Май 31

Космопраноедение. День двенадцатый — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin
alopuhin

(7-43) У Е.П.Блаватской и Е.И.Рерих читал о том, что Махатмы Белого Братства своим далёким ученикам телепортировали даже иногда эдакие маленькие, карманные книжечки — учебные пособия… А у меня такое ощущение, что и мне мой Учитель свыше тоже подбросил мою (теперь мою) «Бхагават-гиту», и как раз тогда, когда я о ней думал и читал…

(8-29) Любовь есть деликатность, доведённая до предела. Божественная любовь есть деликатность, возведённая в абсолют.

(8-51) Счастье — это всего лишь оптимальный баланс между внешним и внутренним.

(16-24) Проекция Манипуры в позвоночнике то несколько дней сильно болела (и раньше болела, а потом прошла), а пару дней назад прошла, но уже третий день подряд — и буквально сейчас тоже! — время от времени в этом месте будто ручеёк протискивается некий… Уж не Кундалини ли это потихоньку поднимается (бывают ведь быстрые, взрывные, а бывают и долгие, медленные подъёмы Кундалини)… Или это межпозвоночная жидкость?..

Вообще, в последние дни чую некий космопланетарный в себе поворот: контакт с Высшим «Я» начинает будто бы проясняться (самое интересное, что основная подспудная работа по этому повороту совершается по ночам, во сне и во время утренних медитаций)…

Периодически ощущаю синхронию (в юнговском смысле), вся вокруг природа, кажется, пытается мне угодить, ощущение божественного Единства накрывает меня всё чаще, «Бхагават-гиту» вот мне подбросили

А прочитав сейчас у Роберта Брюса о том, что иногда процесс подъёма Кундалини происходит с каждым первичным центром по отдельности, я вспомнил, что такие же ощущения, как сейчас в позвоночнике на уровне Манипуры, у меня когда-то были (и не раз) и на уровне Муладхары (в кобчике), особенно где-то год-два назад после нескольких первых месяцев занятий тибетским комплексом «Око Возрождения» («Пять Тибетцев»). Возможно, мои чакры активизируются по отдельности друг от друга… Сухая голодовка, видимо, подстегнула этот процесс, а также однонаправленная возгонка мысли…

Октябрь 19

Осмысленная целокупность [26.07.1999 (332-336)] — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Осмысленная целокупность

Абсолют — это бог математиков и философов, так же как идеал — бог человеческий, «слишком человеческий»: это всё-таки здешние боги, то есть образы, модели, конструкции, посредством которых мы осуществляем своё практическое бытиё. А подлинный, реальный Бог — нереален, то есть Он есть-не есть вне всего нашего и здешнего, в том числе и за-нашего, и за-здешнего, вне посюстороннего и потустороннего, а посему если Он и личность, то не в нашем смысле, настолько не в нашем, что для нас это равносильно тому, что Он внеличностен, внекатегориален, внеонтологичен и пуст — более пуст, чем сама пустота. И недосягаем — даже в мыслях, какими бы великолепно грандиозными и грациозными эти мысли ни были. Поэтому для нас, в общем-то, Его нет.

 Мы имеем дело не с Богом, а с порождёнными Им идеальными структурами: мы сами являемся такими (внепространственно-вневременными) структурами, потому-то и ощущаем в себе реальное участие сверхзапредельных миров и сил (впрочем, современная цивилизация и культура у многих из нас чуткость этого ощущения с успехом отбила и свела на нет).

Но в ХХ веке мы, пожалуй, слишком переусердствовали в субъективации и психологизации имманентного нам природного (дикого, неприрученного культурой) сознания, отчего слишком разучились напрямую, естественно и спонтанно ему внимать и доверять, оттого почти и не можем уже считывать из него непосредственно и целостно познанные им факты и связи реальной — неотрефлексированной — действительности.

До крайности усомнившись в самих себе, мы, естественно, усомнились в концах и началах мирового целого, а в конце концов и в Боге…

Отсюда приходим к выводу, что чрезмерная аналитическая субъективация и психологизация сознания чревата распадом духовно-иерархической целостности (и, соответственно, ехидным хихиканьем деконструктивизма и жвачным бесплодием постмодернизма).

Заведомо отрицая в своих построениях самостоятельное (пусть и апофатическое) бытие Бога, бытие идей и смыслов, а также (пусть и запредельную) телеологичность бытия в целом, наука не может совладать с миром, что рассыпается у неё на отдельные бессмысленные подробности, фрагменты, которые никак не хотят слепляться в единое гармоничное целое, и поэтому учёные вынуждены придумывать объединяющие их гипотезы и концепции, каковые не содержат ничего кроме совершенно посторонних, волюнтаристских фантазий, из коих, в свою очередь, учёные путём некоторых перетасовок, рокировок и подчисток порождают всё новые и новые фантазии, когда прежние домыслы либо приедаются, либо обнаруживают свою слишком уж явную несостоятельность…

Выход из этого безрассудно-гадательного тыканья, сводящегося к дурной бесконечности слепого перебора гипотез и теорий, один: в коренном перевороте безумной позитивистско-материалистической методологии с головы на ноги изначальной мировой целестремительности и разумной целесообразности.

А если уж вам, любезные господа учёные, поначалу ещё неловко признать реальность ирреального существования Бога, примите хотя бы изначальную осмысленную неслучайность собственного существования и хотя бы тех окружающих вас вещей, которых вы удостаиваете своим интенциональным вниманием.

Впрочем, в недавно вышедшей книге «Мы верим…» 53 крупных американских учёных, среди которых немало нобелевских лауреатов в области физики, химии, биологии, заявили о том, что зайдя своими изысканиями в слишком уж непреодолимый тупик, вынуждены признать древнейшую гипотезу о Боге истиной в последней и первой инстанциях. К этому осознанию они пришли посредством следующих выводов:

  • мир слишком совершенен, чтобы случайно возникнуть из хаоса;
  • теория эволюции до сих пор научно не доказана и не проверена;
  • животные и человек всегда существовали в сегодняшнем виде;
  • времени для эволюции не было; геологический разрез был сформирован быстро, в одну эпоху, посредством катаклизма;
  • мир возник однажды в законченном виде;
  • жизнь кем-то спроектирована и сотворена.

Эти выводы столь же плоско-рациональны и агностичны, столь же лишены Божьего Света, как и выводы Л.Н.Толстого (хотя и это уже что-то, хоть какой-то сдвиг в сторону осмысления целокупной осмысленности бытия).

Интеллектуальные и духовные искушения изматывают и опустошают сердце не меньше (если не больше), чем физические. Но, может быть, даже полезно, а то и необходимо сохранив себя, через них когда-нибудь пройти, чтобы не в теории, а на практике испытать тот ужас и беспросветно-безнадёжную тупиковость богооставленности, тот хаос метаний от одной соблазнительной симпатии к другой, чтобы наконец возжаждать ясной и чистой любви, любви поверх очевидностей разума, что не родится без обоюдосогласной встречи гармонии всего миропорядка, гармонии предустановленной с гармонией, таящейся в глубинах истомившегося в духовном сиротстве сердца… И тогда вся бестолковая нелепость и хаос жизни начнут вдруг приобретать самостийное единство и диалектически стройную струйность своих принципиально непреоборимых противоречий…

Июнь 4

Естествослов. 16.Часы

alopuhin

Часы есть инструмент, механизм, машина. Бывают разные — солнечные, песочные, механические, атомные, электронные, настольные, наручные, карманные и т.д. Расширительно часами можно назвать всё, что меняется, любой предмет, и даже нашу собственную рожу.

Есть ли в мире что-нибудь неизменное, вечное? Думаю, нет.

Часы есть механическое средство для упорядочения, структурирования, оприючивания в сознании сиротливой жизни человека, брошенного в чёрную прорву космической неразберихи на произвол неведомой судьбы. Средство это помогает человеку создать себе умозрительный образ мира как исторического, циклически сюжетного развития.

У каждого складываются свои взаимоотношения со временем. И с часами тоже. Я уловил за собой странную закономерность: за свою жизнь я сменил множество наручных часов, и каждые из них под влиянием моего биополя периодически меняли скорость своего хода то в сторону убегания, то в сторону отставания. Вот и сейчас примерно год назад купленные мной часы «Командирские» где-то первые полгода бежали вперёд, а потом с той же скоростью стали отставать.

Часы есть повод поговорить о времени. Сколько всяких красивых высказываний о времени (и не только о времени) порождено человечеством за всю его историю, но ощутимого просвета не просматривается. «Время есть отношение бытия к небытию«. «Юпитер пожирает своих детей«. «Не время проходит, мы проходим» (Талмуд). Физик, астроном и философ Козырев говорил, что время есть структурный каркас мирового континуума. Пригожин тоже что-то подобное говорил… Эйнштейн утверждал, что время есть четвёртая координата, четвёртое измерение нашего мира… Кто-то говорит, что время есть такая же самостоятельная материальная субстанция, как чашка, ложка, табуретка...

Всё дело в ракурсе. В пределах моей комнаты, в моём быту временная размерность играет большую роль; в пределах страны, в пределах того или иного общества время тоже имеет определённое значение, но время это уже другое; в пределах планеты в дело вступает время планетарное; в пределах галактики — время галактическое; в пределах вселенной — вселенское… Чем больше, грандиознее пространство, тем общее, «уравнительное» время играет меньшую роль, тем оно «медленнее«, а в запредельных нашему разумению масштабах оно попросту останавливается, оно кончается, а точнее издалека мелкие движения мелких деталей просто уже неразличимы, не берутся в расчёт, как, например, в одной из молекул кожи мизинца моей правой руки для меня, в принципе, ничего не происходит, её даже как бы вовсе и не существует…

Относительная предсказуемость, закономерность видимых, наглядных повторений циклических процессов позволяет сравнивать одно изменение с другим. Но при строгом, бескомпромиссном, абсолютном подходе точных повторений не существует (не зря был придуман високосный год и многие другие подобные подтасовки). Получается, что усматриваемые нами закономерности обусловлены сиротливой ограниченностью наших представлений, суетливо ищущих незыблемых, вечных якорей-зацепок в мире, где нет ничего не только неподвижного и вечного, но и циклически повторяемого: всё всегда уже другое, всё всегда невсегда, то есть всё всегда умирает, не успев толком и родиться. Мы живём в царстве тотальной Смерти… Если и есть в этом мире какой-то неизменный параметр, то это — изменение: в абсолютном смысле всё всегда неповторимо, по-новому изменяется, то есть всё всегда теряет свою определённость, своё лицо, то есть — кончается, умирает.

Всё есть и неесть, всё — мир и немир, всё — пульсирует и бликует. Но в то же время и рождается. То есть нет ни лица, ни определённости — ни в чём. Всё это, повторяю, — в абсолютном смысле. Но жить в абсолюте нам слабосиротливо и голо, мы ищем и находим — придумываем — себе комбинацию уютных определённостей-конурок, одной из которых как раз и является время как элемент мыслительной структуры, умозрительного порядка в беспорядке.

А в действительности мир настолько чудовищно беспорядочен и хаотичен, что нам и не снилось, беспорядочен и хаотичен чудовищной суммой идеально упорядоченных миров, беспорядочен и хаотичен для нашего маленького, несверхразумного понимания, но лично меня это вовсе не страшит, лично мне всё это очень даже весело и интересно — и чем чудовищней, тем веселее и интереснее.

                                                                                                                                                                         9.09.96 (15-45)

Апрель 28

Нездешняя природа веры в Бога и её отличие от веры в Абсолют (84, 85, 86)

Христос
alopuhin

Специальная психотехника, аутогенная тренировка, медитация или кирпич, случайно упавший нам на голову, может привести нас к осознанию нашей связи со всем, с Абсолютом: на ледяных вершинах (где-нибудь, к примеру, в Гималаях) это особенно хорошо получается. Однако связь эта не посягает на краеуголные категории человеческого мышления, а лишь поигрывает (манипулирует) ими: эта связь — здесь. Здесь и Сейчас.

Божья вера — это тоже связь, но совсем, совсем иная, и она — не здесь, хотя мы вынуждены говорить о ней так, будто она здесь, иначе мы не смогли бы о ней говорить вообще: вот именно — об этой абсолютно конкретной связи мы вынуждены говорить только вообще, то есть неконкретно — непрямо, обиняком, через околичности, намёки, экивоки, недомолвки.

Примиренье непримиримого есть, существует, осуществляется в Боге (Который есть нигде и Которого нигде нет в качестве существования) до всякого ещё примирения, оно есть, осуществляется в Абсолюте (в единстве ВСЕГО, которого нет, и поэтому оно есть, но не здесь, хотя как будто вроде и здесь), оно есть даже в нас, но в этой нашей связи с Богом — в вере — примиренья нет и быть не может, потому что эта абсолютно конкретная связь не может не быть и есть в стороне от ВСЕГО, в стороне от чего ничто никак быть не может, в том числе и эта связь, которая может быть, несмотря на то, что не может, но вовсе не вопреки чему бы то ни было.

Вера в Абсолют (во ВСЁ, что ЕСТЬ), в его титаническую мощь — это только до-верие, пред-верие, при-мирение со всем, что есть, примирение с миром, подразумевающее самоуничижение до винтика, козявки и безвольной песчинки.

Однако вера в Бога, хотя и может начинаться, подготовляться этим самым примирением с миром, осуществляет совсем иной — новый — акт связи, в котором уже нет ничего от той умиляющей благости, с какой священники произносят: «Мир вам, братья и сестры». (Немудрено нам было по неопытности в прежних наших поползновениях смешивать две эти совершенно различные веры.)

Примирение со всем (с Бытиём, Абсолютом, Универсумом) есть раболепное примирение с подавляющим и оскопляющим нас Ordnung’ом, с Логосом, с рациональным методом восприятия мира и его, сего метода, установленьями (этика, право, мораль и т.д.).

Унитаз есть абсолютно смиренная часть Абсолюта, который структурно проявляет себя в унитазе, как и во всём остальном, что есть в мире. Через эту свою связь с Абсолютом, с всеобщим миропорядком унитаз идеально с ним примирён, иногда, правда, взбрыкивает и верещит воды потоком гордым (гордыня — грех), но всегда к месту (не противореча рациональной необходимости), а ежели будет бурчать не по делу, ежели, самоотверженно служа необходимости, сломается, его возьмут и выбросят на свалку, а опустевшее место займёт новый унитаз, и всё опять пойдёт своим унылым — упорядоченным свыше — чередом.

Апрель 24

Бомжеватый беспредел неуместного Всевышнего (82)

Христос
alopuhin

И в этом всём, что есть во всём (в том числе и в нас), и в этом беспределе, когда язык начинает заплетаться и склоняться к спасительному молчанью, к немоте неизъяснимости, в нас возникает вопрос — а Бог? — Его-то куда нам поставить, Неприкаянного?! Некуда нам Его ставить в сей тесноте понатыканного во всём всяко-разного. Бог — безместный, неуместный, не местный Он, не здешний и не всейный, никакойный бомж, ни одним из бесчисленных наблюдателей конкретно, явно не фиксируемый. Если бы было Ничто, то и там Ему не нашлось бы места, ведь и оно есть ВСЁ, есть ли оно или нет. Вот такой Он так и есть — Единственный, о Котором ничего сказать нельзя, что бы мы о Нём ни говорили.

Иные мыслители из жажды сопряжения с несопряжимым прилепляют к Нему адаптирующие элементы, прилепляют в том числе и для того, чтобы они сами могли о Нём что-нибудь поговорить, и желательно побольше, а чтобы больше о Нём говорить, надо больше Его адаптировать, когда вдруг — оп! — это уже и не Он, совсем, абсолютно не Он.

Мы Его чуем, чаем, лично и безлично участвуем в Нём и т.д., но не надо к нам Его приспосабливать, ведь после этого приспособления речь уже ведётся обо всём, о чём угодно (универсуме, абсолюте, гармонии, духе, субстанции, бытии, основании бытия, единстве истины и реальности, эссенции, экзистенции и т.д.), но только не о Нём. Больше всего мы так или иначе можем и любим говорить о себе, потому что мы сами и есть это непрестанное говорение — говорение эго.

Апрель 8

Истина есмь путь [21.04.1999 (69)]

Христос
alopuhin

Истина не есть объект, предмет, который, дабы его найти, мы должны освободить от каких-то загромождающих препятствий. Истина есмь сам путь, токопроводящий канал веры, который ничем не загромождён и находится не где-то там, в туманной дали, а рядом, здесь, в нас; это путь вопреки падшей жизни, вопреки обслуживающим её законам и убедительным доводам разума, вопреки тому, что делает нас унылыми рабами этой жизни.

Воля (а значит, и любовь) Бога ничего общего не имеет с волей человека, которая всегда нуждается в умозрительных оправданиях и многочисленных оговорках.

Если уж мы сами порой не знаем за что мы любим (или не любим) тот или иной объект, того или иного человека, почему же мы требуем (если требуем) от Бога человеческого знания и человеческого выбора: Бог не знает, он творит — безо всяких предпосылок, из абсолютного Ничто (nihil). Это слишком просто и без-умно, чтобы нам понять, ибо наше понимание основано на привычных нам допущениях, очевидностях, так называемых «вечных истинах», «здравом смысле», субъективных представлениях о том, что хорошо, что плохо, как надо, как не надо…

Бога понять нельзя, можно только включить («чик!») себя в Бога и Бога в себя — и всё.

Бог — не сущность и не существо, чтобы обладать качествами, через которые мы могли бы определять к Нему наше отношение.

Он нам ничем не обязан, и мы Ему ничем не обязаны: зато мы как-то очень связаны, но — помимо всех предполагаемых нами связей.

Февраль 29

Что такое медитация?

«Медитация — это традиционная восточная форма мыслечувственного погружения. На Западе ей соответствует созерцание, которое, как и большая часть восточных техник медитации, служит целям религии. Но медитацию можно использовать и без религиозной подоплёки» (Гельмут Бреннер).

«Медитация — это система воспитания ума, способ достичь совершенства с помощью целеустремлённых занятий. Медитация предполагает мышление об определённом объекте, человеке или понятии с тем, чтобы узнать о нём всё, что можно» (Лобсанг Рампа).

Подключившись к породившей нас вселенной, мы впадаем в то, с чего и начинали когда-то свою жизнь — в целительное единство всего со всем, тела и разума, в медитацию, что снимает стресс, поднимает дух, расслабляет и гармонизирует тело, освобождает и проясняет разум, что учит нас любить и принимать себя в мире и мир в себе такими, какими мы с ним являемся здесь и сейчас.

Впрочем, в разных странах и культурах под медитацией понимают несколько разные вещи, и даже каждый отдельный человек находит свой собственный путь к медитации и определяет её сугубо по-своему.

В мире известны следующие виды медитации и близкие к ней практики:

— Аутогенная тренировка, или Медицинская медитация, которой лечат от стресса и других психических расстройств, а также пользуются спортсмены для подготовки к освоению высших спортивных достижений.

— Направленное воображение.

— Молитва.

— Медитация осознания.

— Медитация «Нью Эйдж».

— Творческая медитация, или искусство как медитация.

— Дыхательная медитация.

— Визуальная медитация (мандалы).

— Звуковая медитация (мантры).

— Классическая медитация йоги.

— Медитация движения (динамическая медитация, виньяса, кинхин, цигун, тай-цзы).

— Классическая медитация дзен-буддизма.

— Медитации иных культур (иудеев, мусульман, китайцев, народов Африки, индейцев Северной Америки).

Все виды медитации предполагают овладение искусством не думать, умение поддерживать состояние «пустой головы», при котором тело спит, а сознание бодрствует, но не просто бодрствует, а локализуется на чём-то одном, сведено в некую точку — к визуальному объекту, мысли или звуку.

При этом сознание освобождается от машинальной мешанины обыденного мышления, получая возможность проникнуть в мир сверхсознания, для которого практически нет ничего невозможного. И при этом — это вовсе не концентрация как специальное, нарочитое усилие, а своего рода простота созерцательного благоговения, спонтанное, невымученное состояние, сущность которого невозможно объяснить, но когда его испытаешь, то ни с каким другим уже не спутаешь.

Подобное состояние испытывают люди, что после рабочего дня едут, например, в общественном транспорте и смотрят невидящим взглядом в одну точку, или в никуда, опустив плечи…

Поэтому поначалу, чтобы понять, что это за состояние, новичкам можно было бы посоветовать практиковать медитацию, расслабленное сидение или лежание в течение 15-20 минут после утреннего комплекса физических упражнений или Хатха-йоги — натощак (после еды клонит в сон разом и тело и разум, а в медитации расслабляется и засыпает лишь тело, разум же хоть и опустошается, но становится, как никогда. бодрым и свежим, прохладным, широким и чистым, безмолвно-допонятийным и обезоруженно-беззащитным, детским, открытым)…

Сознание при медитации чревато творчеством, при котором создаются миры — из ничего: а самое важное условие создания такого предтворческого, божественно-счастливого опустошения — непредумышленность, непреднамеренность, ненарочитость, спонтанность (это также является важнейшим условием обретения Дао в даосизме и тантризме).

Чтобы это понять, надо попратиковаться посидеть в тишине (или в сопровождении, на первых порах, релаксирующей музыки), просто посидеть в тишине и покое в любой удобной, расслабленной позе: либо на стуле в «позе кучера» (поза, рекомендованная создателем Аутогенной тренировки Иоганном Генрихом Шульцем), либо на полу на коврике сидя в любой иной удобной позе (дзен-буддисты, как правило, сидят на пятках или по-бирмански, по-турецки, йоги в позе лотоса, полулотоса или трупа).

Для российского человека, впервые касающегося этой темы, чтобы не изобретать велосипед, проще всего было бы учиться расслаблению, руководствуясь методиками по освоению трёх ступеней классической Аутогенной тренировки (самовнушения) в её восхождении к аутогенной медитации, так как они наиболее адаптированы к условиям жизни европейского человека, несведущего в сложных хитросплетениях восточной религиозности и восточной философии.

Чтобы истина, или Бог, или Абсолют, или Атман, или вселенная, или ответ на мучительный вопрос вошли в ваше сознание, необходимо его освободить от словесно-мыслительной рутины, расчистить свободное пространство, опустошить, то есть перестать думать так, как мы привыкли, пресечь поток сознания, а точнее, начать его контролировать, замедлять и в итоге — останавливать: но главная трудность заключается в том, чтобы научиться делать это спонтанно, ненарочито, ненатужно, неспециально и без установки на цель (просветление, нирвану, самадхи, сатори) : главное, остановить и принять настоящее, научиться полноценно быть «здесь и сейчас», выходить из своей ограниченности и понять, что наше тело — одна из тленных шахматных фигурок в причудливой игре жизни. Быть естественным и простым, а для этого надо жить, как не жить, быть, как не быть. Чтобы этому научиться, надо изменить всю свою жизнь — целиком.

Надо жить с каждым днём всё более и более осознанно, быть в ответе за каждое мгновение своей жизни (чтобы ничего не делать машинально), но при этом — с каждым днём быть всё более и более органичным, живым, природным человеком, ступившим на «срединный путь» — «благородный восьмеричный путь»: в буддизме он включает в себя восемь правильных элементов, которых всякий буддист должен придерживаться в своей жизни:

1. Правильное понимание.

2. Правильное мышление.

3. Правильная речь.

4. Правильное действие.

5. Правильный образ жизни и работы.

6. Правильное усердие, усилие.

7. Правильное памятование и внимательность, осознание.

8. Правильное сосредоточение.

В йоге тоже существуют подобные правила.

Восемь звеньев йоги (йога-сутра Патанджали):

ЯМА — самоконтроль, самоограничение, состоящее из пяти ям: непричинение вреда, правдивость, неворовство, целомудрие и нестяжание.

НИЯМА — предписания из пяти ниям: чистота (тела и мысли), довольство имеющимся, подвижничество (терпение), самообразование (постижение единства бытия), преданность богу (дисциплина).

АСАНА — правильная поза Хатха-йоги для гармоничного связывания ума, тела и души.

ПРАНАЯМА — управление дыханием для воздействия на прану (жизненную силу).

ПРАТЬЯХАРА — освобождение ума из пут чувственности.

ДХАРАНА — удержание внимания.

ДХЬЯНА — созерцание объекта, удержанного вниманием, медитация; вытекает из сосредоточения сознания.

САМАДХИ — переживание опыта сосредоточенного созерцания, наивысшая степень медитации; к состоянию самадхи приводит выработанная созерцательность ума. Это состояние совершенного самоуглубления.

Мало кому удаётся достичь подлинного стойкого просветления, настоящее состояние нирваны или самадхи. Это такое же редкое явление, как левитация или искусство поднимать и передвигать многотонные камни посредством особых мантр (звуковых формул).

Но для тех, кто пока не способен этого достичь, — для всех нас, обычных людей («чайников»), целью медитации оказывается свобода от привязанностей жизни, последней из которых является сама жизнь, и искусство быть счастливым несмотря ни на что, а это возможно лишь тогда, если умеешь полнокровно проживать «здесь и сейчас» и быть игроком духа, способным пожертвовать собственным «я»… Впрочем, разве это жертва, если взамен получаешь ту вечность, тот восторг и трепет жизни, какими преисполнена сама природа, сама вселенная во всей её немыслимой полноте и целокупности?!.

Вдруг понимаешь, что тебе уже ничего в этой жизни не нужно, что у тебя уже всё есть!..

Все страдания переживает твоё «я», а избавившись от него, а точнее даже, не избавившись, а вдруг догадавшись, что это «я» — не ты, а твоя умственная иллюзия, неожиданно оказываешься у себя дома, в том времени-пространстве, у которого нет ни времени, ни пространства и где ты неуязвим для любых превратностей жизни и даже для смерти, — это и есть то, что в буддизме именуют нирваной…

Медитация возможна лишь на базе здорового образа жизни и постоянной работы над собственным гармоничным (то есть в союзе ума и сердца, души и тела) самоусовершенствованием.

Медитация врачует и уравновешивает все разнородности в человеке, как космопланетарном феномене. Она учит — сначала — любить себя: это значит быть не прожжённым эгоистом в негативном смысле, а уметь познать, понять и принять себя в реальном свете, таким, каков ты есть без прикрас (впрочем, в полной мере это вряд ли возможно).

Медитация — это не те 20-30 минут, что вы проводите в безмолвной тишине на коврике, а образ жизни 24 часа в сутки. Медитирующий человек не обрывает своих связей с реальностью, а наоборот, проживает каждый день в ещё более ясном и чётком осознании происходящего, чем до того, как стал таковым.

Практикуя повседневное осознание, спонтанную бдительность, практикуешь активную медитацию, которая улучшит твою жизнь — уравновесит, гармонизирует её, поможет сосредоточиться на главном и понять, насколько условна та жизнь, какую одни окружающие люди воспринимают слишком серьёзно, а другие слишком несерьёзно. Но — всякие крайности порочны и вредны и проистекают от того, что люди не могут найти себя там, где они есть «здесь и сейчас».

Научившись жить осознанно в каждое мгновение своей жизни, вы станете экстрасенсом и будете видеть и чувствовать то, чего не видят и не чувствуют прочие люди, плывущие по жизни, как в тумане, на автопилоте, погрязшие в сумбурном автоматизме и удивляющиеся — «ах, как годы летят!» Они потому у них и летят, что они, эти люди, живут всё более и более бессознательно, по привычке, машинально, как собака Павлова, у которой нет иных достижений, кроме набора её убогих условных рефлексов…

Но первый шаг к тому, чтобы жить осознанно и стать хозяином собственной жизни, — научиться медитации.

Февраль 12

Ответ на вопрошания и вопли (22)

Христос

Бог не жесток — мы жестоки, если жестоки; Бог не добр — мы добры, если добры и т.д.

Наши вопрошания и вопли долетают до Него, преображаются и преисполняются в Нём универсальным содержанием и к нам же потом возвращаются в сверхобъективированной космической форме.

Для того, чтобы адекватно воспринять этот ответ Бога, от нас требуется особая чуткость и самонастроенность на эссенциальное, а значит отвлечение, отстранение, освобождение (очищение, обращение, инициация) от пут экзистенциального: от нас требуется понять себя, своё время и место через Него, через своё самоотнесение с Ним. Необходимость в этом наших душевных и духовных усилий объясняется нашей неполнотой, ущербностью, греховностью, нашей гордыней, которая взросла на почве умозрительного познания и болезненных психических (кармических) комплексов.