Облако облыжно, сквалыжно, но ненатужно и простодыро, обыденно и недюжинно, вольно и волгло, мало-немало, бело и мило, безумно и беззлобно, зазывно и неназойливо, беспечно, безбашенно, хоть и стозевно, но лояльно зело. Атмосферическое, в общем, явление. Сгусток тумана.
А тепла-то ещё, слава Богу, на конец августа и начало сентября досталось вдосталь, а посему удалось ещё три заплыва сварганить — 28-го, 29-го августа и 2-го сентября — тринадцатый, четырнадцатый и пятнадцатый. Свершая намедни последний заплыв, глядел на облака и думал, что же мне ещё такое про них написать в четвёртом пункте Естествослова. А подумав, решил, что не буду больше ничего писать, ведь я целую книжку акростихов про облако написал под названием «Однако: облако» и тему тем самым для себя (покуда) исчерпал (искупил).
Современное общество воспитано в глубоко греховном (гуманистическом) убеждении, что здесь, на Земле, должна-таки воцариться справедливость, во имя чего, мол, делают свою работу законы морали и права, — на подмогу этой работе вырывают из Библии (из контекста) цитаты, подкрепляющие добровольное заблуждение законопослушных обывателей, сглаживают, нивелируют беспардонность, безрассудность и неотмирность слов и деяний Христа…
Христос — не добренький исусик, а беспощадный мститель за Отца (как Гамлет), несущий «не мир…, но меч» (Мф., 10:34).
Но справедливость Его не от земли, и мир Его не наш, и меч Его — незрим… Христос по-земному не бьёт и не судит, на нашу свободу не посягает…
Любовь Христа все пропасти и неутыки Собой покрывает, все преступления и все дефициты сносит за нас — сами мы справиться с этим не в силах.
Но Христос ведь учит — учись.
Пресловутая совесть, о которой у нас сплошь и рядом говорят все, кому не лень — от детских воспитателей до крупных политиков, — есть утилитарный инструмент морали и власти, инструмент государственной идеократии, понуждающей человека к конфликту с самим собой во имя согласия с законами века сего, что с неизбежностью приводит к неисчислимым бедам и страданиям.
Верно сказано апостолом: «Не сообразуйтесь с веком сим» (Рим., 12:2)
Мы чересчур поспешно судим окружающих нас людей, наделяя их своими ментальными ярлыками, в чём и проявляется превратность любых представлений нашего ума, проистекающая из инструментальной узости его эго-функциональных возможностей.
Мы и окружающие нас люди движимы каждый своими собственными обусловленностями и стереотипными пристрастиями, по крайней мере, на поверхности наших взаимоотношений. Под влиянием эго твои чувства, мысли и конкретные поступки мотивированы страхами и желаньями. Поэтому входя в отношения с другим человеком, ты либо его боишься, либо что-то от него хочешь.
Из-под этого пагубного влияния своего эго-ума, искажающего окружающий мир, ты можешь выйти только тогда, когда научишься устремлять львиную долю своего внимания в сферу непреходящего Настоящего, в Здесь и Сейчас, где у тебя пропадает желание использовать окружающих тебя людей в интересах своей загребущей самости, вечно строящей планы по своему доминированию над остальными самостями, на которые ей всегда наплевать.
Если ты полностью, всецело присутствуешь в моменте общения с другим человеком, ты отстраняешь на задний план умозрительную идентичность, какой ты его, этого человека, автоматически-бессознательно наделил, исходя из своих превратных представлений о его предполагаемой жизни в прошлом. Главное — сохранять при этом в себе внутренню тишину и бдительный покой, подобный зеркальной поверхности озера в момент абсолютного штиля.
Если во взаимоотношениях с другими людьми нам удаётся выйти за границы своих суетливых желаний и опасений, их место тут же занимает безмятежно-божественное приятие, всевосприимчивость, бесстрашная душевная открытость, прощение, эмпатия, сострадание, мир, а иначе говоря, любовь — любовь, в самом широком смысле этого слова. Узколобому эго такая беззащитная, такая рискованная широта не по нутру, ведь при этом оно теряет своё машинально-рефлексивное главенство, благодаря которому оно прежде могло подпитывать свою силу и властно навязывать всем и вся свою заведомую «правоту».
Воспринимая с любовью и нежностью всякое мгновение Здесь и Сейчас, каждый встреченный тобою человек является тебе в ауре этой любви и нежности, и тогда к тебе нисходит его принимающее понимание, идущее не от ума, а от сердца, для которого всё во вселенной заведомо ей конгениально — соразмерно. Это приятие-понимание бессловесно, безпонятийно — без-умно.
Эго ума старается первенствовать над другими и торопится себя им навязать как более высшее, более главное «я», чем порождает вокруг себя напряжённое поле конфликта и стресса. А мирное, сердечное всеприятие заранее склонно к нивелированию и даже умалению собственной самости, а стало быть к тишине и слушанию — психотерапии — другого существа. Как сказал поэт — «тишина есть лучшее из того, что слышал». Учитесь погружаться с вашими любимыми, вашими друзьями и знакомыми в совместное поле взаимной тишины, в медитативное поле покоя и воли, и тогда ваши отношения обретут незримое пространство, в котором они смогут по-настоящему развиться и расцвести.
Другой — это либо ад, либо — твой духовный учитель. И это относится не только к отношениям с людьми, но и с любыми окружающими тебя объектами — более или менее живыми. Либо ты с корыстным пристрастием используешь их для подпитки дутых амбиций своего эго-ума, чувства своей важности в глазах общества и мира, либо без своих ментальных проекций и пристрастных интерпретаций принимаешь их собственную уникальность и даже испытываешь признательность за их существование.
Древняя мудрость гласит, что всё окружающее есть лишь твоё собственное отражение, что при случае и поможет и спасёт, если только ты будешь бдительным и внимательным к тем знакам, которые это отражение тебе преподносит.
Задумайся, каково качество твоего контакта не только с твоими близкими друзьями и членами семьи, но и с продавцом магазина, и с клиентом твоей компании, и с парковщиком на автостоянке, и с кассиром в банке.
Только чуть заостри внимание, лиши своё восприятие обыденной, привычной машинальности, создай в душе священное благоговение, высшую, духовную тишину, из которой являются в этот мир все вещи, все его существа; только прояви тотальное восприятие того, что видишь и слышишь, откройся с бдительным спокойствием навстречу тому человеку, какого видишь перед собой, забыв о его социальном статусе (ведь ты вневременное божественное существо, и этот, встреченный тобою человек, вневременное божественное существо), — и тогда пусть на мгновение, но прорвётся сквозь горизонтальные маски социума и привязанности убогого быта бессловесная вертикаль ничейного Духа, и на свет божий явится вдруг та глубинная реальность, реальность высшего смысла, ради которого мы и рождаемся заново каждый день, каждый час, каждую секунду своего пребывания на матушке-земле…
Истина не есть объект, предмет, который, дабы его найти, мы должны освободить от каких-то загромождающих препятствий. Истина есмь сам путь, токопроводящий канал веры, который ничем не загромождён и находится не где-то там, в туманной дали, а рядом, здесь, в нас; это путь вопреки падшейжизни, вопреки обслуживающим её законам и убедительным доводам разума, вопреки тому, что делает нас унылыми рабами этой жизни.
Воля (а значит, и любовь) Бога ничего общего не имеет с волей человека, которая всегда нуждается в умозрительных оправданиях и многочисленных оговорках.
Если уж мы сами порой не знаем за что мы любим (или не любим) тот или иной объект, того или иного человека, почему же мы требуем (если требуем) от Бога человеческого знания и человеческого выбора: Бог не знает, он творит — безо всяких предпосылок, из абсолютного Ничто (nihil). Это слишком просто и без-умно, чтобы нам понять, ибо наше понимание основано на привычных нам допущениях, очевидностях, так называемых «вечных истинах», «здравом смысле», субъективных представлениях о том, что хорошо, что плохо, как надо, как не надо…
Бога понять нельзя, можно только включить («чик!») себя в Бога и Бога в себя — и всё.
Бог — не сущность и не существо, чтобы обладатькачествами, через которые мы могли бы определять к Нему наше отношение.
Он нам ничем не обязан, и мы Ему ничем не обязаны: зато мы как-то очень связаны, но — помимо всех предполагаемых нами связей.
Многие и многие — очень многие — люди считают, что они верят в Бога, а на самом деле они не верят, а попросту себя обманывают. Другие же думают, что они атеисты, но однажды вдруг доказательно обнаруживают, что они, оказывается, всегда верили, но об этом не знали. Вера — как и неверие — поверяется жизненными перипетиями и испытаниями.
Непросто (а может, и невозможно) выявить, определить, артикулировать своё объективное отношение к тому, что не является для нас объектом.
Вера начинается на том пограничном рубеже, где обессилевший разум упирается в стену безумия и смерти.
Ещё не умер ты, но ты совсем один (ни друга, ни подруги, ни среды) и наслаждаешься безумиемравнин вне суеты, природы посреди. В терпимой бедности, в уютнойнищете, с народом-нищебродом заодно, ты воспеваешь дни и ночи те, когда рождается то самое, оно, исполненное воли и чудес, неустрашимых красок и причуд, искусство сочетания словес и соль его — то самое «чуть-чуть«…
Полоний из шекспировского «Гамлета» настолько виртуозно овладел искусством сохранять верность самому себе, то бишь верность тупорылой своей твердолобости, что в итоге был принят за обыковенную крысу и пронзён шпагоюпринца вместе с ковром, за которым имел неосторожность укрыться.
Жить в конфликтесо всем миром — дело совсем нехитрое. Куда труднее самому додуматься и довести до совершенства искусствобыть несчастным наедине с собой, независимо от окружающего человечества. Мы всегда можем упрекнуть партнёра в недостатке любви, подозревать своё начальство в преднамеренной злокозненности или валить на премерзкую погодувину за своё дурное настроение, и с этим с лёгкостью справится каждый из нас. Однако заявленная нами задача — суметь обойтись в этом деле без всякой посторонней помощи. Как же, в таком случае, стать самому себе злейшим врагом?
Народная мудрость на первых порах послужит нам надужным путеводителем в этом благородном деле. Главное, не обращать внимание на то, что всякая пословица в анналах фольклора имеет параллельное изречение с прямо противоположным смыслом. Взять хотя бы такие поговорки, как «Бережёного Бог бережёт«: обратный смысл имеет пословица «Волков бояться, в лес не ходить«; «Поспешишь, людей насмешишь«: этому высказыванию противостоит «Куй железо, пока горячо«. Поэтому надлежит раз и навсегда выбрать для повседневного руководства охранительные пословицы, которые советуют выбирать в жизни наиболее экономные пути и варианты, позволяющие нам в суровых условиях северной страны сохранять небогатые энергетические резервы в целости и сохранности, ибо в любой момент очередной государственной стихией всё у нас может перевернуться с ног на голову, и мало ли к чему нам надо быть тогда готовыми — то ли к повальному дефициту товаров первой необходимости, то ли к принудительному переселению в места не столь отдалённые…
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью! Будем тверды в том, чему нас научили в нашей горячей молодости, когда мы на парсобраниях, где прорабатывались белые вороны, посмевшие заикнуться о новых, неведомых путях и дорогах, клялись в верности раз и навсегда избранному уставу. Мы ещё помним призывы Маркса и Ленина. Одно мы знаем точно, что в арсенале наших премудростей нет места подобным древнеримским изречениям, которые высмеивают таких, как нас, всеми силами сопротивляющихся естественному ходу вещей, которые говорят о том, что «судьба желающего ведёт, а нежелающего тащит«!..
Мы твёрдо заявляем, что не можем поступиться принципами! Родители приучили нас внимать их мудрым советам и не идти на поводу у ветреной молодёжи. Верю, ибо абсурдно, — сказал Тертуллиан. На том стою и не могу иначе! — заявил Мартин Лютер.
Подлинный гений собственного несчастья — это тот, кто в верности собственным идеям способен героически отвергнуть даже то решение, которое кажется разумным ему самому, наплевав даже на доводы собственного рассудка. Так алхимическая змея, изловчившись и поймав себя за собственный хвост, не успокаивается на этом,а начинает пожирать самоё себя, дабы воплотить в жизнь апофеоз собственного безумия!
Ясное дело, не каждому в жизни дано достичь столь полного и безысходного отчаяния, но никто не говорил, что стать несчастным — это очень просто… Нам с вами предстоят долгие месяцы и годы упорных тренировок, чтобы достичь только первого уровня-дана, на каком мы заслужим право называться настоящими горемыками. Но не стоит печалиться — будем надеяться и верить, что и эта высота когда-нибудь нам покорится…
Просто что-то случайно потерять или сознательно, подвижнически чем-то пожертвовать — это совершенно разные вещи: Христос требует новой и сознательной, небывалой доселе жертвы, жертвы непосильной и сверхъестественной, которая в глазах толпы чаще всего представляется нелепой и безрассудной — без-умной.