Май 29

Естествослов. 8.Земля

alopuhin

В исторически земледельческих странах понятие земли нагружается дополнительными религиозно-культурными смыслами.

Знаменательно, что проблема частной собственности на землю в России до сих пор толком не решена. Земля и воля

Куча всяких ритуалов, обрядов с землею связано…

Вернувшись через 14 лет отсутствия на родную землю, я не только избавился от детской болезни ностальгирования, но и от самой родины в душе своей… От лохмотьев среднерусского патриотизма. Получив прививку инородных культур, я перестал понимать своих русских (слишком русских) собратьев, а точнее, слишком хорошо стал понимать их тёмную, тупую ограниченность.

То есть пожив среди нерусских, я стал уже не полностью, не всецело русским, каким был прежде, а только отчасти, где-то на одном из краешков разбитой скорлупы…

То есть я стал больше и шире… Теперь я на родной земле живу, но не из любви к оной, а по причине сугубо житейских, вынужденных обстоятельств.

Земля у нас здесь малоплодородная — находится в зоне рискованного земледелия

                                                                                                                                                    6.09.96 (00-10)

Май 28

Естествослов. 7.Птица

орлан
alopuhin

Когда вселенная вылупилась из яйца, тогда-то всё и началось: расправила крылья свёрнутая в точку Структура, завизжала-заверещала, раскручиваясь, часовая пружина всеохватного воскресения, и Древо Жизни торопливо раскорячило в космической черноте свои цепкие корни-когти и распушило-распетушило меж звёздами бесчисленные листья-перья.

Птица — сокровеннейший архетип.

Птичка божия не знает ни заботы, ни греха

Птицы, они не сеют и не жнут...

Инстинкт летания изначально заключён в человеческой природе: с детства мы грезим о полёте и явственно ощущаем, что некто, будто за какую-то провинность, отнял у нас несомненную к нему способность.

Ангелы неспроста представлены нам как птицечеловеки.

В немифических, реальных птицах нет, конечно, ничего ни ангельского, ни романтического. Они нисколько не лучше, чем какая-нибудь полевая мышь… В конце концов крылья есть и у малоприятного нам таракана, и у комара, и у жука, и у мухи-дрозофилы

А в итоге — крылья есть у большинства живых существ (ведь число хотя бы только одних насекомых на Земле на несколько порядков больше, чем число всех прочих животных), так что для природы явление это вполне рядовое.

В знаменитом фильме Альфреда Хичкока «Птицы» развенчивается выработанное европейско-американской цивилизацией самодовольство человека, успокоенного ложной уверенностью в предсказуемости окружающего его природного мира: но мир этот вовсе не таков, как мы о нём думаем, и нам он до сих пор совершенно неведом.

                                                                                                                                                          3.09.96 (23-20)

Май 26

Естествослов. 5.Хлеб

alopuhin

Россия — страна традиционно земледельческая, и «хлеб» для русского человека слово особенное — родное, сокровенное, архетипическое. Русский человек стойкий, выносливый — без чего угодно может обойтись, акромя хлеба, хлебушка… Хлеб для него много больше, чем только продукт, он — Божий дар, тело Господне, символ плодородия, богатства и счастья. Русскому человеку совершенно ясно, что хлеб есть могучая духовная сила. С хлебом — жизнь, без хлеба — смерть. Без хлеба не обходятся ни самый богач-разбогач, ни распоследний босяк и бомж.

Хлеб у русских стоит в ряду таких понятий, как мать-сыра-земля и родина, земля и воля, небо и солнце, тьма и свет... Хлеб да вода — солдатская еда! Зачастую мне приходилось питаться сугубо чёрным чаем с чёрным же хлебушком вприкуску — и дух мой при этом бывал наиболее ясен и чист.

А сегодня ночью я удивительно летал на странном астронавтическом корабле с огромным иллюминатором с левой стороны…

Возможно, злаковое земледелие возникло в раннем неолите отчасти как прарелигиозный культ. Именно сознание демиургического созидания несуществующего в дикой, неокультуренной природе продукта как бы из ничего (ex nihilo nihil, «кто был ничем, тот станет всем«), из праха и брения (из муки и муки) делают производство и вкушение хлеба священным, архетипическим ритуалом ведущих мировых цивилизаций.

Хлеб — Христова плоть.

                                                                                                                                                 3.09.96 (13-45)

Май 25

Естествослов. 3.Дерево

трезубец
alopuhin

Среди растений, как и среди животных, существует ценностная иерархия от низших к высшим — от травы к деревьям.

В человеческом смысле, деревья интеллекта не имеют, но в нечеловеческом смысле, некий свой, сугубо древесный, интеллект у них, безусловно, есть («безусловно» здесь в смысле — бессловесно, невербально, в нечеловеческом то есть понимании, ибо человеческое мышление и понимание основано только на человеческом языке, а древесная форма разума основана на невербальном древесном языке). Все существа разумны — но по-разному, совсем по-своему сугубо.

Как высшие представители двух земных и разумных миров человек и дерево существуют в довольно тесном, хоть и относительном, соприкосновении друг с другом. Но как бы тесно они не соприкасались, Эвклидова их параллельность нарушиться не может: человеческая природа одна, а древесная — совершенно другая. А природа есть природа — явление предустановленное и неизбежное. Улучшать и совершенствовать природу дерева, собаки, облака или камня — занятие чрезмерное, внеприродное и в высшей степени бессмысленное. Их достоинство и смысл заключены в их естественной явленности, вплетённой собственной природной частностью в высшую гармонию мировой Структуры.

Почему же иные человеческие мыслители-прогрессисты одержимы идеей улучшения человеческой природы? Может, сии глупцы способны создать новую высшую мировую Структуру, включающую в себя новые — иные — природные силы? Естественно, нет. Не глупо ли уличать дерево в древесности его природы? Или камень — в каменности? Или таракана — в шестиногости и длинноусости?.. Или человека — в чрезмерной человечности?.. Смешно-с…

Древний человек порой уподоблял себя  дереву…

Арийское Древо Жизни — наоборотно: простирает бескрайние корни во всю ширь и глубь многослойных небес, а ветвями своими разлапистыми склоняется к земле, покорно ждущей излияния небесной благодати.

                                                                                                                                                      2.09.96 (10-15)

Май 16

«Время не проходит — мы проходим» [26.04.1999 (108-112)]

Христос
alopuhin

Большая часть жизни уходит на уточнение своей природной интенции, на уменьшение угла рысканья, что приводит к сужению широкой дороги до узенькой тропинки, ниточки, паутинки, сходящей в итоге (на горизонте) на нет — безмерно широкое НЕТ, где почивает солнце и зреет смутная луна

Нам, русским, строгость и точность — законов, мышления и всего прочего — в общем и целом чужда.

Все очертания и границы утопляем, размываем и размазываем мы кислыми щами своей души и жирною кашей своих мозгов: щи да каша — пища наша.

Всё лучшее и великое в этом мире исходит из личного Откровения и держится им.

Держание дрожания

отверженной струны,

кропанье содержания

у вечности в тени.

Откровение развёртывает дремлющий потенциал смысла, пробуждает от морока, спячки, распрямляет хребет духа и отпускает на волю, где видно всё окрест, где всё разбросанное прежде как попало находит вдруг своё место и смысл меж небом и землёй.

Мартин Хайдеггер (трактуя древнегреческие палимпсесты) утверждает, что бытие не есть, но имеет место, что время не есть, но имеет место…

Бог — не есть и не имеет места. Дальнейшее — молчание

«Время не проходит — мы проходим» (Талмуд).

По аналогии с этим можно, вероятно, так же сказать и о бытии: бытие не свёрнуто — мы свёрнуты (т.е. подлинный потенциал бытия всегда реализован во всей своей полноте, тогда как наш человеческий потенциал, достойный всей полноты бытия, ещё себя не проявил — оттого-то, видимо, ноуменальная соль бытия и не даётся никак нашему познанию).

Май 14

Встреча на «дачной» электричке (I. 87)

лучок-с
alopuhin

Первое после долгих смурных дней солнышко — весеннее — настойчиво стучится в вагонное, запотевшее от такой неожиданности, окно, поигрывает в блаженно сощуренных глазках пухловатого и почти облысевшего уже мужичка с огромным брезентовым рюкзаком в ногах.

Мужичок городской, но не центральный — окраинный… Едет на дачу. Распираем предстоящим счастьем. Пытался заговаривать с соседом, опиравшимся уныло на поручень пресловутой тачки-тележки, о прелестях садово-огородной жизни. Сосед сонно кивал, бормотал что-то формально-необязательное…

Мужичок покрутил головой, поёрзал задом по гладко отполированной деревянной скамейке, да и поднялся, кряхтя перешагнул через могучий рюкзак, отправился в тамбур

Час проходит, два, а мужичка всё нет — только рюкзак сиротливо, и даже будто обиженно, бугрится, охраняя покинутое хозяином место, на лаковой глади которого игриво подёргиваются блики весеннего солнца…

Приближалась моя остановка — я поднялся, потопал на выход.

Выхожу в тамбур и, надо же, — встречаю там пропавшего мужичка, который, чуть не припав на грудь высоченного худого парня, что ковылью степной раскачивался из стороны в сторону (ввиду изрядного принятия на грудь), восторженно, брызгая слюной, полушепчет ему, полукричит о том, что-де речка, пожалуйста, рядом, а там, повыше, заброшенный барский сад, яблоки, набираешь их мешками, девать некуда, а рядом лесок, приволье, поля, речушка Осётр, ключевая, ледяная, чистейшая, рыбы навалом, кругом родники, пьёшь, зубы аж ломит, а вкус, вкус небывалый, а лесок, лесочек почти что дикий, ягоды, грибы, птицы, вскопаю землю-то, понасажаю того-сего, картошку-моркошку, огурцы-помидоры, хрену, луку, землянику, того-сего…

Май 7

Святая простота (I. 85)

alopuhin

Подвыпивший парень с баяном завалился на 88-ом километре в вагон и до следующей остановки (Воскресенск) прошёл его до конца, — играл и распевал что-то популярное, склоняясь к симпатичным и юным, как и он сам, пассажиркам, и делал это вовсе не дерзко, а простодушно и даже ласково: народ поначалу крепился, а потом всё же не выдержал — засмеялся всем вагоном, и смех это был вовсе не площадной, не общественно-массовый, а тёплый и домашний, как тапочки

Май 5

С товарищем неким гуляем по Питеру… (10.11.2000)

ночь
alopuhin

С товарищем неким гуляем по Питеру, хотя он походит, скорее, на Новгород, на Псков, Ярославль, среднерусское что-нибудь — с кремлями, соборами и загогулиной зачуханной улочки, пылью купеческой, метлою отеческой ласково прибранной, речушкой, что там, за холмами, упрятала уютную оторопь спячки диковинной, камыш, отстоявший застойные заводи, молчанье полей с перелесками робкими, мычанье и блеянье, мальчика с удочкой, околицу мира, ни в чём не повинного под именем Господа нашего дивного… Короче, приятелю (ветер белёсые волосы треплет ему) я говорю на холме за кремлём, громоздящим свои стены и башни у нас за спиной (там ещё вроде бы трамвай промелькнул):

— Слушай, я бы сюда, в Питер, приезжал почаще, если бы жил в Москве, это было бы намного ближе… Очень уж он мне нравится, этот вот самый Питер…

А уже в городе вижу на зачуханной улице то ли оружейный, то ли пороховой склад, над входом в который висит большая вывеска, скорее похожая на плакат, где то ли чёрными, то ли белыми буквами на красном фоне выведено следующее: П И О Н Е Р … Спрашиваю у скрипуче кряхтящего старика ковбойского вида, сидящего на противоположной стороне улочки:

— Эта буква «П» на вывеске означает «Полковник«?

— Нет, — отвечает старикан, сладко затянувшись цигаркою, — это «пионЭр«…

Май 1

Вера в технократический рай [24.04.1999 (90)]

Христос
alopuhin

Культура, религия, искусство в развитии всех цивилизаций были поначалу столь же насущны и онтологически адекватны, как вода и хлеб, земля и солнце, как сама жизнь. Нынче же, когда технизация и автоматизация средств, облегчающих тяготы подённой жизни, достигли уже некоторого предела, эта жизнь сама поневоле прониклась всей этой роботно-многорукой мертвечиной (секуляризацией в широком смысле), всеми этими служебными культурными продуктами, а они, в свою очередь, начинают понемногу заступать место самой жизни, становятся уже не только объектами языческого культа, но, «видя» замешательство человека, ненасытно жаждущего всё больших удобств и горизонтальных удовольствий (каковые ему с поклоном подносит нынешняя массовая культура), «берут» на себя и некоторые функции субъекта — и как иначе, если человек в этом цивилизаторском пинг-понге согласен оскопиться (оскотиниться) до состояния предмета, вещи, но уже не «вещи-в-себе«, а вещи-без-себя: неуправляемая, рассупоненная самость в таком человеке пожирает собственное «я», отчего это «я» становится ещё больше и ненасытней, а человек начинает судорожно метаться, искать какого-нибудь решающего выхода — выбрасывается из окна, ударяется в пьянство или наркоманство, удаляется в круиз или монастырь, забывается в новой работе, страсти, в новомодном культе, -изме и т.д., ублажает себя приобретением всё новых и новых вещей
Культура, религия, искусство «ушли» из жизни, из её насущных первооснов, став жалким и убогим орнаментально-служебным довеском к не на шутку разыгравшейся технической революции, которая из знающей своё место служанки превратилась в огромное «чудовище, не убив которое, человек не может жить«(Мартин Лютер).
Вера в технократический рай в полной мере олицетворяет собой человеческую гордыню.

Апрель 22

Национал-патриотическая тётенька (I. 62)

alopuhin

«День» и «Савраску» («Советскую Россию») она продавала на Пушке, тётенька, лет 50 ей, наверно, было, я же тогда с нею рядом книжонку своих стихослов придорожных продавал далеко не успешно, тётеньку бедную эту было мне жалко, телом иссохшую, ликом своим бело-бледно-зелёным и власами седыми предстала она предо мною, жестоко, попутно, клеймила она, продавая газетки, этих злокозненных, хитроумно-де власть захвативших в России, евреев, отчего, мол, Россия и стонет, отчего, мол, страдают детишки, отчего голодают старушки…

И вот через год эта самая тётя стала регулярно появляться в моей электричке — ту же «Савраску» и тот же прохановский «День» продавала она исступлённо, и так же евреев клеймила, только, бедная, от этой своей ненависти стала ещё зеленее и суше…

Проходя по вагону, изрыгала волны чёрной энергии, насылала патриотическую порчу и сглаз, — народ брала оторопь…

Я чувствую себя евреем, когда клеймят еврейский род

А тётеньку чёрную всё-таки жалко — не видит ни неба, ни солнца

                                                                                                                                                                   11.04.93 (02-30)