Ноябрь 24

Страдание и свобода — НОВАЯ ЖИЗНЬ

alopuhin

Всё тотально связано со всем, и поэтому наши определения чего бы то ни было волей-неволей искажают и само определяемое, и всё, что его окружает. Когда мы что-то оПРЕДЕЛяем, судим, идентифицируем, сличая с неким условным алгоритмом, некоей матрицей, мы ведь, по сути, вырываем предмет из контекста, из мирового континуума, навешиваем на него свой ярлык, а также заодно и дробим неделимую реальность на бессмысленные куски и как таковые не существующие, мёртвые фрагменты.

С другой стороны, это наше аналитическое разбирание игрушек, доставшихся нам судьбой, на отдельные винтики и шпунтики тоже ведь входит в общемировое единство, как одна из насущных функций бытия (ибо ненасущных функций у него, по определению, нет), ибо всё что есть зачем-нибудь да надобно вселенной и иным, чем оно есть, быть не может. Но мы до сих пор вкушаем запретные плоды с Древа познания добра и зла, спеша судить и карать не окружающую нас реальность, а своё о ней заведомо превратное представление.

Нам не дано предугадать, какую роль в общемировых процессах может сыграть та или иная безделица, что значит то или иное событие в космической тотальности бытия. Но раз оно произошло, нам приходится признать его неизбежность и необходимость в целокупном контексте мирового единства.

Стоит догадаться, что ты есть то, что есть весь этот неделимый мир (раз уж он неделим) и что ты сам, как богоравный мировой пан, выбрал всё, что сейчас с тобой происходит, выбрал не выбирая, ибо то, что случилось — не могло не случиться, и Бог такой же хозяин этой жизни, как и ты, и наше светило, наше солнце светит, в принципе, как хочет, и в этом смысле, когда стирается всякая разница между свободой и несвободой, ты такой же Бог, как и всё остальное бытие, раз вы с ним единое и неделимое целое, и зачем тебе ещё чего-то хотеть и, соответственно, страдать понапрасну, зачем проецировать свои комплексные проекции в какое-то надуманное, уже сдохшее прошлое или в фантастическое, мифическое будущее, бутафорское хранилище нашего призрачного, кукольного счастья.

Конечно, страдания дали тебе ощущение экзистенциальных глубин бытия и научили тебя сопереживать тем человеческим бедам, горестям и страстям, какие мы в огромных количествах видим вокруг на планете Земля. Они учат нас стыдиться своего эгоизма и заставляют думать, как можно помочь этим многочисленным страждущим.

Но почему в самых бедных, в самых нищих странах люди улыбаются и радуются жизни намного больше, чем в относительно благополучных странах? А самый большой уровень самоубийств на планете в процентном отношении наблюдается сегодня в самых, по сути, благополучных странах мира — странах Скандинавии. Дело в том, что иногда, может быть, пострадать и полезно, но лишь до тех самых пор, когда вдруг поймёшь, что страдание не только бессмысленно и не нужно, но и пагубно — тлетворно и зловредно, ибо является ключевой причиной всех несчастий и бед на земле, всех преступлений, убийств, войн и прочих насильственных и бесчеловечных акций.

Миф о несчастной жизни сотворяется реакционными историями о прошлом и будущем, куда проецируются все, по определению, убогие и ограниченные опредения,  утверждения и ярлыки. Эти истории развёртываются во времени, в диахронической плоскости, грубо вырванной из бытийной целокупности, но именно так моделируются все эти выдуманные сказки о горестной судьбе и несчастной жизни. Выбив из-под ног аляповатого мешка с человеческими несчастьями табуретку этих темпоральных проекций, мы избавляемся от обузы надуманных представлений о реальности и лицом к лицу оказываемся перед неопределимой таковостью настоящего.

Убрав болевые — а по сути, искусственно продлевающие боль — проекции, отпустив ситуацию на бессловесный простор мировой целокупности и просто позволяя быть всему, что есть, таким, каково оно есть, мы расширяем «миг между прошлым и будущим», отпускаем пружину настоящего, отчего оно расслабляется и заполняет собою всё, каким оно ведь, по-настоящему, и является.

Нас могут сделать несчастными только наши собственные мысли. Наши интерпретации. Оценки. Рамки. Ярлыки. Именования. Определения. Сам культурно-цивилизаторский, аналитический способ нашего мышления. Поверяющий алгеброй гармонию неопределимого и неделимого целого. По сути наше мышление есть вербальный нарратив, темпоральная знаковая последовательность, довольно искусственная конструкция которой обречена на диахроническое мультиплицирование логического пути из условной точки А в условную точку Б, вторичная, многажды отражённая от самой себя виртуальная история развёртываемой во времени истории наших нескончаемых претерпеваний всего и вся. В таком — мультипроекционном — аспекте взятая история наших действий и поступков обречена на пере-переживание, пере-пересказ, на нескончаемое умножение и пролонгирование тягостных страданий. Как историки и простые люди по многу тысяч раз пересказывают на разные лады ключевые события того или иного государства, так и каждый из нас по многу раз перевоссоздаёт внутри себя легенду собственной жизни, свой персональный идентификационный сюжет, свою персонажную биографию в свете своих общеупотребимых социальных ролевых функций («мальчик», «девочка», «сын», «дочь», «отец», «мать», «специалист», «водитель», «рабочий», «бедный», «богатый», «прилежный», «нерадивый», «хороший», «плохой», «успешный», «неуспешный», «уважаемый», «неуважаемый» и т.д.). Но мы вовсе не то, что мы о себе (в этом плане) думаем.

Мы автоматически, бессознательно отождествляем себя со своим (оказывается, оно не наше) мышлением и как раз поэтому неизбежно становимся несчастными. Чтобы перестать себя с ним отождествлять, достаточно себе периодически напоминать, что мысли, которые сами собой продуцируются в данный момент у нас  в голове, делают нас несчастными, ибо они есть безжизненный продукт нашего мозгового компьютера, нашего рационально-логического эго-ума, а эго-ум — это просто такая словомолотилка, такой словесно-поносный робот у нас в голове, который комментирует и оценивает всё, что мы слышим, всё, что мы видим, всё, что мы чувствуем и т.д. с точки зрения нашего прежнего знания, то есть сравнивая, сличая всё новое со всем старым, что записано на его жёстком диске, в архивах-заначках его памяти, его опыта, его комплексов и фобий.

Взор нашего мышления всегда обращён вспять. Если всю жизнь ему слепо верить и следовать, будешь всю жизнь безнадёжным стариком, неспособным ни к чему новому и живому. Будешь живым мертвецом. Будешь всё время всем недовольным, будешь непрерывно бурчать на те обстоятельства, о которых всегда спешит нам напомнить наше мышление, обожающее носиться с им же вовремя придуманными (надуманными) несчастьями.

Боже, ну что за погода за окном — опять дождь!.. Ну что это за погода такая — опять солнце жарит и палит до невозможности, такая сушь, аж дышать нечем!.. Опять безветрие сплошное, духота и штиль!.. Это надо же — опять задувает ветродуй, продувает аж до печонок!..

Нашему эго-уму для порождения всё время негодующего и изоляционистского мышления до зареза нужны враги — хоть и в виде треклятой погоды. Эго-ум живёт в нас за железным занавесом, лелеет его и всё время наращивает и укрепляет, как делает сегодня Северная Корея или Советский Союз в прошлом. Подобным деспотиям для обозначения своей горделивой отдельности, как хлеб, необходимо изображать из себя перманентную жертву мифической угрозы извне.

Выдуманные истории эго-ума стремятся стать драмами, порождают конфликты, реагируют на окружающие события сугубо антиномически: на «белое» отвечают «чёрное», на «низкое» — «высокое», на «да» — «нет». Эго-ум — это такой как бы обиженный на весь белый свет подросток у нас в голове, что самоутверждается за счёт отталкивания от всего окружающего.

«Ах, опять это дождь!» «Мерзавец, опять он не позвонил!» «Я, как дурак, два часа её ждал, но она опять не пришла!» Если бы в нашей жизни не было этих сюжетов, жизнь была бы проста и прекрасна.

Если ты в Сейчас, ты точно не страдаешь. Если ты несчастен, медитируй, задержись в Здесь и Сейчас, и все беды и злосчастья сгорят в его молчаливом огне. Наблюдай за собой, когда не торопишься судить окружающее, а позволяешь ему просто быть, никак его для себя не определяя, не наделяя его никакими ярлыками, именами и ролями. Не реагируй на него, не рефлексируй по его поводу, отпусти его от себя и себя от него. Вам нечего делить со всей этой действительностью, ибо через вас течёт единая сила универсума, для которой не существует нашей болезненной, злобной раздвоенности. «Любите врагов ваших»: вы и они — одно. Когда ты полностью пребываешь в сознании, ты не страдаешь.

Но мы так привыкли к бесчисленным разновидностям своего повседневного, рутинного раздражения,  нетерпения, гнева, возмущения, страха, крика, своей обиды, жалобы, всего того, что так удовлетворяет наше сладострастно-загребущее, до безобразия разжиревшее «Я», увязшее в собственных отходах эго… Всё чаще ловя себя за фалды этих своих привычных реакций, вы постепенно можете научиться опознавать и останавливать их в самом начале их зарождения, если скажете себе: «Прямо сейчас я создаю страдание на свою голову». Проработав в себе природу этого машинального реагирования, вы со временем сделаете открытие, что за каждой неприятностью кроется некий тайный урок и подарок, за всяким злом — добро. Как в басне итоговая мораль, добрая подсказка, расшифровка образа, драгоценного секрета притчи, следующая за смиренным приятием происходящего, как гостинец для малого ребёнка или заслуженное вознаграждение прилежному ученику.

Привнеси это приятие в своё неприятие. Сдайся своей настырной неуступчивости. С улыбкой прими своё раздражение, неверие, свою зависть и обиду. Прими наконец тот безутешный факт, что ты не в силах ничего принять! Вселенная (и ты внутри неё) неделима и существует всем своим куском! Её-то хоть ты не отвергаешь? А если ты принимаешь вселенную такой, как она есть, то и себя со всем, что есть в тебе, тебе приходится принять, как дружное вселенское единство,  где всё всему равновелико и не делится на своих и чужих…

Лучший учитель — боль. Чем больше ей противишься, тем тебе же хуже. Прими её, и она незаметно от тебя отделится. Хотя бы чуть-чуть, да отделится. Да, ты по-прежнему будешь страдать от этой боли, но ты осознанно приносишь её в жертву неделимой вселенной или, другими словами, Богу, ведь всё, что есть,  — некий урок от Него, а значит какой смысл сопротивляться неизбежному, Богу, вселенной?

«Христос на кресте улыбался и даже смеялся почти«: когда Он сдал себя на поруки Всевышнему, груз тяжкой ответственности, непосильный жертвенный крест упал с Его плеч. И Христос стал настолько лёгким, что вознёсся на небеса. «Да будет не Моя воля, но Твоя».

Так боль и страдание, страх и отчаяние через осознанное приятие, примирение, отпускание и расслабление, через  медитацию и сдачу себя на поруки Всевышнему неожиданно оказываются вратами в сакральное, трансцендентное измерение бытия.

Ноябрь 9

Смертью смерть поправ — НОВАЯ ЖИЗНЬ

зелёный
alopuhin

Дикий, непроходимый лес. Рядом с юной порослью — сухостой и гниль. Где жизнь, там и смерть. Где смерть, там и жизнь. Однако не одна лишь юная поросль полна новой жизни, но и трухлявые пни, и гниющая листва под ногами, и поваленные, отжившие своё стволы дерев — в них тоже буйствует разнообразная жизнь: молекулы, микробы, бактерии, лишайники, мхи, насекомые неустанно порождают пищевые цепочки, продуцируют и всячески провоцируют продуцирование всё новых и новых видов и форм жизни и всего, что с нею связано. Выходит, смерти уже как бы и нет, а есть лишь преобразования, метаморфозы различных форм существования.  Смерть — это то, что обеспечивает насущное питание новых жизней, то, без чего они, эти жизни, не могут появиться на свет.

Пока не встретишь смерть лицом к лицу, она кажется чем-то туманным и призрачным. Но с возрастом кто-то из наших близких, знакомых и незнакомых нам людей начинают уходить из жизни всё чаще и чаще, мы всё чаще участвуем в похоронах, видим горе родных, гроб, в котором лежит покойник, закусываем на поминках за упокой его души… И это всё больше заставляет нас задумываться о собственном уходе в небытие, которое, как мы теперь всё лучше и отчётливее понимаем, неизбежно и уже не за горами.

Впрочем, в повседневной жизни мы, как и большинство наших современников, стараемся об этом не думать, в страхе отворачиваемся от той жуткой мысли, что день придёт — и все мы сдохнем, как собаки, и нас зароют в шар земной… Но если не бояться думать и медитировать о своей смерти, если делать это регулярно, делать мужественно и с открытым забралом, не пряча, как говорится, голову в песок, рано или поздно мы начинаем понимать пустяковое значение своего умственного эго, а потом и своей телесной оболочки, в которой, оказывается, наше высшее сознание никак не локализовано, а стало быть умирает не оно, а только лишь бренное эго и бренная плоть. Стоит только понять и принять этот незыблемый порядок вещей, этот великий закон бытия, и наступает заметное облегчение, освобождение от комплексов и страхов, мешающих жить и дышать.

Восток (и Мезоамерика) не боится смерти, тогда как трусливый Запад продолжает культивировать стыдливое отрицание естественного процесса психосоматического развоплощения, то есть смерти. Западные люди стараются лишний раз о ней не думать, не помнить и не упоминать, кладбища, трупы и урны с прахом прячут подальше — с глаз долой, из сердца вон. Такая, бегущая от реальности, цивилизация обречена прозябать на обманчивой и зыбкой поверхности вещей и явлений, не рискуя проникать в их сокровенную, глубинную суть.

Покидая привычную «зону комфорта», мы претерпеваем, можно сказать, маленькую смерть. Ложась каждый вечер спать, мы испытываем маленькую смерть. Мы постоянно что-то теряем, с чем-то расстаёмся, куда-то уезжаем, что-то и кого-то покидаем — и всё это тоже наши маленькие смерти, которые чреваты новыми встречами, ситуациями, обретениями и открытиями: чтобы куда-то войти, надо откуда-то выйти. Покинуть прежнюю форму, с которой ты привык себя отождествлять, и начать облекаться новой, неведомой до поры формой, что поначалу пугает неведомой свой новизной, но потом мы обживём и её, чтобы снова когда-то покинуть… Покидая привычное и родное, испытываешь поневоле сожаление, боль и печаль. Главное при этом — не становится бедной жертвой, к чему нас подвигает вся наша привычная культура, не накручивать себя сочинением дурацких фантазий, призванных заткнуть в душе образовавшуюся от утраты пустоту: так трусливый умишко пытается восполнить былую целостность придуманной им, иллюзорной эго-личности, которая для него дороже всего на свете и ради сохранения которой он готов на всё. Ярость, обида, негодование, страх, жалость к себе — трусливый умишко побуждает нас испытывать при утрате именно эти чувства, назначение которых — затмить от нас открытое пространство блаженной пустоты и свободы, где его придумки без надобности. Но отбрось его судорожные нашёптывания и обратись всем сердцем к этой немотной путоте, к этому вольготному духовному простору, и ты обретёшь в нём мир и покой, обретёшь в нём лучшего друга и учителя.

Что бы из твоей жизни ни ушло, сияние высшего смысла (или, если угодно, Бога) просачивается через просвет, оставленный исчезнувшей формой. Поэтому смерть — это самое святое, что есть в жизни, ибо она через уничтожение преходящего открывает нам свет непреходящего. На основе этого — непреходящего — света и существует как раз всё преходящее, и может утверждать свою самобытную определённость, свою эго-монаду, своё личностное «я». Это «я» — преходящий венец творения, крыша с её чердаком, а неубиваемая трансцендентальная наша суть — это непреходящий, незыблемый фундамент, уходящий в беспредельную глубину материи и духа.

Сдать себя целиком на поруки Богу, Жизни, Смерти, Вечности, Небу — это одно и то же, и это делают мудрецы и глубокие старики, которым нечего больше терять. После такой сдачи и наступает внутреннее успокоение, отпускание, а в конце концов — просветление. Стоит лишь «умереть прежде смерти», и обретаешь внутреннюю тишину, исполненную духом свободы и бессмертия.

Приятие и сдача — они всегда и везде несут освобождение и мир. Если у тебя умирает кто-то близкий, прими свою печаль, своё горе, своё негодование и свою абсолютную в данной ситуации беспомощность. А приняв всё это, сдайся каждому обстоятельству этого своего горестного и безнадёжного положения. В результате такого приятия и такой сдачи в тебе зародится расслабленная, тихая осознанность, которая облегчит умирающему его переход в мир иной. Ты можешь что-то сказать, а можешь просто молчать, это неважно… Важно, что на вас снизойдёт нездешняя тишина, умиротворение и высшее благословение…

Апрель 13

Любовь — единственный путь к победе

alopuhin

Любовьединственный путь к победе. Это кажется странным, потому что первое требование любвикапитуляция. Любовь — это победа благодаря капитуляции, и в этом её красота. Любовь не агрессивна, она покоряет покорностью.

Победить Бога хотят глупцы. И они терпят поражение. Мудрые люди покоряются Богу, они приглашают Бога, чтобы Он покорил их. Ты не сможешь овладеть Богом, но ты можешь покориться Богу и позволить Ему овладеть тобой. Это и есть любовь: если ты любишь, ты должен позволить себя покорить.

Любовь — не собственник, она желает лишь одного — покориться, она отдаётся полностью.

(с) Ошо «Утренние и вечерние медитации», изд-во «София», 2010, с.320

Апрель 4

Приятие мира и сдача себя бытию на поруки

Рыжик на дереве
alopuhin

Куда бы ты ни шёл, там ты и есть. То есть — здесь. Всегда — здесь. Либо ты это принимаешь, либо вступаешь в разрушительный конфликт с самим собой и миром.

Позволь текущему моменту настоящего быть таким, каков он есть и каким оно всё равно ведь будет — с тобой ли, без тебя… Воевать с реальностью, с собой, с окружающими людьми — бесполезно и крайне непродуктивно.

Мы культивируем конфликт ради утверждения и укрепления своего эго, ради придания ему самобытной отдельности, непохожести, за какую нынешняя цивилизация может наградить нас своими престижными бонусами. А полная, безоглядно-самоотверженная сдача бытию это наше эго нивелирует, умаляет, смиряет донельзя. Делает нас последними. Но именно об этой ситуации Иисус Христос говорит: «И последние будут первыми». То есть через всеприятие и вольное самоумаление постигается истина и те ценности, что драгоценнее и дороже всякого эго, всего частного и конечного.

Привычка к противлению естественному ходу вещей приводит ко многим бедам — в том числе, например, и к канцерогенным заболеваниям.

Всякая нарочитость, искусственность, всякое чрезмерное усилие, направленное на некий гипотетический результат в виртуальном будущем, всегда приводит к стрессу, к конфликту, к деструкции и болезни, а вовсе не к успеху, к какому устремлено большинство членов нынешнего общества потребления.

Лишь в радостном единстве сердца и ума возможно подлинное — неконфликтное — делание, наиболее продуктивное из всех возможных. Так исполняется то дело, к коему мы изначально призваны природой, когда нам в кайф сам процесс его делания и когда мы не думаем болезненно о результате, который всегда приходит неожиданно и поэтому застаёт нас врасплох: но обескураженность эта нам в радость и в удовольствие. Вот это и есть подлинный успех, который всегда только лечит и никогда не калечит.

Делать что-то одно, не отвлекаясь ни на что другое, это значит быть тотально погружённым в то, что делаешь, отдавая этому всё своё внимание. Это действие сдачи себя бытию на поруки — и оно наделит тебя истинным могуществом.

Приятие того, что есть, ведёт тебя на более глубокий уровень существования, где твоё внутреннее состояние и самоощущение не зависит более от суждений ума с его делением на «хорошо» и «плохо».

Мысленно говоря «да» таковости жизни, принимаешь настоящий момент таким, как он есть, — внутри тебя будто распахивается некий простор, глубоко мирное и благодатное пространство.

И при этом на поверхности ты можешь быть весел в ясный, солнечный день и печален, когда холодно и льёт беспросветный дождь. Но ни счастье, ни несчастье уже всерьёз и глубоко, как прежде, затронуть тебя не могут. Твой внутренний покой (подобный бездонной чаше, наполненной водою всклень) потревожить уже невозможно. Разве что лёгкая рябь пробежит иногда по поверхности твоего безгранично-блаженного единства со всем и вся.

Ты остаёшься тем же живым человеком со всеми ему присущими проявлениями, однако всецелое приятие того, что ЕСТЬ («и ни в зуб ногой!»), открывает в тебе то вольготное измерение, что вовсе не зависит от каких бы то ни было внешних и/или внутренних условий и обстоятельств, от прихотливых эмоций и мыслей.

Для осознания бренности и преходящести всего, что существует в окружающей жизни, всякий уважающий себя йог практикует, например, помимо прочего, созерцание разлагающихся трупов людей и животных, а также глядя на обычного живого человека, должен всегда помнить о его неприглядных внутренностях и естественных нечистотах, какие обычно принято скрывать одеждой, гримом, благовониями, ароматизаторами, духами. Обычное своё тело, своё лицо люди не принимают в их натуральном виде, а стараются как-то дополнительно приукрасить и приблизить к тем глянцевым стереотипам, что диктуют обществу модные в этом сезоне нормативы (тренды) внешнего «успеха» (что, как мы уже выяснили, с неизбежностью порождают конфликты и стрессы, ибо воюют с самим естеством, самой природой и извечным божественным единством всего и вся, каковое никому нельзя победить по определению).

Сдавшись Настоящему, становишься текучим и пластичным, ибо в мире царствует лишь один неизменный закон, гласящий о том, что «всё течёт, всё изменяется» и что «нельзя дважды войти в одну и ту же реку» (закон великого Гераклита). Поэтому регулярная переоценка всех и всяческих ценностей — такая же естественная гигиеническая процедура, как утреннее омовение и чистка зубов, как периодическое отправление естественных надобностей.  Мы не хозяева в собственном доме, в собственном мире, в собственном теле — и дом, и мир, и тело непрерывно умирают и снова рождаются, умирают и рождаются, умирают и рождаются… Ни за них, ни за какие-то свои привычки, привязанности и принципы цепляться в высшей степени бессмысленно. Разумнее всего сдаться преходящести, текучести всего и вся, что означает играть со всем этим, став отстранённым игроком-соглядатаем. Всё при этом будет идти как будто по-прежнему — работа, повседневные заботы, встречи и разборки с семьёй, друзьями и сослуживцами и т.д., — но уже без ублажения желаний своего ненасытного эго и без потворства прежним страхам, ибо ты сдал себя на поруки текущему бытию и никому ничего не должен, а за тебя предстательствует и отвечает вся природа целиком, вся вселенная, к которой ты вернулся, как к себе домой, с которой слился и от которой не хочешь (а скорее даже, не можешь) больше отпадать.

Ты принял и заведомо простил себя — вот таким уж ты уродился на свет! Ты принял и заведомо простил своего небезгрешного коллегу по работе — ну что с ним поделать, таким уж он уродился на свет! Ты принял и заведомо простил своих неидеальных родителей, что оказались нелучшими педагогами и воспитывали тебя не по Ушинскому, не по Корчаку и не по Споку, а как придётся, а потому твои на них обиды так естественны, так понятны, но теперь, простив родителей, ты можешь и эти свои обиды даже уже не прощать, а оставить в покое, отпустить их на волю и не хвататься за них то и дело при всяком удобном (выгодном) для твоего эго случае… Все мы явились в сей мир такими, какими уж явились и у каждого из нас своя Карма, и уровни нашего природного развития и призвания далеко неравноценны, а вдобавок ведь ещё и текучи, изменчивы — по-разному текучи, по-разному изменчивы. Все мы по-своему несовершенны и друг с другом несовместимы — в той или иной степени. И можем быть лишь теми, кто мы есть — не больше. Будешь с этой реальностью воевать — получишь своим же бумерангом по башке. Гармония придёт, но лишь тогда, когда примешь таковость существующего порядка вещей и не будешь больше предъявлять миру неосуществимых требований. Как посмотришь, так и увидишь. С внутренним примирением на тебя сойдёт тишина и покой, ясная бдительность и осознанность, что всегда смотрит на всё ( и на тебя самого) как бы немного со стороны, ибо не зависит от эго, заселившее центр твоего существа (полностью вытравить его невозможно, да и не нужно, так как оно необходимо нам для определённых чисто технических телесных реакций).

Отпустив внутреннее сопротивление, как правило, обнаруживаешь, что и внешняя ситуация изменилась к лучшему.

Незачем принуждать себя к наслаждению Настоящим, а тем более к тотальному счастью — оно придёт, когда придёт его время. Достаточно просто позволить таковости момента Настоящего быть, просто быть такой, какая она есть. Не надо ничего из себя выкаблучивать, не надо стараться, пыжиться, стремиться. Ненарочитость и спонтанность — те качества, что присущи животным, заведомо не потерявшим единства с природой — их мы снова должны в себе обнаружить, вспомнить то, что оказалось в нас наглухо забито вездесущей цивилизацией и социальной муштрой.

Не размышляй, а бери и сдавайся текущему и текучему мгновению со всеми своими потрохами — плыви по течению жизненной реки, спонтанно лавируя меж островками, брёвнами и прочими препятствиями, что будут попадаться тебе на пути, слегка отклоняйся от них то влево, то вправо — по обстоятельствам: то есть решай проблемы по мере их поступления, не забивай себе голову дурацкими опасениями, на придумываение коих так горазд наш повседневный ум, норовящий царствовать над нами целиком и полностью (но негоже, чтобы нами правил какой-то тупорылый калькулятор).

В тот сокровенный миг, когда ты, споткнувшись на ровном месте или оказавшись на больничной койке, потеряв близкого человека или потеряв деньги, перестанешь наконец уныло вопрошать: «Почему всё это происходит со мной и за что мне такие напасти?!» — в тот самый миг ты отпустишь своё внутреннее сопротивление, свою душевную войну на вольные хлеба, на свободу согласия и примирения, и в этот самый миг ты сдашься естественному ходу жизни на поруки и начнёшь догадываться, что даже в самых неблагоприятных ситуациях таится глубинное добро и урок. Каждое несчастье чревато просветом откровения.

Приятие неприемлемого — величайший источник благодати в этом мире.

Надо научиться жить с тем, чего ты не знаешь и не понимаешь. Принять своё «я не знаю», «я не умею», «я не могу». «Я — неидеален». Пусть энергия космоса течёт через тебя — вместе с ней через тебя будет течь и высшее знание. Когда ты расслаблен и бдительно спонтанен, когда не заморочен проблемами, не зажат необходимостью их решения, ответ на любой вопрос обязательно будет тебе подарен свыше — по каналом, свободным от пробок и шлаков эго-ума. Отпусти свою проблему погулять — сдай и её, и себя вместе с ней на поруки вселенной всецелой, с лёгким сердцем препоручи ей ворох всех твоих «хвостов» и долженствований, всех своих неувязок, разочарований и несбыточных мечт, сбрось с плеч своих долой все эти свои застарелые мешки и баулы притязаний и надежд, комплексов и фобий, стань лёгкой пушинкой и вечным ребёнком, «ибо их есть Царствие Небесное»...

Недавно в супермаркете «Пятёрочка», что рядом с моим домом, я подивился буддовой невозмутимости большой чёрно-белой кошки, что дремала на ковролине прямо в самом центре прохода между входом в магазин и кассами, не обращая, казалось бы, никакого внимания на снующие мимо неё ноги многочисленных покупателей, что запросто могли ведь её потревожить, но вместо этого замедляли движение, бережно обходили это препятствие в виде бдительно спящей кошки и дружно умилялись сей житейской её неприхотливостью и нерасчётливостью, какой не всякий бомж и не всякий конченный алкаш достичь способны в своём пофигизме по отношению к окружающему их обществу. За эту кошку отвечает вся природа — бессознательно догадываясь об этом, покупатели на животное, что явно мешало их свободному проходу, нисколько не обижались, как обиделись бы, если бы на месте кошки был бы, допустим, солидный мужчина в цивильном костюме.

Кошка спит — но она, как часть чистого пространства сознания, сознания, не отождествляющего себя с формой эмоций и мыслей, реакций и суждений, внеположна ситуации своего лежания в центре прохода, внеположна проблеме, что мешает покупателям после рабочего дня затовариться товарами народного потребления, внеположна, в конце концов, собственной конкретной самости…

Всё, что бы ты ни принял целиком и полностью, даст тебе свободу и безмятежный покой. Даже приятие своего неприятия, своего настырного сопротивления (уж таким ты уродился на свет!).

Звери, птицы, деревья и цветы на самом деле имён, в нашем понимании, не имеют и далеки от наших сопоставлений и градаций. Они не воюют с текущей жизнью, а спонтанно к ней приноравливаются, действуя по обстоятельствам. Они не сеют и не жнут, а живут сегодняшним днём и питаются чем Бог послал.

Позволь же жизни быть свободной от твоих назойливых уподоблений и сравнений — и она окажется несравненной и безмерной.