И многие другие. Я их всех очень люблю, но… Но тот всех отошёл, обособился, пошёл по своей, значительно более узкой, и значительно менее значительной, дорожке, где мне одиноко и голо без них, уютных, глыбистых и таких глубоких… В Литинституте несколько раз пытался подойти к Битову, но желающих и без меня хватало, и я не решился…
...Ремизов, Белый, Пильняк
и Мандельштам, Пастернак…
И от них ушёл… Я от бабушки ушёл, я от дедушки ушёл и пошёл себе к чёртовой бабушке —
На закате с другом (которого во сне я знал, а сейчас то ли забыл, то ли никогда и не знал, то ли его знал, но не я, а тот, кто был в этом сне на моём месте; во всяком случае, помню только, что был он, этот друг, маленького роста, деловитый и ловкий) бредём лениво по крутому берегу реки — отдохновение, прохлада… Вдруг заяц пробежал вдали — я на него показываю другу… Незаметно добредаем до группы суетящихся у старинных автолюдей: оказывается, готовится ралли, в каждом экипаже должно быть два человека, но обязательно разнополых. Кстати, мол, есть свободные машины: если, — говорят нам, — найдёте себе женщин, можете принять участие, но надо поспешить, времени, мол, почти не осталось… Мы собираемся куда-то бежать — искать себе напарниц. Но тут, на наше счастье, мимо продефилировали две милые девицы — мы (инициатива исходила от моего юркого друга) тут же приглашаем их на ралли, они нехотя соглашаются… Мы прыгаем в авто (с открытым верхом) и мчимся вперёд… Тут необходимо добавить, что к авто придавалась ещё пара лошадей, запряжённых в карету… Проехав очередной этап, останавливаемся на ночлег в живописном месте — лужок, роскошные деревья… Расслабление, отдохновение, блаженная прохлада…
С самого начала моему маленькому другу достаётся девушка получше, а мне похуже… Но здесь, на привале, я понимаю, что доставшаяся мне девушка всё-таки лучше другой и что именно она — моя любовь и судьба: мы обнимаемся и целуемся в карете. Она (девушка) чудесно пахнет свежестиранными пелёнками. Но лицо её закрыто тонкой чистой тканью, через которую я её и целую… Дело близится к совокуплению, но я, опасаясь прихода наших друзей-попутчиков, что бродят неподалёку, его не допускаю…
Тут ралли неожиданно возобновляется — мы бросаемся к своему автомобилю. Я проверяю воду в радиаторе, завожу ручкой двигатель… Но медлю, думая: может, лучше нам всё-таки ехать на лошадях?.. Но нет — мы едем на авто: соперники наши, кстати, давно уже в пути, они далеко впереди нас, и мы торопимся их догнать. Мимо проносится машина с инспекторами, которые заподозрили нас в том, что мы-де не настоящие гонщики, что мы хитроумная подмена, — но мы и сами знаем, что мы не настоящие…
Большинство людей всю свою жизнь проводят в темнице собственного мышления. Они никогда не выходят за пределы узкого, созданного умом персонализированного ощущения себя, жёстко обусловленного опытом прошлого.
В тебе, как и в каждом человеческом существе, присутствует измерение сознания намного более глубокое, чем мысль. Оно есть сама сущность того, кто ты есть. Можно назвать это присутствием, осознанием, необусловленным сознанием. В древних учениях это присутствие именовали Христом внутри или природой Будды.
Проявление этого измерения освободит тебя и мир от страданий, которые ты причиняешь себе и другим из-за того, что твоей жизнью заправляет сотворённое умом «маленькое я» — всё, что ты о себе знаешь. Любовь, радость, творчество и истинный внутренний мир не смогут прийти в твою жизнь иным путём, как только через это необусловленное измерение сознания.
Если ты сможешь (пусть даже случайно, ненароком) увидеть всего лишь мысли в мыслях, вихрем проносящихся или не спеша шествующих в твоём уме, если удастся наблюдать свои ментально-эмоциональные и до крайности машинальные реакции в момент их зарождения, значит, это измерение уже проявлено в тебе — как осознание, в котором возникают мысли и эмоции, как вневременное незримое пространство, где разворачивается содержание твоей жизни.
Не относись к своим мыслям слишком серьёзно.
Люди слишком легко попадают в темницы собственных концепций и идей.
Человеческий ум лукав и в своей жажде знать, постигать и контролировать ошибочно принимает свои суждения за истину.
Тебе надлежит перерасти собственное мышление, не способное охватить всю целостность неразъёмной реальности.
Мыслящий разум — неплохой аналитический инструмент, но не начальник над нами. Нельзя позволять ему править твоей жизнью, ибо он лишь малая часть того сознания, каким ты являешься.
Внимание — вот изначальный разум, само сознание. Мудрость есть глубинное знание, всплывающее на поверхность благодаря простому акту предоставления кому-то или чему-то всей полноты своего внимания. Внимание исцеляет разделённость.
Если ты потворствуешь навязчивым мыслям, ты избегаешь того, что есть. Не хочешь быть там, где пребываешь. Здесь, Сейчас.
Догмы — религиозные, политические, научные — возникают из ошибочного убеждения, что мысль способна охватить Реальность, Истину.
Ошибка — идентифицировать себя с собственной мыслью.
Духовное пробуждение — не что иное, как пробуждение от сна мышления, от морока мозговой словомешалки.
Мыслящий разум — это не то, кто ты есть.
Ум ненасытен и алчен — ему всегда всего мало, он вечно голоден. Того, кто отождествляет себя с умом, быстро одолевает скука и беспокойство, то есть голод догматического мышления. Голод сей утолить невозможно.
Выйти из своей скуки и беспокойства и обойми их бесстрастным осознанием, пространством покоя и тишины, какое в итоге, расширяясь, эту скуку и это беспокойство в себе растворит. И тогда ты обнаружишь, что «скучающий» — это не ты. А скука — всего лишь обусловленное движение энергии внутри тебя. Точно так же не ты — гневный, печальный, испуганный. Это обстоятельства людского ума, что к тебе то приходят, то уходят… А всё, что приходит и уходит — это не ты.
Ощути энергию внутри своего тела. И немедленно ментальный шум начнёт стихать или вовсе прекратится. Ощути энергию в руках, ногах, животе, груди. Почувствуй жизнь, которая есть ты, жизнь, которая делает твоё тело живым. И тогда тело твоё станет вратами, впускающими чувство жизненности, обычно скрытое за мельтешением эмоций и грохотом мыслей.
Легко проглядеть те краткие моменты, когда являешь собой «сознание без мыслей». Можно быть занятым какой-то физической работой, ждать у стойки в аэропотру, ехать в вагоне метро или просто шагать по комнате из угла в угол — и при этом присутствовать столь полно, что обычный ментальный шум стихает, сменяясь незамутнённым осознанием. Вдруг обнаруживаешь себя смотрящим на проплывающие в небе облака или безмолвно слушающим кого-то — без каких-либо ментальных комментариев. Твоё восприятие тогда становится кристально ясным, незамутнённым мыслью.
Такие — поначалу мимолётные — события — это самое важное, что только может с тобой случиться. Это начало сдвига от мышления к осознанному присутствию.
Начни легко принимать состояние «не знаю». Это выведет тебя за пределы ума, поскольку ум — это непрерывная попытка отделять, расчленять, интерпретировать и выносить суждения. Это страх не знать. Но если ты без труда принимаешь состояние незнания, значит ты уже вышел за пределы ума, за пределы обусловленности. А из этого состояния вырастает более глубокое знание иного рода, знание вне концепций и идей.
Искусство, спорт, танец, обучение, адвокатская практика — высшее мастерство в любой из этих областей предполагает, что думающий ум или вообще не участвует, или играет второстепенную роль. Больше нет мучительного процесса принятия решений, правильное действие происходит спонтанно, без того, чтобы его совершал лично ты. Искусство жизни противоположно обладанию и контролю. Ты присоединяешься к высшему сознанию. Теперь действует, говорит, делает оно — вместо или, точнее, через тебя.
Миг нависшей опасности может вызвать временное исчезновение потока мыслей, позволив тебе ясно почувствовать, что значит быть присутствующим, бдительным, осознанным.
Истина намного более безбрежна, чем ум в состоянии себе представить. Нет такой мысли, что заключала бы в себе Истину. В лучшем случае она может указывать на неё. Например, возгласить: «Все вещи изначально едины«. Это указатель, не объяснение. Понять эти слова — значит глубоко почувствовать в себе Истину, на которую они указывают, всего лишь указывают…
По книге Экхарта Толле «Тишина говорит» («София», 2006).
Я на службе у некоего лощёного хлыща в эффектном костюме и шляпе стиля 30-ых годов — он брезглив и высокомерен, за человека меня не считает, да вдобавок ещё и шпион (агент). Мы скрываемся с ним в дряхлой, зачуханной гостиничке, напоминающей то ли казарму, то ли бывшую конюшню (с толстющими, однако, кирпичными стенами). Закрываясь от меня, хлыщ торопливо звонит кому-то по телефону… Потом, полёживая на кровати, лениво закуривает и вдруг неожиданно бросает мне пепельницу — я ловлю её и вижу, что это вовсе не пепельница, а дряхлое разбитое зеркальце в старой металлической (то ли медной, то ли латунной) оправе…
Потом слышу стук в дверь — иду открывать: явился некий виртуальный агент нашего гипотетического противника, замаскированный под маленький огненный шарик, висящий на уровне головы, который произносит для отвода глаз какую-то нечленораздельную ерунду и исчезает… Мой хлыщ выпрыгивает из кровати и бьёт тревогу — мол, этот коварный агент мог нам незаметно подбросить что-нибудь опасное… Мы торопливо обследуем гниловатые щелистые полы и на крупные щели… Потом у нас в комнате сам собой загорелся кусок пола, и мы никак не могли его затушить, а когда затушили — он начал проваливаться — образовалась дыра, которая всё росла и росла… Потом появились вдруг две милые дряхлые старухи, у которых, мол, бессонница (а дело происходит ночью) и поэтому они начинают носить к нам лопатами небольшие кучки жидкого бетона и заделывать им нашу половую дыру (старушками командует строгая и рослая, прямая как палка, матрона-администратор) — работают с шутками и прибаутками. Заделав прореху, говорят: «А теперь надо китайской лопатой пристукать»… Появляется большая дюралевая совковая лопата, подобная тем, которые обычно предназначаются для уборки снега, — старухи пристукивают, приглаживают ею только что забетонированную ими дыру...
В высших мирах прохожу высочайшее научение в искусстве управленияпространством и временем, управления тайными силами и властью… Золото, золото и ткань, драпировка тёмно-синего цвета.
Летел я над морскою гладью, сверкающей в радостныхлучах вольготного светила, а на золотом песке морского берега люди то загорали, лёжа на цветастых тряпочках, то играли в мяч. Особенно привлекла меня почему-то пара респектабельных влюблённых в чёрных очках и с огромной, почти в человеческий рост, остроухой и чёрной собакой…
Так вот, летел-то я над морем, да не один, а параллельно мне, сопровождая меня во всех моих воздушных эволюциях, плыла на эдаком плотике в виде маленькой деревянной решётки, которую я то ли держал рукой, то ли она была как-то незримо ко мне привязана, моя маленькая упитанная собачка, рыжая собачка (она только во сне моя, а наяву собак у меня никогда не было, а были только коты): но только она плыла-летела на плотике не сверху, а держась за него снизу, и так как я парил довольно невысоко, она то и дело оказывалась в воде, а в результате в один из моментов невольного погружения она наглоталась воды и, тихо захлебнувшись, умерла. Я опечалился, конечно, хоть и продолжал лететь, летел и что-то всё ей — вниз — кричал, звал её, звал, но она не отзывалась.
Как-то отдельно, но в связи с этим же сном, приснилась вдруг рыжая Люда Аб-ва… Рыжее солнце, рыжийпесок, рыжий пёсик, рыжая Люда Аб-ва…
Хитроумный нахал и бандит, которого мы с каким-то моим другом преследовали, запер нас ловко в некоем узком и тесном помещении, куда мы сами хотели его запереть, но он оказался хитрее. Тогда я выбиваю дверьногой и — просыпаюсь (и вижу свою ногу, которая завершает движение, начатое во сне: так сон переходит в актуальную реальность)…
Лечу на дьяволе верхом, а дьявол сей — с ножом в руке, который, выставив вперёд, сей чёрт грозится применить, коль помешают, мол, ему — лететь куда-нибудь вперёд, вопить и петь, разинув рот… Дьявол сей — кургузый, юркий и хулиганистый мужичок в телогреечке — невесом и лёгок, як пушинка, добродушен, весел, незлобив…
