Вокруг солнца виток   совершил я, итог   подвести не мешало бы году,   где я жизнь проживал,   что Господь даровал,   и куплеты варганил по ходу.     Лень и скуку смирял   дисциплиной, овал   рисовал — идеал, эллипсоид,   дабы, словно глоток,   вокруг солнца виток   совершить — это многого стоит.     Я из мрака на свет   за куплетом куплет   выволакивал — прямо на солнце:   из подполья канал   день за днём пробивал,   прогрызал слуховое оконце.     Я долбил долотом   вдохновенья, притом   всё иное шло по боку, мимо…   Я на ощупь искал   озаренья… Снискал   пусть не Данте — Вергилия схиму…     За Горацием вслед,   Буало, не секрет,   я науку поэзии тискал…   Я Толстому А.К.,   Мандельштаму пока   поклонюсь, остальные — по списку.     Тех, кто русский стишок   хоть на малый вершок   возносил и оттачивал грани,   два десятка почти   стихотворца — учти —   им по гроб я, вовек благодарен!     Что без них я? — болтун!   И касаться их струн   я без ихней науки не вправе:   зато весь лексикон   от древнейших времён   есть мой нынешний вокабулярий!     Мне не надо любви,   но негоже, увы,   растекаться соплями по древу…   Мой читатель, дочти   до последней черты   сей куплет — и пребудешь vorever!   

Мы все умрём, закончивши работу,   попытку докопаться до глубин…   Полжизни спим, но в дни солнцеворота   нас будит лёд полуденных вершин.     Мы смотрим на роскошные деревья,   в чьих кронах грай, пернатых разгуляй,   на небосвод, чья истина издревле   нам намекает вроде бы на рай…     А может, ни на что не намекает   нам этот мир полуденный, каким   мы заклинаем боль свою, какая   есть наш обычный, будничный экстрим.     А может, всё, что мы в наивном раже   глазурью вечности пытаемся облечь,   украсить лакированною лажей, —   самой текучести живой прямая речь!..