А ведь и вправду, чем дальше назад, тем глаза у людей были как будто шире, больше, круглее — более откровенно (и наивно) они их что ли распахивали?
Со старых картин, фотографий, даггеротипов эти расширенные, сильные и ясные глаза и посейчас прокалывают нас (ехидно-скептически узкоглазых) насквозь (и выше), эдак наискосок, и выстреливают через (некогда нежное) темя в немеренную высь «светлого будущего»…
Своим, пронзающим время, взглядом эти глаза накалывают нас, как в магазинах накалывают чеки на обращённое ввысь шило: каждый из нас пытается нести на себе свою персональную цену, каждый пытается чего-то стоить, но наши глаза уныло и философически сощурены — прежняя тотальная иллюзия скончалась (и слава Богу!), а новая ещё в процессе зачатия (как это ни печально, её рождение неизбежно).
2.11.93 (17-11)
Второе пришествие. Агент 002. Итак, Исусувидел «безглазых» (т.е. сощуренных, неоткровенных, «двойных») людей, которые будто не умели себя нести, — скукоженные, согбенные, с перемётными сумами на плечах, глядящие себе под ноги, будто опасавшиеся неожиданного подвоха, будто ошеломлённые неким ещё грядущим приговором, они уже ничего не ждали для своих глаз. «Юр-родивое семя», — процедил Исус сквозь жёлтые, прокуренные зубы. Он заслужил своё право так о них говорить, ведь и сам он был юродом со стажем, — а юродивым, как известно, не чужд дух соперничества.
Став шпионом, Исус и сам вынужден был теперь слегка умалить горделивый разлёт своих духоверховных плеч, умерить длину степенного шага, приспустить всеобъемлющий взор пред очами нагловатой своей соперницы Цирцеи, растерявшей уже, впрочем, пёрышки былой уверенности и первозданной красы.
2.11.93 (21-02)
Смерть ходит рядом с жизнью, ибо она — её неотъемлемая часть (та и другая — той и другой). Так чего же негодовать и дрыгаться? — действуй по обстановке и вся недолга. При оперативной угрозе твоей биологической жизни доверяй инстинкту самосохранения, т.е. биологической же своей сущности.
Гармонизация биологического, плотского и разумно-духовного начал (если она вообще в нашем случае возможна) плюс гармонизация нашей жизни со всей окружающей средой (предполагающая нашу скромность) — вот цели, к которым нам надо бы устремиться прежде всего… Но практически этого добиться, учитывая весь необозримый спектр человеческой взбрыкливости, — может быть даже и невозможно (вопрос открыт)…
Вот и Федерико Феллини тоже почил (проживши всего-то на год больше Юрия Михалыча)… Я у него смотрел только «Ночи Кабирии», «Джинджер и Фред», «8,5», «Амаркорд» и «Репетицию оркестра», но читалсценарии почти всех остальных фильмов…
Его фрагментаризм мне оченно мил, а всякий истинный поэт на него (фрагментаризм этот смый) неизбежно обречён: эпизод к эпизоду, эпизод к эпизоду, да протаскивай в подспудье ненарочитый лейтмотив… Обожаю «Репетицию оркестра» — фильм о том, как снимается фильм о репетиции оркестра. Славная штуковина. Приём шекспиро-гамлетовской «мышеловки». Этим приёмом многие пользовались (пьеса в пьесе, роман в романе, рассказ в рассказе). Герой лучшего романа Юрия Трифонова «Время и место» — писатель, пишущий роман о писателе «Синдром Никифорова», который есть «не просто роман о писателе, а роман о писателе, пишущем роман о писателе, и даже более того — роман о писателе, пишущем роман о писателе, который тоже пишет роман о писателе, который в свою очередь что-то пишет о писателе, сочиняющем что-то вроде романа или эссе о полузабытом авторе начала девятнадцатого века, который составляет биографию одного литератора, близкого к масонам и кружку Новикова». Зеркальная перспектива… Эксперимент с пространством-временем, которое текуче и неуловимо, одновременно в непрерывном становлении и исчезновении: тайна жизни и смерти заключена в ещё большей тайне пространства-времени, бытия и времени. Хотя «над высоким наблюдает высший, а над ними ещё высший» (Ек., 5:7).
Джидду Кришнамурти: «Творческий, счастливый мир без идеологий может возникнуть только через творческое осмысление себя».
Непредвзятое, чистое осмысление.
Наши мозги настолько приноровились к осознанному, а чаще неосознанному построению всевозможных систем и структур, что кроме придуманных нами символов и красивых проповедей мы ничего уже не можем воспринимать непосредственно (бессловесно) — ни свой собственный мир, ни уж тем более внешний.
Учения, школы, религии, идеологии (и прочие внешние — навязчивые — структуры) отнимают у человека возможность самостоятельного (чистого) мышления, с раннего детства всучивают ему (здоровому) костыли, с которыми он со временем свыкается, духовные мышцы его атрофируются; в нём утверждаются идеализм, догматизм, идолопоклонство — самые страшные человеческие пороки, от которых всё зло на земле…
28.10.93 (02-19)
Случайность и закономерность. Причины и следствия. Это ключевые проблемы бытия (пространства-времени). Сейчас, я вроде бы окончательно разделался со своим тёплым — человеческим — Богом, — совпадения-знаки Судьбы, что уже многие годы периодически случаются в моей жизни, в последнее время стали являться мне почему-то особенно часто. Совпадения на уровне отдельного слова. По каналам «человек — текст — человек», «человек — текст — радиоприёмник» (последний часто включён и служит как бы некой фонограммой бытия). Я читаю некий текст, и прочитанные мной слова одномоментно совпадают (буквально) с услышанным (от человека или приёмника).
28.10.93 (20-58)
Приторный метафоризм раннего Пастернака, Олеши, Бабеля — слишком, пожалуй, нарочит, он обманывает и льстит нам своими цветистыми одеждами, он запудривает мозги, не приближая, а отдаляя нас от загадочной и простой, хоть и не ведомой нам реальности. Слащавый антропоморфизм многих поэтов объясняется, впрочем, тем тотальным антропоморфизмом, что на столетия сковал всю эту нашу изжёванную испепеляющими изощреньями человеческую жизнь…
28.10.93 (21-13)
Вот и Юрий Михалыч Лотманскончался вчера (на 72 году): преодолел метафизику и съединился-таки с бессловесным бытиём, с запредельной реальностью, в которую, как в последнюю преграду, упирается измочаленный язык…
XXI век требует преодоления застойной метафизики, субъективизма, а значит требует — новой (смыкающейся обратной связью с античной) философии, такой философии, при которой вертикальная иерархия формализованных, изжёванных ценностей переходит в деиерархическую горизонталь, когда искусство становится если и не наукой в строгом смысле, то постоянным усилием впадения в органику, онтологию, становится философией (в хайдеггеровском смысле), «нулевой степенью письма», что в своё время гениально почуяли (пред-чуяли) славные наши обериуты.
(Это что же, смерти требует XXI век?.. Да, смерти, завершения измучившего нас опыта, самосожжения, дабы из пепла потом возродиться нам новыми и чистыми…)
29.10.93 (17-32)
Чёрные тараканы уже живут в моём приёмнике: раньше я думал, что они забредают туда случайно, как бы между делом, но потом убедился — нет, они обустроились там жить. Можно ли соотнести сей факт с их обострённым слухом? с тем, что приёмник почти постоянно работает? Ведь — с эдаким своим слухом — они могли бы прекрасно слушать музыку (и российские новости) на значительном от приёмника расстоянии… Может, они жрут пластмассу? Последнее вполне возможно. А к звукам приёмника (поначалу их пугающим) они давно адаптировались (как, впрочем, и к дихлофосу, которым матушка пыталась их травить, когда я уехал на сессию). Вот такие они — синантропные (с человеком т.е. сосуществующие) животные...
Очередной зубец из пасти сиротеющей выдернул (пятый-верхний-левый). Я не лечу, а сразу выдёргиваю, чтоб с души долой, чтоб к этому скучному делу больше не возвращаться.
Не только художники, но и музыканты могут быть славными писаками. Вот сейчас по радио читают письма Дмитрия Дмитрича Шостаковича к Исааку Давыдовичу Гликману — бесподобно, замечательно, особенно на слух (Фёдор Иваныч Ш. вроде бы тоже писал интересно)… Тут сама личность, ежели она могучая, делает всё дело…
27.10.93 (21-50)
Вот Шалвович интонирует, как и иные (славные вы наши) барды, железистую нашу действительность: «На фоне Пушкина снимается семейство«… А другими словами говоря, , вся наша жизнь, все деяния наши «снимаются» на фоне смерти… И лучшие писания наши — нет, это не бардовские истомные песнопения, это «Бардо Тодол«…
27.10.93 (22-04)
Надо же, опять я оказался в Москве (на сессии) во время очередных боевых действий: вечером 3 октября прослушал информацию о захвате боевиками Хазбулатова и Руцкого (окопавшихся в Белом доме) останкинского телецентра и нижних этажей мэрии, а утром был уже в литинституте — народу никого, голо и пусто, Есин (недавно избранный ректором) сиротливо бродит по двору (за непреклонной спиной Александра Иваныча Г.)… К середине дня к Краснопресненской набережной потянулись боевые вертолёты Ми-8…
Я купил в «Академкниге» солидную энциклопедию смерти Александра Лаврина «Хроники Харона» и поехал к Серёге С. смотреть панорамный репортаж CNN о том, как Ельцин эффектно расстреливает из танков Белый-белый дом…
Выдёргивал сегодня свой очередной приватный зуб (остаток зуба) — четвёртый-верхний-левый.
Новая примета — помимо зубных страдальцев в стоматологическом зале ожидания томилось несколько цивильно прикинутых молодых людей с повреждёнными челюстями (коммерсанты): оборотная сторона коммерциализации времён очередной российской депрессии.
23.10.93 (01-48)
Усохшие остатки мозолей на моих отвыкших от физического труда ладонях уже сошли: закопали в земельку то, что от тётеньки Вали осталось. Поминки же послужили поводом для встречи с давно не видевшими друг друга родственниками (иных десятки лет не видел). Количество и разнообразие яств на этой тризне меня почему-то смущало…
23.10.93 (02-06)
Уж который день за хлипкой дверью моей каморки истошно орёт (мяукает) микроскопический котёнок, уязвляя совесть мою и высокомерное моё уединение — отъединение от внешних, бушующих за дверью трагедий… Но что я могу предложить ему — не воду же из моего специального отстойного ведра?..
Из приёмника — сладкие, неизбывные звуки Гаэтано Доницетти…
«И все они умерли, умерли, умерли»…
24.10.93 (14-35)
Вот оно, началось: за окном — первая настоящая позёмка метёт по крышам и недоумённо стынущей бледнокоричневой земле… Из щелей дряхлой, прогнившей оконной рамы тянет холодрыгой, стремящейся к супротивным щелям кургузой и хилой двери. Но сей сквозняк спасает меня от дымовой завесы, беспрестанно изрыгаемой моими чёрными курительными лёгкими.
Да, конечно, время — категория чрезвычайно относительная и во многом человеческая. Какое время у тараканов?..
Детишки чёрных тараканов (согласно БСЭ) взрастают в течение аж четырёх лет (с ума сойти!).
24.10.93 (14-52)
Юрий Карлыч: «Писать можно начиная ни с чего… Всё, что написано — интересно, если человеку есть что сказать, если человек что-то когда-то заметил».
А Виктор Борисыч: «Надо писать лишнее».
То бишь — дело своё надобно делать без нарочитого пережима, но в то же время и без недожима, то бишь — в собственную силу, меру, как тянет, манит, блазнит, аки чутьё ведёт непреднамеренное. Хотя… стоит ли тут мудрить? Бросаешься в омут — и всё: чем сильнее, чем безнадёжней затянет, тем лучше.
«Утром сей семя твоё, и вечером не давай отдыха руке твоей, потому что ты не знаешь, то или другое будет удачнее, или то и другое равно хорошо будет» (Ек., 11:6).
Вот разделаюсь сейчас с этими малкопошибными (никому не нужными) штучками и начну писать роман о тараканах (уже придумал название). Роман синтетический. С элементами философии и секса. Крутой замес. Новая метафизика. Метафорика. Бытовизм…
Чу! По радио чудные вещи говорят — то ли опять очередной переворот, то ли чёрт его знает что такое: президент Ельцин своим указом распускает верховный совет и на 11-12 декабря назначает выборы нового парламента, а верховный совет во главе с Хасбулатовым не желает распускаться и, в свою очередь, снимает своим решением Ельцина, а вместо него выбирает президентом Руцкого, у которого уже наготове пакет первых указов…
И вот пожалте — правят в стране два президента, а Белый дом охраняют уже (и строят баррикады) ура-патриоты и коммунисты — там теперь собирают съезд депутатов страны…
Эх, Россия, весёлая, ей-Богу, страна — не соскучишься!
22.09.93 (10-30)
Был сегодня у родителей. Отец уехал докапывать огород под зиму — я опоздал — собирался ехать вместе с ним. Матушка, как обычно, на кухне у плиты. Рядом с ней — славная Катрин (племянница моя) рисует фломастерами мужчин и женщин, какими они будут, по её соображению, в тридцатом веке: первые — с одним глазом, одной рукой и множеством ног, а вторые — с четырьмя глазами, множеством рук и двумя, как и нынче, ногами… В соседней комнате спит-не спит, дремлет-не дремлет безнадёжно больная раком моя тётя, тётя Валя (отцова сестра), которую батя взялся недавно лечить методом некоего Шевченко (водкой с подсолнечным маслом), — время от времени она что-то бормочет, говорит иногда страшные, непонятные вещи… Катрин же весела, рассудительна… Ей во вторую смену в школу, родители на работе, а дома сидеть одна боится — позапрошлой ночью в нижней, под ними, квартире некие два мстителя долго и шумно резали (и зарезали) местного коммерсанта, Катрин же всё слышала… Матушка собрала мне пакет с половинкой чёрного хлебушка, пачкой чая (из старых запасов) и кучкой сырых яиц, причесала внучку, переодела её в школьную униформу, и мы пошли. Я проводил Катерину до школы. Шли средь уже побагровевших клёнов и рябин, радовались солнышку (бабье лето, хоть и на один день, но всё-таки сподобило нас краешком своего благолепия!), беседовали о медитации, смерти и переселении душ…
Пришёл к себе, взялся вдруг (в кои-то веки!) наводить порядок — вытрясать половики, мыть полы, — стараясь управиться до двух часов, когда котельная вырубит воду (воду у нас дают по расписанию четыре раза в день — с 6 до 8, с 12 до 14, с 18 до 20 и с 22 до 23 часов)…
Из приёмника струились многоголосые христианские песнопения… А я, разогнув приятно натрудившийся хребет, встал у своего единственного, почти по-весеннему разогретого, окна (солнечная сторона!), подставил морду нежному светилу, по-кошачьи зажмурился, и так стоял…
22.09.93 (15-42)
А рыжие-то тараканы, они ведь по данным моих последних экспериментов значительно умнее и расторопнее чёрных…
Вот, реликтовый таракан (Cryptocercus relictus) — древнейший вид таракана, доживший до наших дней и занесённый в Красную книгу, встречается на юге Приморского края и в Маньчжурии. Открыт и описан впервые лишь в 1935 году советским энтомологом Г.Я.Бей-Биенко…
Удивительное дело — на юге Приморья встречаются только самки реликтового таракана! Они обходятся без тараканов-мужиков — это называется партеногенетическим размножением, когда яйцеклетки у самок развиваются без всякого оплодотворения. Никто ещё не видел, как рождаются эти тараканы (тараканихи), но предполагается, что самки реликтового таракана живородящие, тогда как наши домашние зверюги относятся к насекомым с неполным превращением, у которых отсутствует фаза куколки, а личинки напоминают взрослых особей.
19.09.93 (23-55)
Только не подумайте, что я противопоставляю холодное мышление философа (мне на самом деле малодоступное) и сентиментальность, наивность, простоту и очевидность естественных человеческих желаний, — одно другому не мешает, а если и мешает, то ничего с этим не поделаешь, надо всё это меж собой сбалансировать, сведя и то и другое к мудрому минимализму, о котором всё давным-давно сказано хотя бы вот у Лао Цзы.
Ненасильственное, ненавязчивое, исподвольное, спокойное сведение до минимума естественных, «слишком человеческих» потребностей, освобождение от назойливых, иссушающих душу и тело, страстей, обеспечивают философу степень прохладной пустоты и простора, достаточную для того, чтобы его (раз уж без него нельзя) мышление не стояло на месте.
20.09.93 (00-10)
Каюсь, каюсь, опять не удержался, прямо на столе раздавил таракана — до основанья, — но осталась голова с усами.
И что же вы думаете? — усы активно шевелились и трепыхались, реагируя на внешние (в том числе и звуковые) раздражители в течение, по меньшей мере, двух часов, а потом на протяжении ещё двух часов уже менее активно, но всё-таки пошевеливались, когда я касался их китайским своим карандашиком… Видимо, так долго сохраняли свою, уже не нужную, жизнедеятельность нервные окончания, уже не связанные с общей нервной системой всего (уже не существующего) организма: природа закладывает в каждое своё существо определённый запас прочности, отчего и зависит потом его (существа) дальнейшая живучесть…
Почему обериуты (Олейников, Заболоцкий) так много писали о насекомых? Только ли для остранения?.. (Между прочим, Андрей Тарковский мечтал снять фильм о жизни муравьёв)
«Любовь пройдёт. Обманет страсть. Но лишена обмана
Волшебная структура таракана.
О, тараканьи растопыренные ножки, которых шесть!
Они о чём-то говорят, они по воздуху каракулями пишут,
Их очертания полны значенья тайного… Да, в таракане что-то есть,
Когда он лапкой двигает и усиком колышет». (Николай Олейников)
Я весь — в интонации, в побочных гармониках, обертонах, мелочах, и не столько даже в тональности, сколько в неожиданной модуляции, повороте…
Чтобы изловить зверя, надо притвориться спящим и даже несуществующим, надобно стать бревном, камнем, деревом, стулом… Дремать, дремать и ждать, ждать, ждать, выглядывая иногда осторожно сквозь ма-ахонькие щёлки будто бы накрепко захлопнутых глаз…
А тот главный сторож и соглядатай, что правит тобой всечастно, будто толкает при этом в спину: «Ну что, что там видно?»
А чёрт его знает, что там видно! Что-то такое смутное, струящееся, мерцающе-бликующее, зовуще-маняще-дразнящее, такое, что ли, несколько аляповато-амёбное, сумрачно-просветлённое, серобуромалиновое, но чертовски привлекательное, и даже божественное…
Но надо ещё подождать, рано ещё вылезать на свет Божий, надо потерпеть, когда оно там, снаружи, проявит поотчётливей свою неизвестную фигуру, тогда уж мы уж, глядишь, и выползем из засады, и лыжи свои навострим…
10.09.93 (02-15)
Уж конечно. Мысль изменчива, облыжна и сквалыжна. Ну да, мысль изреченная. А посему поступаться своими принципами (мыслями) приходится часто.
И посему же — не предпочтительней ли тогда, отметая (по возможности) любые концепции и идеи (мысли, идущие от лживого, ужом изгиляющегося, ума), просто смотреть (детскими глазами), не называя (по возможности) и не определяя, не связывая меж собой искусственно (по рукам и ногам) явления, события, предметы и объекты, не навязывая никому эти лукавые связи («опасные связи»*)…
Но тогда это будет уже не искусство, каковое таково именно эдаким (надстроечно-созидательным) связям благодаря… Парадокс.
То есть — логика мышления и логика мира (ежели таковая существует) есть вещи почти несопоставимые. А это «почти» основано на мало-мальской (хоть где-то и как-то) общности человека и внеположного ему мира. На этом «почти» всё и держится. На него вся надежда — апофеозно-беспочвенная, смешная, больная и слабая, но почему-то и отчаянная, потому и героическая, как сам человек, которому ничего не остаётся, как быть отчаянно героическим во всей своей тщедушности и голизне…
10.09.93 (11-17)
Безобразие! Бабьего лета тоже (помимо небабьего) не было! Дожди, ветра, около нуля… Со всеми опять поругался, ничего ни там, ни сям не прорезало (что именно — уточнять не будем)… Денег — нетути… Остаётся что? — правильно: улыбаться, забросить суетню, сидеть в домашнем тепле и пописывать литературку (в ожидании поступлений от персонального спонсора)… Ах, Дао, Дао… И вправду, славно, славно снова почти всё потерять — сколько можно тыкать меня носом в эту истину: сиди, не рыпайся в чужие дебри, ковыряйся со своими словечками — может, чего-нибудь и наковыряешь (а может, и нет)…
17.09.93 (22-37)
Номинализм Уильяма Оккама. Обходиться малым не только в быту, но и в мышлении. Вот почему Робинзон. Свифтовское остранение. Внешний мир, мир вещей и объектов слишком захватан слюняво-слезоточивыми лапами «слишком человеческого», просветительский фетиш человека навяз в зубах и превратил мозги в клейкую сопливую массу, стреножившую первородные смыслы и пути постэкзистенциально-романсовыми охами и ахами, в которых, может быть, и надо было погрязнуть, чтобы вдосталь их исчерпать и вернуться к чистой доске немоты и простора, когда слово не найдено и мир существует сам по себе…
Вот поэтФ.Ницше (или прозаик М.Хайдеггер) копал как раз в этом направлении.
18.09.93 (20-30)
Ф.Ницше: «Мой стиль — танец, игра симметрий всякого рода, перескоков и осмеяний этих симметрий».
Обериуты довели своё остранение до такого предела, когда — через преодоление человеческой семиотики — открывались такие бездны, до которых (с другой стороны) докапывались ещё только такие гиганты, как Ф.Ницше, М.Хайдеггер, Л.Витгенштейн…
Вывести своё субъективное «я» из собственной текстовой ограниченности в нечеловеческий мир объектов и вещей, овнешнить его, освободить суверенное мышление от знаковых суеверий, от липкого груза «слишком человеческого», деприватизировать, отдать его прохладной и чистой космической природе — такова задача (в идеале), через которую выходим на остраняющую метафору, на сверхязык и сверхлитературу, чтобы мы уже сегодня поняли, что человеку, как мыслительному аппарату, мало быть просто человеком…
Неторопкие, каждый звук смакующие баллады и простоватенькие, но зато первозданно фольклористичные (кантристичные) блюзы — это да-а, это моё, этим готов дышать и жить до самого смертного часу, здесь моя чёрная кровь изгоя и расстебая чувствует себя в своей тарелке… Новые формы? — ерунда. В жёстких рамках стародавне простенькой формы, в летучих её кандалах заварганить пружину свободы и воли — ухх! — вот оно, то самое… Все формы давно открыты, ибо они суть архетипы (или их комбинации), вписывай в них себя, и вся недолга! Надобно только отыскать клетушку по себе, чтоб было уютно, найти свою онтологию, органику… А чтобы найти — здесь нужен нюх, чутьё, каковые первозданны и досознательны, а потому — подлинны (архетипичны).
Вот я унюхал, учуял уже свою камеру-каморку, начал уже в ней устраиваться, подстелил соломки в уголочке, свет в окошке подпотолочном углядел, вымерил шагами расстояние от стены до стены, то, сё… Уже нашёл, но не совсем ещё понял что именно… и куда…
9.09.93 (23-56)
Человеческие отношения, не оттенённые (а точнее, не осветлённые) игрой, поэзией и красотой (о любви я уж и не говорю) — такие отношения скучны и тягомотны ( и без толку)… На крайний случай сгодится и взаимная деловая заинтересованность…
Но ведь рано или поздно иссякают и игра, и поэзия, и красота (о любви я уж и не говорю)… И отношения становятся экзекуцией. Какой же выход? Только один — искать, взращивать, плодить, творить, культивировать всё ту же игру, поэзию, красоту — из воздуха, из дыма, из ничего…
10.09.93 (00-45)
Мэрилин… Её обаяние… Нынче таких звёзд нет.
Она воплощает мужской идеал Женщины, женского начала в природе. Подлинность, непридуманность, естественность, природность её чрезмерно-томной женственности убеждают, обезоруживают любого мужика и буквально кладут его на лопатки.
Ведь её не назовёшь ни жеманной, ни уж тем более пошловатой и вульгарной (чем как раз и грешит Мадонна, её эпигонша).
Мужик любит глазами (и одураченной подкоркой) — поэтому он может полюбить самую что ни на есть распорочную женщину, если облик её наружный покажется ему непорочным (и при этом он вполне может догадываться об истинной подоплёке), — он рад (и горазд) обманываться, а то даже и так: наиболее сладка бывает женщина, лукаво бликующая меж пороком и святостью, когда всякий волен домыслить, подогнать её по мерке собственных иллюзий (Кармен, Манон Леско)…
Есть некая скупая мера (формула) совершенства, что единовременно — стихийна и строга, безмерна и проста, таинственна и очевидна, свята и порочна…
10.09.93 (01-22)
Нет, на чужих ошибках, на чужой мудрости никогда ничему не научишься: если до чего и дойдёшь, то только через собственную хребтину…
Идёшь-бредёшь дурак дураком под проливным радиоактивным дождём и, задрав башку, хохочешь в грозовые небеса, хохочешь и идёшь, идёшь и хохочешь, сам хохочешь, и сам же — идёшь, ни на кого не киваешь, хоть сам дурак дураком, но сам же, сам же идёшь, сам-сусам…
Нет, но сколько ещё хрстианского смирения требуется от вашего покорного слуги, когда эти рыжие ребятаползают уже буквально по его (моей) посыпанной пеплом главе?!
Даже вот Лев Николаич, забывшись однажды, прихлопнул же ведь на собственном, всемирно известном, лбу бедную комариху, позарившуюся на его вегетарианскую кровь, кровь великого мыслителя и махатмы, на что, помятуя о теории непротивления злу, не преминул лукаво посетовать присутствующий при сём ехидный г-н Суворин…
Вот я бы посмотрел на Льва Николаича, попади он в мои условия, где воочию наблюдаю я плоды незабвенной теории: ведь шестиногие ребята оборзели не по какой-нибудь там неведомой причине, а сугубо пользуясь только лишь миролюбием и незлобивостью всё того же вашего покорного служаки, что при желании мог бы, пиша сии мелкие (никому не нужные) штучки и практически от этого не отвлекаясь, затягиваться сигареткой и обычной мухобойкой нехотя прихлопывать там и сям обильно ползающих blatt’ов (лат.)… Но, во-первых, у меня нет (и никогда не было) мухобойки, а во-вторых, я, может быть, учусь быть примерным христианином, или же так — я хотел бы жить в гармонии с природой, и ещё — без этих весёлых ребят мне было бы совсем одиноко и пусто (и о чём бы тогда я писал в этих своих, никому не нужных, записках?)…
8.09.93 (16-06)
Кризис художественности?.. Но — редкий случай — я капитально простудился: кашель, чих, то хлюпающий, то заложенный нос (по-осетински, между прочим, фынц) и прочее, что в таком случае полагается… Но курить не бросаю — благо, спасают старые заготовки табака — делаю мастерские козеноги, что при простуде, между прочим, курятся терпимее всяких там сигарет, хоть с фильтром, хоть без, тем более, что у меня в настоящий период моего бытования нет ни тех, ни других… Горячее молоко (das Milch) попиваю…
Включил маг с кассетой «ДДТ»: Юрий Шевчук — красавчик! Его хрипатый прорыв — сквозь трагедию — к солнцу, катарсису… Он учит мужеству быть счастливым. На окультуренном стыке русского рока и попсы… А БГ выпустил новый альбом «Рамзес IV», где пытается выйти на чистую музыку, чистый эстетизм, психоделизм, но… но прежний БГ не даёт ему вырваться в чистый космос, хватает за ноги, тянет назад (это, впрочем, естественно, нормально, это ненасильственный процесс, движение, не хочется говорить «эволюция«)…
8.09.93 (18-00)
Не кризис художественности, а, пожалуй, коррекция, а то и смена художественных ракурсов…
Вот напечатают где-нибудь, к примеру, эти мои (никому не нужные) штучки-дрючки, и дядя какой-нибудь скажет (аль тётя): это что же такое? Моложавый автор входит в литературу дневниками и мемуарами? Или, может, это записные книжки?… Нет, скажу я, дядя (аль тётя), это, дескать, ракурс такой, вполне, мол, художественный. Это — «даль свободного романа«, это жил да был я, такой-сякой, средь тараканов и друзей, на поприще любви и безнадёги, это чуть ли даже не торовский «Уолден», «Жизнь в лесу», отчасти даже, может, «Моби Дик» (кстати: Изосим рассказывал, как нашёл однажды у себя дома огромного таракана-альбиноса — вот он, Моби Дик нашей городской цивилизации!)…
Встряхивание, тормошение, освежение приёмов мысле- и формообразующие структуры. Всякий из нас, в общем-то, совершает свой собственный сдвиг по фазе… Шаг влево, шаг вправо… Попытка рвануть за колючку, за флажки… Метафизика опять же. С её планетарным охватом…
Между прочим, Ерёма назвал своё издательство «Моби Дик»…
8.09.93 (18-53)
Ехидный Вс.Некрасов, «завёрнутый» К.Кедров (с Е.Кацюбой), слюнобрызгающий Д.А.Пригов, захлебнувшийся В.Сорокин и др. — всё-таки славные они все ребята, лётчики-испытатели, работники языка, лабораторники-ёрники, которых охаять всякий может (и горазд) — по настроению ли, по эстетической ли чуждости, аль почему ещё… Но всякий творец уж тем хорош, что собственную веху, собственный — именной — костыль загоняет в пространство искусства, каковой потом в процессе социально-исторического электролиза покрывается золотом, серебром или медью — чем угодно…
А провокация, эпатаж? — что ж, это обычный художественный приём, жест, призванный раззадорить сонное внимание индифферентного читателя.
8.09.93 (20-08)
Или вот Лидия Яковлевна Гинзбург (Царствие ей Небесное). Разве её блокадные записки — это только дневники? Впрочем, никто уже, кажется, не спорит, что это документальная проза, проза non-fiction. Но какова степень её художественности и в чём она? В точности деталей, в своеобычности ракурса, в интеллектуальном запасе, глубине авторской личности? Скорее всего — всё вместе. И ещё, знамо дело, то самое «чуть-чуть»…
Ну да, стародавняя дискуссия обо всём этом вспоминается. Но сегодня эта проблема, получив новый сдвиг по фазе, получает некое иное освещение.
А Монтень? А поздний Олеша?.. Перегородки между жанрами, они всё-таки достаточно условны. Условность липнет к условности и получается в итоге чистейший Витгенштейн… Да… Пущай критики разбираются. Не наше это дело.
Или вот ещё одна Яковлевна — Надежда Мандельштам…
Вот это были женщины! (Когда они умирают — такие!! — это кажется особенно нелепым: уж их-то, думаешь, за что?)
А монографии Льва Николаевича Гумилёва (мир праху его) — чем не романы?..
8.09.93 (21-29)
Судьба есть структура. Своего рода кристаллическая решётка (шаг влево, шаг вправо)… Сложнейшая структура всякого человека составлена из множества субструктур, как-то: вселенские, космические, планетарные, инкарнационно-наследственные, физико-геометрические, химические, полевые, энергоинформационные, биологические, исторические, социальные, психические и многие, многие, многие другие (и несть им числа).
А посему «куда ж нам плыть» — нам ли сие решать?..
