полноценного общественного оргазма, то есть, извините, резонанса (несмотря, конечно, на то, что редакционно-политическая цензура пыталась заключить этот процесс в определённые канализационные рамки).

А дискуссии порой случались небезынтересные. Например, С.Чуприниным заваренная каша о сложности в поэзии, с экивоками на авангард, андеграунд и в общем-то даже где-то и на модернизм/постмодернизм… Или шевеление вокруг придуманного Алесем Адамовичем термина «сверхлитература»: это ведь уже тогда вполне предвосхищало нынешние трепыхания. Сегодня такую сверхлитературу варганят скорее всего Владимир Маканин, Людмила Петрушевская…

В старых дискуссиях — в них уже было всё то, что сегодня может показаться неожиданным откровением…

Дао-буддист Экклезиаст был (в этом смысле) прав.

                                                                                                                                                        25.08.93 (01-02)

Впрочем, сверхлитература — это, может быть, сверхпростота.

Вот нонче в электричке обменивались взаимной визуальной приязнью с девушкой — маленький носик, большие треугольные с блеском штуковины в ушах.

Но в Голутвине напротив неё (наискосок) села уже виденная мною раньше бомжиха с голодной, но милой и доброй собачкой (колли) на брезентовом поводке. Мягкое милое личико девушки (Аллы) моментально заострилось крысиною мордочкой и заверещало: Уберите собаку, уберите собаку! Дескать, пыль от неё и грязь, и мало ли что ещё…

Ясно, что приязни моей после этого как не бывало… Благо, приближалась моя остановка, и это послужило уважительным поводом к тому, чтобы заторопиться к выходу.

                                                                                                                                                            25.08.93 (01-25)

Это банально и пошло, как сама истина

При первых же звуках «Адажио» Альбинони на глазах выступают неподотчётные слёзы, моментально, что бы ни делал, впадаешь в состояние бессловесной молитвы, очищения, отрыва от грешного, грязного, сомнительного, суесловного — становишься чистым, ясным, как слезами омытым, и лёгким…

Вот она — подлинная свобода. Счастье… мир… И не поворачивается язык назвать это искусством. Нет, это само божественное естество, сама истина, что всегда разлита в этом мире, надо только открыть её и увидеть, услышать, понять

                                                                                                                                                                25.08.93 (12-45)

Июль 21

Наденька-1 (II. 41-43) — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Славная Наденька Ш. кормила меня презентационными бутербродами, и я, польщённый лукавой её лестью и многочисленными расспросами, рассказывал ей историю своей жизни и своего мировидения…

Но самое странное заключается в том, что основным знаковым символом, пронизывающим всю эту мою изрядно, в общем-то, сумбурную болтовню, явилось одно слово — физика. Нет, я. конечно, всегда знал, что слово это значит для меня нечто куда большее, чем оно значит в действительности… Но тут я вдруг (как это обычно у меня и бывает), как бы услышав себя чужими (хотя в данном случае и не совсем чужими) ушами, наиболее голографически осознал, что слово это не просто слово, а мой, достаточно уже созревший, термин (родился-то он давно, а вот созрел только теперь).

Физика… Да: порядок вещей и связей.

                                                                                                                                                 23.08.93 (23-45)

Очередной кризис индивидуального творческого мировоззрения. Ищу новые подходы. Новые полюса. Ориентиры. Но… Облазил сегодня ключевые книжные точки Москвы. Целых два часа шерстил книжный салон «19 октября» на Полянке (1-ый Казачий переулок), где собрана самая, можно сказать, «сливочная» литература, но нет, ничего для себя на сегодняшний момент подходящего не нашёл — ушёл с пустыми руками и унылой башкой. И в других магазинах ничего не унюхал такого, что хоть как-нибудь потрафило бы моим бессознательным внутренним позывам… И уехал бы сегодня ни с чем, если бы не урвал с развала издательства «Гнозис» (что у «Прогресса» на Зубовском бульваре) «Дао Дэ Дзин» товарища Лао Цзы: это я ещё пока могу читать, и даже смаковать узнавательно... Дао. Природа вещей. Порядок вещей. Физика Дао. Дао-физика. Дао. Да. Остаётся делать Дао. Да. Дзуйхицу.

                                                                                                                                                     24.08.93 (23-50)

Не особливо озабочен я тем, чтобы читателя развлечь — немало тех, кто способен и призван делать это куда как лучше меня, для которого литература не цель и не средство, а, скорее, мера молчания, а если и средство, то такое, каковое споспешествует разве что вялотекущей борьбе с текучестью кадров, ускользающих из рук, аки влажные юркие рыбы…

Литература — это, может быть, привычка к особого рода психологическим напряжениям и разрядкам, которая (привычка) становится попросту образом жизни. Кто уже привык, втянулся, тому уже не выбраться. А дело-то это, в общем, во многом довольно нудное. И во многом же, конечно, неблагодарное — последнее, впрочем, являет собой, как ни странно, обстоятельство достаточно благотворное: корыстолюбцы постараются найти занятие повеселее и повыгодней.

                                                                                                                                                       25.08.93 (00-20)

Апрель 11

Родное запустение (I. 55)

alopuhin

Езжу на работу электричкой — три часа туда, три часа обратно: за окном родное запустение, родимые свалки и жухлые поля

Ржавые железяки, останки социалистических тракторов-грузовиковИзбушки-развалюшки, гнилые сараюшки… Куцые клочки любовно разграбленной земельки — под предстоящий засев родимой картохи: ах, картошечка, — помимо хлебушка, нет главнее нынче харча, ещё обороняющего народец наш от последнего желудочно-кишечного упадка. Спасибо Христофору, что не токмо картохой сподобил наши палестины, но и куревом ублажил заскучавшие в сирых и серых просторах сердца.

И всё-то у нас заграничное — и картошка, и курево, и чай — он ведь тоже откуда-нибудь не от нас завезён, из иноземной ли Грузии, аль жёлтого Китая, аль Индии диковинной, аль ещё откудова…

Захаваешь картохи, запьёшь её чайком, замастыришь цыганистую цыгарку, воздыхнёшь пространно, и думы разночинные закурчавятся вкруг башки осовелой тёплыми волнистыми облакамиДао, это Дао, сплошное нашенское Дао…

                                                                                                                                              7.04.93 (08-58)

Февраль 26

Суетливо-трусливое эго

alopuhin

Жаждущий непрестанных впечатлений ум ищет в том числе и подтверждения собственной идентичности, формирует более-менее цельное ощущение собственного эго, собственного «я», озабоченного потом только собственным воспроизводством и уточнением (в процессе адаптации к окружающим обстоятельствам).

Говоря «я», подразумеваешь под этим, как правило, всю свою жизнь, её историю, которую сам себе постоянно мысленно рассказываешь. Это «я» твоих представлений, привязанностей, привычек, пристрастий, приязней и неприязней, желаний и страхов. Это сотворённое умом ощущение того, кем ты, по его мнению, являешься на данный момент, той личностью, что обусловлена прошлым и чает удавлетворения в проектируемом будущем.

Но есть глубинное, ни от чего не зависимое «Я», которое всё это видит со стороны и осознаёт поверхностность и мимолётность своей ментальной и физической формы, — вселенское осознающее «Я», «Я» вне пространства и времени, «Я», не знающего наших страхов и сует.

Мелочно-суетное «я», вовлечённое в круговорот коллективного бессознательного и порождающее всё новые страхи и вожделения, ставит нас в неисчислимые проблемные ситуации, поглощающие всё наше внимание. Но что в итоге останется от всех этих ситуаций? Горстка жалкого праха, равного ничтожной чёрточке меж датами рождения и смерти на твоём надгробии. И всё. Для суетливо-трусливого эго эта мысль, по меньшей мере, неудобна. Для тебя же она — залог твоей свободы, свободы от привычного и известного.

Стоит понять, что не смолкающий в твоей голове голос хочет всецело быть тобой, чтобы ты его с собой отождествлял, — пробуждаешься от морока, понуждающего тебя отождествлять себя с твоей внутренней словомешалкой, с потоком неконтролируемого мышления, продуктом стереотипного ума, выстроенного адаптивным механизмом реагирования на внешние раздражители, когда хозяином твоей жизни оказывается примитивный животный  паттерн из условных рефлексов…

Но ты — не он, не этот, автоматически мыслящий, умишко, — на самом деле ты тот, кто его осознаёт. Безмолвный соглядатай свой жизни. Это знание себя как независимого бесстрастного сознания за пределами всякого ума и есть подлинная свобода.

Эго-я всё время ищет чего бы ещё к себе добавить, чтобы сделать себя ещё завершённее и целостнее, — отсюда извечная его озабоченность гипотетическим будущим.

Стоит тебе осознать, что ты живёшь только в настоящем мгновении, что никакого прошлого и никакого будущего не существует, ты сразу же выходишь за границы ментального эго-паттерна, после чего можешь всецело отдаться текущему  настоящему, которое бесстрастно наблюдает твой внепространственно-вневременной разум, высший разум, лишённый суетного эгоизма, чающего мифического светлого будущего, ради которого жертвует актуальной реальностью текущего настоящего.

Но даже если посредством запланированных ментальным эго мероприятий достигаешь поставленных перед собой целей, удовлетворение от этого достижения быстро сходит на нет, ибо основания его — суетны и зыбки, как суетен и зыбок породивший их ум, порождающий снова и снова свои очередные стадные отождествления.

Отказавшись от планирования результата ради полной вовлечённости в сам процесс того, чем занимаешься здесь и сейчас, ты покидаешь изъезженную колею эго-обусловленности. Тогда твоя деятельность не только принесёт наилучшие плоды, но и наибольшее удовлетворение, корни которого находятся в самой сути вещей и поэтому неистощимы.

Многие люди строят своё эго на негативных комплексах — чувствах обиды, недовольства, зависти и т.п. В тюрьме подобной самоидентификации вы оказываетесь полностью во власти вашего ментального ума, что заинтересован умножать эту свою власть по принципу снежного кома, всё настойчивее и больше загоняя вас в тупик полной безысходности и апатии. Эго-ум делает это через внутреннее обсуждение с самим собой одних и тех же обид и разочарований, и поэтому только одно может его осадить и заставить замолчать — ваше решительное отстранение от него, от своего эго-я, ваше молчаливое присутствие и немотное соглядатайство за происходящим внутри и вовне. Главное — делать это непреднамеренно, ненатужно, непринуждённо и спонтанно (в даосизме, буддизме и дзен-буддизме есть для этого специальные техники, техники медитации).

Непрестанные жалобы, нытьё, жалость к себе и машинальное реагирование — излюбленный образ действий обусловленного эго-ума, то, чем оно кормится и взрастает. Жертвы такого ума принимают в штыки любую ситуацию, считая себя правыми, а окружающих виноватыми, на чём, как на опаре, поднимается липкое тесто их автократического самолюбия. Тем самым умножаются наслоения иллюзий у жертв и носителей подобного эго-ума, всё более изощряющегося в бесчисленных оправданиях и самореабилитациях.

Эго-я самовозвеличивается на войне со всем и вся, на конфликте, на конфронтации, твердолобо и принципиально разделяющей «я» и не-«я». Без образа врага оно истаивает, как прошлогодний снег.

Эго-я постоянно сравнивает своего носителя с кружающими, ставя себя то ниже их, то выше, уточняя свою социальную позицию. Отсюда являются побочные продукты такого позиционирования — обида, зависть, презрение. Если не удаётся укрепиться в своём превосходстве, эго-ум ищет убежища в намеренном самоуничижении — ему главное хоть на что-то зацепиться, дабы выстроить сюжет, историю своих иллюзорных перипетий, где его ненасытный сенсорный голод мог бы хоть ненадолго быть утолён. Иначе он усохнет, уменьшится в размерах и собственных завидущих глазах, потеряет былое значение и свою психическую власть над вверенным ему (животной природой) человеческим материалом.

«Разделяй и властвуй!» — этот принцип Макиавелли отнёс к государственным деятелям, которые хотят задержаться у власти подольше. На этом стоит как раз эго-я — на своей обособленной, инаковой отдельности, на своём антагонизме меж «я» и «не-я». «Ад — это другие» (Ж.-П.Сартр). Кто не с нами — тот против нас: это главный принцип обусловленного эго-ума. Ты вроде бы ищешь радости и счастья, но находишь одни лишь печали и беды. Но жизненные обстоятельства мало к этому причастны, а всему виной обусловленности твоего эго-ума, по определению строящего себя на конфронтации с окружающей действительностью.

Ещё одна ловушка  эго-ума для укрепления своей самоидентификации — чувство вины, какое эго-ум взрастил в себе, чтобы ты, снова и снова отождествляя себя с ним, повторял за ним: «Это сделал я, этот недостойный поступок совершил я, потому что я нехороший, плохой человек».  Прости себя за то, что ты сделал в прошлом. Начни Новую Жизнь. С чистого листа. Начинай жить сначала каждый день, каждый час, каждую минуту, каждую секунду, каждый ноль времени и места. В прошлом какой-то человек, какого ты отождествлял с собой, сделал то-то и то-то, исходя из того, в какой степени он был тогда бессознательным и на каком этапе своего развития он тогда находился.

Когда буддийского Мастера попросили объяснить суть буддизма, тот ответил коротко и ясно: «Нет «я» — нет проблем».

Февраль 19

ДаоБуддоПофигически…

alopuhin

Даобуддопофигически

суету свожу на нет,

безоглядно-синкретически

принимаю белый свет.

Моё дело мне завещано,

как призванье, испокон,

как единственная женщина

и освобожденья стон.

Верю я или не верую

в провиденья благодать

лично мне с моей фанерою

пролетающей — плевать!

На рожон бумагорвения

пёр я, пру и буду прать,

лишь бы жаром вдохновения,

пропадая, воспылать!

Даже горе и отчаянье

вдохновенного творца

озаряются нечаянно

светом Божьего лица.

Неспроста давно замечено,

что важней не что, а как:

глубиной противоречия

жизни вертится ветряк!..

Февраль 11

Любители поправлять природу

жёлтенький
alopuhin

Любители поправлять природу, гордясь своими пустыми познаниями, хотят восстановить изначальные свойства вещей. Соблазнённые пошлыми желаньями, гордясь своими пустыми понятиями, они стараются достичь просветления духа. Таких людей следовало бы называть ослеплёнными.

Древние, претворявшие Путь, взращивали знание безмятежностью. Знание росло, а к делу его не прикладывали — вот это и называется «взращивать дело безмятежностью». Знание и безмятежность друг друга укрепляли, а природа всех вещей поддерживала гармонию и истину. Полнота жизненных свойств — это гармония. Путь — это всеобщая истина. Свойства пронизывают всё живое в мире — такова их человечность. Путь содержит в себе всякую истину — такова его праведность. Когда праведность явлена миру и всё живое по-родственному соседствует, торжествует верность. Когда форма наполнена внутри и не теряет своего естества, тогда звучит подлинная музыка. Когда доверие выражается в облике и запечатлевается в правилах поведения, тогда осуществляется ритуал. Если же ритуал и музыка не претворяются сполна, в Поднебесной царит смута. Пусть каждый будет прям и хранит в себе свои жизненные свойства. Если же свойства проступят наружу, природа вещей понесёт урон.

Люди древности таились в смутно-необозримом, не желая быть на виду у света. В те времена силы Инь и Ян пребывали в покое и согласии, божества и духи не знали тревог, времена года исправно сменяли друг друга, вещи не терпели ущерба и живые существа не гибли безвременно. Люди имели знания, а применения им не искали. В те времена никто ничего не предпринимал, а всё совершалось само собой.

А потом праведность в мире силы своей лишилась, и за управление взялись Суйжэнь и Фуси. И вышло так, что послушание появилось, а единства не было. Когда же Божественный Землепашец и Жёлтый Владыка возымели власть в Поднебесной, праведность ослабла ещё больше. В мире царило спокойствие, но не было послушания. И совсем погибла жизнь праведная, когда Яо и Шунь взялись управлять Поднебесным миром. Тогда и начались разные усовершенствования в устроении государства, исчезли первозданная чистота и безыскусность нравов, люди отошли от Пути, гоняясь за добродетелями, и отреклись от своих жизненных свойств ради благочестивого поведения. Вот тогда люди отвернулись от своей природы и стали жить собственным разумением. Как ни старались они договориться друг с другом, порядка в Поднебесной им навести не удалось, и они решили упорядочить свою жизнь с помощью наук. Но правила благочестия разрушают наше естество, а науки губят разум. Среди людей начались разброд и смута, и стало уже невозможно вернуть мир к его изначальному состоянию. Нельзя не видеть нынче, что мир погиб для Пути, а Путь погиб для мира. <…>

Ограниченные знания губят Совершенство жизни, мелкие дела губят Путь. Поэтому и говорят: «Будь прям — только и всего». Успехом зовётся счастье сознавать себя целым и невредимым.

Древние называли успехом не обладание колесницей и шапкой знатного вельможи, а всего лишь невозможность добавить что-нибудь к своему счастью. Нынче же успехом считается обладание шапкой и колесницей знатного вельможи. Но шапка и колесница не дарованы нам нашей природой и судьбой. То, что даётся нам по случаю, задерживается у нас лишь на время, и мы не можем ни привлечь эту вещь, ни удержать её у себя навеки. А потому не разжигай в себе страстей из-за шапки и экипажа, не подлаживайся под нравы света из-за приобретений или потерь. Будь счастлив всегда и везде и не позволяй житейским волнениям завладеть тобой.  Нынче же, когда временно приставшее к нам уходит от нас, мы печалимся. Вот и видно, что мы даже счастьем своим не умеем дорожить. Поэтому говорят: «Тех, кто отрекаются от себя ради вещей и пренебрегают своей природой в угоду свету, следует называть людьми, которые всё ставят с ног на голову».

 

Чжуан-Цзы (из книги «Чжуан-Цзы, Ле-Цзы» издательства «Мысль», 1995)