Дикий, непроходимый лес. Рядом с юной порослью — сухостой и гниль. Где жизнь, там и смерть. Где смерть, там и жизнь. Однако не одна лишь юная поросль полна новой жизни, но и трухлявые пни, и гниющая листва под ногами, и поваленные, отжившие своё стволы дерев — в них тоже буйствует разнообразная жизнь: молекулы, микробы, бактерии, лишайники, мхи, насекомые неустанно порождают пищевые цепочки, продуцируют и всячески провоцируют продуцирование всё новых и новых видов и форм жизни и всего, что с нею связано. Выходит, смерти уже как бы и нет, а есть лишь преобразования, метаморфозы различных форм существования. Смерть — это то, что обеспечивает насущное питание новых жизней, то, без чего они, эти жизни, не могут появиться на свет.
Пока не встретишь смерть лицом к лицу, она кажется чем-то туманным и призрачным. Но с возрастом кто-то из наших близких, знакомых и незнакомых нам людей начинают уходить из жизни всё чаще и чаще, мы всё чаще участвуем в похоронах, видим горе родных, гроб, в котором лежит покойник, закусываем на поминках за упокой его души… И это всё больше заставляет нас задумываться о собственном уходе в небытие, которое, как мы теперь всё лучше и отчётливее понимаем, неизбежно и уже не за горами.
Впрочем, в повседневной жизни мы, как и большинство наших современников, стараемся об этом не думать, в страхе отворачиваемся от той жуткой мысли, что день придёт — и все мы сдохнем, как собаки, и нас зароют в шар земной… Но если не бояться думать и медитировать о своей смерти, если делать это регулярно, делать мужественно и с открытым забралом, не пряча, как говорится, голову в песок, рано или поздно мы начинаем понимать пустяковое значение своего умственного эго, а потом и своей телесной оболочки, в которой, оказывается, наше высшее сознание никак не локализовано, а стало быть умирает не оно, а только лишь бренное эго и бренная плоть. Стоит только понять и принять этот незыблемый порядок вещей, этот великий закон бытия, и наступает заметное облегчение, освобождение от комплексов и страхов, мешающих жить и дышать.
Восток (и Мезоамерика) не боится смерти, тогда как трусливый Запад продолжает культивировать стыдливое отрицание естественного процесса психосоматического развоплощения, то есть смерти. Западные люди стараются лишний раз о ней не думать, не помнить и не упоминать, кладбища, трупы и урны с прахом прячут подальше — с глаз долой, из сердца вон. Такая, бегущая от реальности, цивилизация обречена прозябать на обманчивой и зыбкой поверхности вещей и явлений, не рискуя проникать в их сокровенную, глубинную суть.
Покидая привычную «зону комфорта», мы претерпеваем, можно сказать, маленькую смерть. Ложась каждый вечер спать, мы испытываем маленькую смерть. Мы постоянно что-то теряем, с чем-то расстаёмся, куда-то уезжаем, что-то и кого-то покидаем — и всё это тоже наши маленькие смерти, которые чреваты новыми встречами, ситуациями, обретениями и открытиями: чтобы куда-то войти, надо откуда-то выйти. Покинуть прежнюю форму, с которой ты привык себя отождествлять, и начать облекаться новой, неведомой до поры формой, что поначалу пугает неведомой свой новизной, но потом мы обживём и её, чтобы снова когда-то покинуть… Покидая привычное и родное, испытываешь поневоле сожаление, боль и печаль. Главное при этом — не становится бедной жертвой, к чему нас подвигает вся наша привычная культура, не накручивать себя сочинением дурацких фантазий, призванных заткнуть в душе образовавшуюся от утраты пустоту: так трусливый умишко пытается восполнить былую целостность придуманной им, иллюзорной эго-личности, которая для него дороже всего на свете и ради сохранения которой он готов на всё. Ярость, обида, негодование, страх, жалость к себе — трусливый умишко побуждает нас испытывать при утрате именно эти чувства, назначение которых — затмить от нас открытое пространство блаженной пустоты и свободы, где его придумки без надобности. Но отбрось его судорожные нашёптывания и обратись всем сердцем к этой немотной путоте, к этому вольготному духовному простору, и ты обретёшь в нём мир и покой, обретёшь в нём лучшего друга и учителя.
Что бы из твоей жизни ни ушло, сияние высшего смысла (или, если угодно, Бога) просачивается через просвет, оставленный исчезнувшей формой. Поэтому смерть — это самое святое, что есть в жизни, ибо она через уничтожение преходящего открывает нам свет непреходящего. На основе этого — непреходящего — света и существует как раз всё преходящее, и может утверждать свою самобытную определённость, свою эго-монаду, своё личностное «я». Это «я» — преходящий венец творения, крыша с её чердаком, а неубиваемая трансцендентальная наша суть — это непреходящий, незыблемый фундамент, уходящий в беспредельную глубину материи и духа.
Сдать себя целиком на поруки Богу, Жизни, Смерти, Вечности, Небу — это одно и то же, и это делают мудрецы и глубокие старики, которым нечего больше терять. После такой сдачи и наступает внутреннее успокоение, отпускание, а в конце концов — просветление. Стоит лишь «умереть прежде смерти», и обретаешь внутреннюю тишину, исполненную духом свободы и бессмертия.
Приятие и сдача — они всегда и везде несут освобождение и мир. Если у тебя умирает кто-то близкий, прими свою печаль, своё горе, своё негодование и свою абсолютную в данной ситуации беспомощность. А приняв всё это, сдайся каждому обстоятельству этого своего горестного и безнадёжного положения. В результате такого приятия и такой сдачи в тебе зародится расслабленная, тихая осознанность, которая облегчит умирающему его переход в мир иной. Ты можешь что-то сказать, а можешь просто молчать, это неважно… Важно, что на вас снизойдёт нездешняя тишина, умиротворение и высшее благословение…
Это может показаться романтическим преувеличением, но каждый из нас — полновластный автор каждого приходящего к нам мгновения нашей жизни. А если ваша жизнь приносит вам одни лишь горькие разочарования — в этом, друзья мои, только ваша вина (вина вашего негативистского мировоззрения, принудившего вас относиться к собственной жизни с недоверием). Мы — авторы своей персональной, личной философии, которая определяет нашу веру и наше отношению ко всему, что нас окружает. Да, конечно, окружающие люди, события и обстоятельства влияют на нас и нашу жизнь, но только в той степени, насколько мы позволим им на нас влиять, ведь мы тоже на них влияем, можем влиять, влиять настолько, насколько захотим: проблема в том, что мы не всегда знаем и умеем, что это и как это — реально хотеть и реально влиять. Это похоже на перетягивание каната — окружающие люди, события и обстоятельства тянут нас в свою сторону (то есть влияют на нас), а мы тянем их в свою сторону (то есть влияем на них) — если они нас всё время перетягивают на свою сторону, мы становимся фаталистами, а если мы перетянем их к себе, они станут просто атрибутами нашей воли, агентами нашего влияния, и тогда мы становимся хозяевами собственной жизни, её повелителями (это, конечно, идеальная ситуация: полностью овладеть наружной жизнью мало кому на земле удавалось, а истина, доступная многим, как обычно, где-то посередине).
Можно пол-жизни прождать, когда же судьба ниспошлёт к нам какое-нибудь радостное событие, чтобы возрадоваться наконец и улыбнуться. А можно, наоборот, взять и захотеть вдруг ни с того, ни с сего, без всякой причины возрадоваться, и дабы возрадование сие заполучить, взять и эдак почти спонтанно (хотя и по хотению принудительному) улыбнуться, после чего ухватить за хвост мелькнувшую на периферии сознания скромненькую радость, покрепче ухватить и растолкать её, растормошить, дабы оная от спячки воспряла и раздухарилась не на шутку ажно… По вере, по вере даётся нам всё, что мы имеем в этой жизни…
Вас обидели, а вы улыбнитесь — и обида к вам, глядишь, и не пристанет. Если вы долго и настойчиво будете убеждать человека (особенно если оным заправляет слабый и неуверенныйхарактер), что он-де свинья, тот, глядишь, и станет таковою. Как верно заметил Уильям, наш уважаемый, Шекспир: «Нет ничего хорошего или плохого, это наше представление делает вещи таковыми».
Ваша персональная философия в ответе за то, как вы реагируете на события вашей вяло- или бодротекущей жизни и за то, насколько счастливой или несчастной она для вас является.
За ответами на терзающие нас вопросы никуда ходить не надо , ибо все ответы схоронены в наших потаённых глубинах (хотя почему бы и не сходить к местам силы, стимулирующим наше духовное нутро) — надо лишь до них докопаться. Жизнь такова, каковой она нам представляется: как посмотришь — так и увидишь. «Что отдашь — твоим пребудет» (Шота Руставели, «Витязь в тигровой шкуре»). Наблюдаемый тобой мир, в качественном смысле, таков, как ты к нему относишься и с ним со-относишься, с каким настроем (позитивным или негативным) ты с ним взаимодействуешь. Другими словами, мы — полноправная и неразрывная часть окружающего нас мира, и если мы гармонично с ним взаимодействуем, если всецело и позитивно его принимаем, то он всецело и позитивно принимает нас, и тогда всё наше — его, а всё его — наше, и тогда мы с ним, таким огромным и безмерным, едины — «и в радости, и в горе«… И тогда мы прикасаемся к счастью просто быть и наслаждаться объятием с роскошью сего безмерного существования, с безграничной громадой каждого мгновения, божественной щедростью «Здесь и Сейчас«. «И полусонным стрелкам лень// Ворочаться на циферблате,// И дольше века длится день,// И не кончается объятье» (Б.Пастернак).
28 августа 2007 года я, оступившись о выступ бетонного крыльца, сломал правый голеностоп (в трёх местах — слева, справа и спереди, так что стопа висела на одном лишь Ахилессовом сухожилии). А через несколько лет оказалось, что это был один из самых провиденциальных случаев в моей жизни, благодаря которому я смог кардинальным образом изменить свою жизнь к лучшему, благодаря которому я прозрел и понял глубинную правоту старой пословицы — «Всё, что ни случается, — к лучшему«.
Родившись, мы получили сразу всё бытиё, то есть всю полноту возможного счастья. Само бытиё и есть счастье, и даже небытиё есть тоже счастье, ибо входит матрёшкой в него… И как у настоящего художника — всякое лыко в строку, так и у бытия — всё, что ни есть, благо, и у нас с вами одно сплошное благо, когда мы понимаем, что всё связано со всем и стало быть вечно и бесконечно, когда мы держим себя во всей полноте Сознания Здесь и Сейчас — вне времён и пространств. Не надо ничего выдумывать — смотрите на то, что есть прямо у вас перед глазами, смотрите легко и просто, и будьте при этом беспечно-бездумной пушинкой — без груза издохшего прошлого и загромождённого вашими проекциями будущего, присутствуйте всецело там, где вы есть, и тогда, когда есть. Упростите себя до нуля.Потеряйте себя. Умрите для всех ваших выдумок и привычных представлений — и тогда в вас воспрянет, встрепенётся и забьёт фонтаном реальная жизнь, свободная от наименований и ярлыков, дикая и до безумия восхитительная! Ура!
Удовольствие, мысль, страдание, страх, социально-культурные стереотипы и насилие очень тесно связаны между собой. Многие люди испытывают удовлетворение, удовольствие от своего насилия, от своей враждебности, неприязни к кому-то, от ненависти к определённой группе, что отличается от других цветом кожи, образом жизни и поведения, своими представлениями о чём-либо, своей верой и т.д. Однако при состоянии ума (ахимса), где прекратилась склонность к такому (и всякому иному) насилию, в носителе сего ума пробуждаются такая радость и такой восторг, которые весьма далеки от низменного удовлетворения, получаемого от насилия со всем присущим ему негативизмом.
Чтобы не жить в постоянной войне друг с другом и не страдать от этого негативизма, нам необходимо дотянуться до корней всякого насилия, иначе мы никогда от него не освободимся. Стоит нам увидеть его исходную природу в самих себе, и мы легко скинем с плеч тяжкую ношу злобы и страха, делающую из нашей жизни сплошную каторжную повинность, и обретём гармонию с окружающим нас миром, то есть сможем увидеть в нём свет, радость и любовь, чтобы ответить ему благодарной взаимностью, чтобы самим излучать свет, радость и любовь.
Многие объясняют собственное насилие насилием, существующим во внешнем мире, и опасаются проявить своё миролюбие и пацифизм, чтобы-де этот мир не надругался бы над ними, такими мягкотелыми и незащищёнными. Однако подобное объяснение говорит только о том, что эти люди не умеют ещё жить в состоянии подлинного внутреннего мира, в состоянии внутренней свободы от внешних рефлекторных мотиваций ко злу и к ответной вражде, взаимному насилию (мол, раз они так, то и я так!). Тот, кто реально пребывает в состоянии подлинного внутреннего ненасилия, вообще не имеет с внешним миром никаких проблем и конфликтов.
Насилие — в широком смысле этого слова — как природная агрессия организма, как имманентная склонность всего живого к экспансии, ко всё более и более широкому распространению собственного доминирования свойственна каждому из нас.
Насилие — это не только то, что происходит, когда кого-то, например, убивают, избивают или насилуют. Сказанное в запале слово — это тоже насилие. Когда мы толкаем кого-то локтями, пробираясь куда-то в толпе, когда мы из страха покоряемся приказу, каким бы нелепым он ни был и т.д., — это тоже насилие. Когда мы пытаемся принудить кого-то или даже себя к чему бы то ни было, даже к любви, — это тоже насилие.
Вы проявляете насилие, когда идентифицируете себя с чем-то внешним — с той или иной религией, мировоззрением, расой, национальностью, традицией, страной, городом, семьёй, командой, предприятием, цехом, профессией, званием, титулом, квалификацией, наградой, должностью. Вы проявляете насилие, когда отождествляете себя с той или иной внешней системой, структурой и статусом: тем самым вы отделяете себя от тех, кто отождествляет себя иначе, тем самым вы определяете кто для вас свои, а кто чужие, вы устанавливаете барьеры и перегородки между теми, кто вам близок и теми, кто вам чужд. Но Тот, Кто сказал: «Любите врагов ваших», тем самым призывал нас принять и понять всё человечество, а стало быть не плодить, а разрушать в самих себе эти самые барьеры отчуждения и непонимания, а точнее, подниматься над собственными стереотипами, пристрастиями и предрассудками, собственными укоренившимися представлениями и мнениями. Такая любовь требует быть живым и пластичным, всевосприимчивым и терпимым к тому, что большинство людей рефлекторно отвергает, и к тому, что не приемлет меньшинство. Такая любовь требует быть открытым и незащищённым не только перед внешним миром, но и перед самим собой. Такая любовь требует быть непреднамеренным, спонтанным и простодушным, но вместе с тем и настолько бесстрастным и бдительным, чтобы успеть упредить собственные рефлекторные реакции на внешние раздражители, дабы в зародыше их пресечь, если они чреваты страхом, неприязнью, гневом и враждебностью (а чтобы пресечь, достаточно просто ясно увидеть).
Такому всеприятию, такой необусловленности, такой независимости, такой любви необходимо учиться. Иногда на такое учение уходит целая жизнь.
Начав учиться ненасилию (а точнее, медитативной осознанности того, что есть), мы должны сначала ясно и полно увидеть собственное насилие, то есть наше автоматическое побуждение делить всё и вся на своё и чуждое, надо пока перестать его либо осуждать, либо оправдывать, надо научиться смотреть на него беспристрастно, бесстрастно. Смотреть внимательно и дотошно. Отбросив все мнения и суждения по этому вопросу.
Всякий социум всегда и везде морально оправдывает и культивирует множество видов насилия. Прежде всего он оправдывает и культивирует те или иные влияния и обусловленности, разделения и структурирования, которые, в свою очередь, и порождают насилие.
Когда вы защищаете вашу семью, страну, её символы, достоинства и милые сердцу недостатки, вашу веру, ваши воззрения, ваши принципы и догмы, когда вы защищаете то, чем вы владеете или хотите владеть, вы порождаете гнев и вражду.
Весь вопрос в том, можете ли вы посмотреть на свой гнев и свои пристрастия без гнева и пристрастия, как нечто отдельное от того, чем они, по вашему мнению, обусловлены, то есть без оправдания и осуждения. То есть — объективно. Я могу увидеть вас в истинном свете лишь тогда, когда буду смотреть на вас независимо от того, испытываю ли я к вам вражду или считаю вас прекрасным человеком, лишь тогда, когда смогу абстрагироваться от своих субъективных пристрастий по отношению к вам (а иных и не бывает). А это не так просто.
Гнев, неприятие, насилие — всё это часть меня, часть, с которой я так сросся, что отождествляю себя с нею, и взглянуть на неё бесстрастно, неумолимо и настойчиво мне очень трудно. И я не смогу этого сделать до тех пор, пока это не станет для меня важнее, чем пища, секс, положение в обществе, ибо глубинная склонность к насилию, которую я когда-то, по глупости своей, оправдывал и которой я раболепно служил, меня развращает, уродует, стесняет и губит, как губит и весь мир, и поэтому я хочу увидеть её и понять, чтобы возвыситься над ней, чтобы стать выше собственных привычных низостей, которые общество в массе своей приемлет и даже всячески культивирует.
Однако возвыситься над насилием — не значит его подавить, игнорировать или с ним смириться. Я должен его увидеть и тщательно рассмотреть сразу и во всех его связях, для чего должен вникнуть в него со всем возможным бесстрастием и абстрагированием, со всей возможной остротой и непреклонностью, со всей возможной ясностью и свежестью ума, очищенного от его привычной обусловленности. Для этого придётся со всей возможной бдительностью держать на контроле все свои привычные повседневные реакции на внешние и внутренние раздражители, тренируя свой ум быть живым и юрким, как верная вам собачка (ум — это и есть ваша служебная собачка, инструмент вашего сознания, что соприродно всей вселенной и этой собачке не по зубам).
Многие из тех, кто хочет избавиться от насилия, находят себе идеал ненасилия, наивно полагая, что следуя тому, что по смыслу вроде бы противоположно насилию, они смогут от него избавиться. Такими идеалами полны наши священные книги, наши мировые религии, но как бы мы им ни внимали, мы не стали от этого менее склонны к насилию. Создавая себе фиктивныймир идеалов и искусственных ценностей, мы попусту растрачиваем и рассеиваем свою энергию и своё внимание.Человек, по-настоящему ищущий истину, вообще не имеет идей, чтобы воспринимать всё, что есть, таким, каково оно есть вне зависимости от чьих-то субъективных представлений (а все идеи заведомо субъективны).
Вы, например, признаёте тот факт, что кого-то не любите или даже ненавидите: если вы глубоко и всецело им проникаетесь без всякого о нём суждения, ничего от него и себя не требуя, он просто сходит на нет. Если же вы начнёте требовать от себя кульвировать стремление к идеалу, вы тем самым включаете самоосуждение, ибо выстраиваете иерархию обусловленных этим идеалом ценностей, в которой идеал — сверху, а вы снизу.
Говоря: «Я не должен ненавидеть, я должен стремиться к любви, ибо ненавидеть плохо, а любить хорошо», — вы оказываетесь в мире лицемерия и двойных стандартов.
Жить полно, жить всецело в данном мгновении, в Здесь и Сейчас — значит жить в том, что есть без какого бы то ни было оправдания или осуждения, жить предельно осознанно, спонтанно и бдительно — только так вы начнёте понимать факт вашей неприязни (или иной какой-нибудь факт) столь целокупно, что он попросту испарится, не выдержав такой тотальной и непреклонной медитативной пристальности (что, между тем, ненарочита и легка, как пушинка). Стоит ясно и чётко увидеть проблему — и она решена.
Мы чересчур поспешно судим окружающих нас людей, наделяя их своими ментальными ярлыками, в чём и проявляется превратность любых представлений нашего ума, проистекающая из инструментальной узости его эго-функциональных возможностей.
Мы и окружающие нас люди движимы каждый своими собственными обусловленностями и стереотипными пристрастиями, по крайней мере, на поверхности наших взаимоотношений. Под влиянием эго твои чувства, мысли и конкретные поступки мотивированы страхами и желаньями. Поэтому входя в отношения с другим человеком, ты либо его боишься, либо что-то от него хочешь.
Из-под этого пагубного влияния своего эго-ума, искажающего окружающий мир, ты можешь выйти только тогда, когда научишься устремлять львиную долю своего внимания в сферу непреходящего Настоящего, в Здесь и Сейчас, где у тебя пропадает желание использовать окружающих тебя людей в интересах своей загребущей самости, вечно строящей планы по своему доминированию над остальными самостями, на которые ей всегда наплевать.
Если ты полностью, всецело присутствуешь в моменте общения с другим человеком, ты отстраняешь на задний план умозрительную идентичность, какой ты его, этого человека, автоматически-бессознательно наделил, исходя из своих превратных представлений о его предполагаемой жизни в прошлом. Главное — сохранять при этом в себе внутренню тишину и бдительный покой, подобный зеркальной поверхности озера в момент абсолютного штиля.
Если во взаимоотношениях с другими людьми нам удаётся выйти за границы своих суетливых желаний и опасений, их место тут же занимает безмятежно-божественное приятие, всевосприимчивость, бесстрашная душевная открытость, прощение, эмпатия, сострадание, мир, а иначе говоря, любовь — любовь, в самом широком смысле этого слова. Узколобому эго такая беззащитная, такая рискованная широта не по нутру, ведь при этом оно теряет своё машинально-рефлексивное главенство, благодаря которому оно прежде могло подпитывать свою силу и властно навязывать всем и вся свою заведомую «правоту».
Воспринимая с любовью и нежностью всякое мгновение Здесь и Сейчас, каждый встреченный тобою человек является тебе в ауре этой любви и нежности, и тогда к тебе нисходит его принимающее понимание, идущее не от ума, а от сердца, для которого всё во вселенной заведомо ей конгениально — соразмерно. Это приятие-понимание бессловесно, безпонятийно — без-умно.
Эго ума старается первенствовать над другими и торопится себя им навязать как более высшее, более главное «я», чем порождает вокруг себя напряжённое поле конфликта и стресса. А мирное, сердечное всеприятие заранее склонно к нивелированию и даже умалению собственной самости, а стало быть к тишине и слушанию — психотерапии — другого существа. Как сказал поэт — «тишина есть лучшее из того, что слышал». Учитесь погружаться с вашими любимыми, вашими друзьями и знакомыми в совместное поле взаимной тишины, в медитативное поле покоя и воли, и тогда ваши отношения обретут незримое пространство, в котором они смогут по-настоящему развиться и расцвести.
Другой — это либо ад, либо — твой духовный учитель. И это относится не только к отношениям с людьми, но и с любыми окружающими тебя объектами — более или менее живыми. Либо ты с корыстным пристрастием используешь их для подпитки дутых амбиций своего эго-ума, чувства своей важности в глазах общества и мира, либо без своих ментальных проекций и пристрастных интерпретаций принимаешь их собственную уникальность и даже испытываешь признательность за их существование.
Древняя мудрость гласит, что всё окружающее есть лишь твоё собственное отражение, что при случае и поможет и спасёт, если только ты будешь бдительным и внимательным к тем знакам, которые это отражение тебе преподносит.
Задумайся, каково качество твоего контакта не только с твоими близкими друзьями и членами семьи, но и с продавцом магазина, и с клиентом твоей компании, и с парковщиком на автостоянке, и с кассиром в банке.
Только чуть заостри внимание, лиши своё восприятие обыденной, привычной машинальности, создай в душе священное благоговение, высшую, духовную тишину, из которой являются в этот мир все вещи, все его существа; только прояви тотальное восприятие того, что видишь и слышишь, откройся с бдительным спокойствием навстречу тому человеку, какого видишь перед собой, забыв о его социальном статусе (ведь ты вневременное божественное существо, и этот, встреченный тобою человек, вневременное божественное существо), — и тогда пусть на мгновение, но прорвётся сквозь горизонтальные маски социума и привязанности убогого быта бессловесная вертикаль ничейного Духа, и на свет божий явится вдруг та глубинная реальность, реальность высшего смысла, ради которого мы и рождаемся заново каждый день, каждый час, каждую секунду своего пребывания на матушке-земле…
Мы все гоняемся за удовольствием, каким бы оно ни было, — чувственным, интеллектуальным, культурным; удовольствием от пищи, удовольствием воспитывать и поучать, удовольствием думать и сочинять, удовольствием проводить социальные реформы, удовольствием от занятий спортом, любовью, наукой, поэзией, прозой, удовольствием от бизнеса и чего ещё угодно, удовольствием делать зло, удовольствием делать добро, удовольсвием от собственной мудрости, собственной значимости, собственной неполноценности, собственной бедности, собственного богатства, собственной щедрости, собственной бережливости, удовольствием от своего атеизма, от своей истовой веры в Бога…
Вся общественная структура заточена под то, чтобы так или иначе взаимодействовать с группами людей, объединённых стремлением к тем или иным доминирующим удовольствиям. Без удовольствий жизнь обычного современного человека теряет всякий свой смысл. Несмотря на то, что жизнь ради удовольствий всегда ведёт к страданию и печали.
Однако же не стоит сразу бросаться на все свои удовольствия с огнём и мечом правоверной аскезы. Умнее будет взять их структуру, их природу — от верхушек до корней — и понять. Понять — бесстрастно, без восхвалений и осуждений (понять — значит простить). Если уж мы гонимся за удовольствиями, давайте делать это с открытыми глазами, видя и вторую сторону всякого удовольствия — страдание (как бы мы ни тщились его избежать).
Так что же такое удовольствие и откуда оно берётся?
Удовольствие начинается с восприятия, переходит в реактивное ощущение, которое провоцирует появление контакта (реального или мысленно-виртуального), который, в свою очередь, приводит к зарождению желания. Вижу я, например, дорогой роскошный автомобиль. Когда я на него смотрю, у меня возникает реакция, ощущение, после чего я прикасаюсь к этому автомобилю или представляю, что прикасаюсь, представляю, как я в нём сижу, а потом во мне рождается закономерное желание им обладать и на нём разъезжать, куда и когда я только захочу.
А если, например, я созерцаю божественный восход солнца, просыпающуюся природу, изящные шарики росы на траве, слушаю птичьи переклики, стрёкот кузнечиков и даже вдруг — лицом к лицу — встречаю на полевой тропинке длинноухого зайца (такое со мной случалось, и не раз), я начисто забываю о себе, перед этим всеобъемлющим чудом меня со всеми моими житейскими треволнениями просто нет, а есть одно восторженное явление всей мировой природы здесь и сейчас, одна лишь небесная любовь и красота, абсолютно бескорыстная и бесполезная, которую я (раз меня нет) никак не определяю, не оцениваю и не формулирую и которую я вскоре забуду без всякой задней мысли. И в этом случае это без-умное удовольствие не завершится желанием и не породит поэтому ничего негативного. Проблемы возникают, когда в это безадресно-бесполезное восприятие вмешивается наш суетно-прагматичный (по определению) ум, что начинает всё увиденное именовать, определять, формулировать, описывать, олитературивать: ах, мол, как же всё это прекрасно, наблюдать такие красивые картины природы весьма приятственно и не мешало бы-де как-нибудь продолжить столь увлекательное утоление сенсорного голода — например, посредством туристических поездок. Неуёмная мысль, получив мельчайшую зацепку, уже на автомате раскручивает все эти грёзы, порождая всё новые и новые модификации этого желания (куда поехать, когда, каким способом). Это, впрочем, вполне естественная реакция — так уж все мы с вами устроены. Поэтому большинство людей так и живёт, так реагирует. Ум (довольно, по космопланетарным меркам, надавнее изобретение земной эволюции) оформляет, усиливает, продлевает переживание удовольствия, что от повторения этой оформляющей процедуры всё более формализуется, автоматизируется и притупляется, становится всё более и более механистичным.
Естественная реакция желания на окружающую реальность искажается посредническим вмешательством пристрастной, необъективной мысли. Мысль консервирует эту реакцию в виде памятного ярлыка, компактного паттерна воспоминания, который потом питает новыми деталями и ассоциациями, связями и гиперссылками.
Без памяти жизнь наша была бы невозможна, до определённого уровня её инструментальная деятельность помогает нам решать наши повседневные задачи (так же, как это делает память компьютера), например, не забыть пойти на работу, а до этого подняться с постели, умыться, позавтракать, почистить зубы (у кого они ещё есть, у меня их практически уже не осталось), должным образом одеться, запереть дверь, успеть на автобус, для чего надо помнить нужную нам часть расписания его движения по маршруту, на работе нам понадобится припомнить навыки, которые мы когда-то приобрели, чтобы успешно с этой работой справляться и чтобы получить потом за неё от работодателя заработанные деньги, что бывают разных номиналов, каковые нам тоже необходимо помнить, чтобы знать, как их тратить и т.д.
Но мысль, по определению, целиком и полностью исходит из прошлого, отжившего, старого, стереотипного, из-за чего (помимо очевидной утилитарной пользы) приносит много вреда, ограничивая нашу свободу и творческую независимость. Всё новое, свежее есть небывалое и незнаемое, что рождается и существует только здесь и сейчас, в ничтожный миг между прошлым и будущим. Его нельзя сохранить, законсервировать на будущее без серьёзных потерь.
Стремление хоть как-то сохранить и повторить удовольствие так или иначе всегда обращает его в страдание. Повторение порождает сравнение с предудыщими модификациями удовольствия, что оказывается не в пользу последующих повторений, отчего возникает разочарование, боль. А если кто-то или что-то и восе откажет вам в повторении? Тогда негативные эмоции нахлынут на вас такой огромной волной, что последствия могут быть самые что ни на есть неприятными, если не трагическими. Не получив желаемого, вы становитесь завистливым, встревоженным, ненавидящим всё и вся. На этой почве совершаются тысячи бытовых преступлений. Жена отказала вам в удовольствии, в каком прежде никогда не отказывала, и вот вы уже её ревнуете, вы её ненавидите, вы вступаете с ней в перебранку, слово за слово, и вот уже кухонный нож оказывается у вас в руке, и только потом, когда она, окровавленная, падает на пол, вы догадываетесь, что поневоле совершили непоправимое… Это так просто.
Ещё вчера вы были уважаемым депутатом в парламенте, председателем его финансово-экономического комитета, вы привыкли к привилегиям власть предержащих, богачи, лидеры списка «Форбс», подобострастно искали с вами встречи и готовы были исполнить любое ваше желание, стоило вам только им на него намекнуть, а сегодня закончились очередные выборы и вам не повезло — вас на этот раз не переизбрали, хотя, по всем расчётам, должны были бы переизбрать… И вот вы совсем один, никто из прежних знакомых и «уважаемых» людей вас уже будто не замечает. Вы опустошены и разбиты, полностью выбиты из своей тарелки, жизнь, отданная во власть удовлетворения всё более и более ненасытных желаний, грохнула вас с лучезарных небес на бедную матушку-землю. Вам больно и страшно, и этот страх будет вас донимать до тех пор, пока вы не найдёте другие виды и формы удовольствий, пригодных для изменившихся обстоятельтв вашей теперешней жизни.
Там, где жизнь подчинена погоне за удовольствием, она в итоге оказывается сплошным страданием, и если вас такая жизнь устраивает, пожалуйста, следуйте этим путём и дальше (вольному — воля). Если же вы хотите покончить с удовольствием, а стало быть и со страданием, вы должны не избавляться от него насильственной аскезой (как это пытаются делать монахи) , а должны стать просто намного более сознательным человеком по сравнению с тем, каким вы являетесь в данный момент времени, вы должны освоить медитативную психотехнику существования в здесь и сейчас, должны понять комплексную структуру удовольствия (восприятие-ощущение-контакт-желание) и просто бесстрастно наблюдать за работой его механизма. Только и всего. Неусыпно следить за собой, за своими реакциями — вот задача. Каждый день уменьшать сферу своего бессознального за счёт увеличения сферы сознательного, пока вы и во сне не будете осознавать, что вы спите (это индикатор обретения полного, совершенного осознания).
Научившись помещать свою жизнь на кончике этой иглы — в здесь и сейчас, в нулевой миг между прошлым и будущим, — вы обретёте громадную радость и счастье непосредственного, бездумно-безумного восприятия абсолютно актуальной и необусловленной реальности, которую называют то Богом, то Абсолютом, то Атманом, то Брахманом, то Брахмой, то Высшим Разумом…
Внеположная нам природа — поля, моря и горы, животные и растения ещё не забыли того, что, увы, забыли многие из нас, ещё не забыли быть — быть в тишине, быть собой, быть там, где только жизнь и есть — Здесь и Сейчас.
Почти природу своим тотальным присутствием, нивелируй своё суетливое эго, смотри и слушай.
Смотри, как каждая птичка, каждая травка сполна является собой и, не сознавая отчётливо собственной самости, не озабочена формированием и защитой собственного представления о себе, что только искажает восприятие и понимание окружающей реальности. Им это без надобности. ведь они и так тождественны себе. Тигр — это тигр. Роза — это роза.
Постоянное созерцание природы освободит тебя от эго — вечного нарушителя мира и спокойствия.
Услышь звуки природы: шорох листвы на ветру, стрёкот насекомых, падение капель дождя, радостное птичье пение на рассвете. Проникнись этим слушанием всецело. Ощути восторг от того, что за этими звуками тебе открывается нечто такое, что не высказать никакими словами.
Твоё уникальное тело создал не ты, и значит — не тебе в конечном счёте дано им всецело управлять. «Мы не хозяева в собственном доме» (К.-Г.Юнг).
Внимая природе, позволь развернуться незримому пространству безмыслия, пространству не-ума. Когда ты приникнешь к ней таким путём, природа откликнется и вспомнит о вашем с ней изначальном братстве.
Сегодня я попал под дождь и стал было сетовать на козни изменчивой природы, но прежде чем вспомнить пресловутые строки Эльдара Рязанова («У природы нет плохой погоды») увидел замечательного грача, что как ни в чём не бывало сидел себе на ветке апрельского тополя и, кажется, даже почти улыбался. «Он-то ведь тоже весь мокрый от дождя», — подумал я о сей чёрной птице и устыдился своего стереотипно-обывательского взгляда на окружающую природу, что своими дарами всё пытается нас, толстокожих, хоть как-то растормошить и пробудить от многовековой спячки, а мы всё настырно сопротивляемся…
Наблюдай животное, дерево, цветок. Осознай, как они покоятся в Сущем. Это и есть само Сущее. Они всегда аутентичны сами себе. С их природным достоинством и врождённой чистотой. Но чтобы это увидеть, необходимо забыть автоматическую привычку нашего ума всё именовать и навешивать на всё ментальные ярлыки. Гармония и святость природы присуща всем нам — и если бы мы об этом вспомнили, мы бы обрели себя, успокоились и начали бы жить сначала, с чистого листа.
Вот ты дышишь — вдох, выдох, вдох, выдох… Но твоё ли это дыхание? Нет! Строго говоря, это дыхание природы в тебе, да и ты сам — та же природа. Чтобы дышать, тебе не надо постоянно думать о своём дыхании — природа, что властвует тобой, сама знает, когда и как тебе дышать. Попробуешь остановить дыхание, но вскоре природа в тебе победит — и ты снова начнёшь дышать.
Недаром на контроле за дыханием основаны многие практики йоги (пранаяма) и буддизма (медитации). Планомерно удерживая внимание на собственном дыхании, освобождаешься от посторонних мыслей, от собственного «я» и в конце концов обретаешь энергию неприрученной природы и внутреннее пространство необусловленного сознания.
Чтобы снова объединиться с Бытиём, тебе нужен наш главный учитель — природа, мать наша. Но не только мы нуждаемся в природе — она тоже нуждается в нас, как своих выразителях и весьма способных (хоть и хулиганистых) учениках. Через твоё видение, твоё осознание природа тоже начинает себя познавать и у себя учиться. Через тебя — в том числе и через тебя — она постигает не только свою стихийную неразборчивость и разрушительную силу, но также собственную красоту и святость.
Твой ум тщится отделить себя от природы — и поэтому он столь беспокойно мельтешит и егозит в твоём бедном сознании, чтобы ты не мог обнаружить прогала меж двумя мыслями, куда бы могло втиснуться то пространство тишины и безмерного покоя, каким обладают камни, деревья, травы и звери. Но ты должен постараться обнаружить то дополнительное измерение эмпатии и тишины, то измерение божественного умиротворения, измерение вечной природы, что находится над мыслью, вне мысли, за мыслью.
Природа начинает осознавать себя через тебя — ты же можешь осознать себя через природу, осознать свою безначальную и бессмертную безмерность, свою генеральную (и гениальную) ипостась — безмолвное совершенство.
Один успешный молодой человек ехал в машине последней модели и радовался жизни, когда ощутил удар о дверцу своей любимой игрушки. Он тут же затормозил, выскочил из салона и увидел, что брошенный кем-то камень сильно оцарапал его новенькое авто. Не тратя времени, он вскочил в машину и развернул её на сто восемьдесят градусов, решив вернуться и найти место, откуда был брошен камень. Мужчина был в бешенстве. Снова выскочив из машины, он бросился к мальчику, который оказался явным виновником происшествия, схватил его за худенькие плечи, толкнул к капоту и заорал:
— Ты что наделал, придурок? Ты соображаешь, что натворил? Это новая машина, и камень, который ты бросил, очень дорого тебе обойдётся! Зачем ты это сделал?
— Пожалуйста, простите, господин! Пожалуйста! Я не знал, что делать! Я бросил камень потому, что никто не останавливался! — Слёзы текли по щекам мальчика, он указывал рукой куда-то в сторону. — Там мой брат! Он выпал из своей инвалидной коляски, а я не могу его поднять… он много весит, я слишком маленький. Я хотел попросить помощи!
Всхлипнув, он спросил у опешившего владельца машины:
— Вы не могли бы помочь мне посадить его в коляску? Пожалуйста. Он сильно ударился…
Тронутый до глубины души, молодой человек поднял подростка-инвалида с земли, усадил в коляску, вытащил свой шёлковый платок и постарался промокнуть им ранки и ссадины упавшего бедняги, отряхнул с него пыль и, когда убедился, что всё более или менее в порядке, взглянул на мальчишку, бросившего камень в его дорогую машину. Тот благодарно улыбнулся и радостно воскликнул:
— Большое вам спасибо!
После этого мальчуган, с трудом толкая перед собой коляску, двинулся по направлению к очень скромному домику.
А владелец новенького авто так в итоге и не стал чинить поцарапанную дверцу, дабы всегда помнить о том, что нельзя так бездумно нестись по жизни, чтобы другим пришлось бросать камни, лишь бы привлечь к себе твоё зацикленное на самом себе внимание.
Иногда нам достаточно шёпота, чтобы сердце и душа отозвались на нужду близких. Но иногда для этого в нас должны попасть камнем. Так стоит ли обижаться, если в тебя попал камень? Может, это значит, что ты просто кому-то нужен?
«Долг каждого человека растить в себе внутреннюю радость«. Но многие религии забыли об этом принципе. большинство храмов темны и холодны. Звуки литургии торжественны и печальны. Священники одеты в чёрное. В обрядах напоминают о страданиях, образно представляют разнообразные жестокие сцены, словно мучения, перенесённые пророками, доказывают непогрешимость самой религии.
Радость жизни — не лучший ли способ поблагодарить Бога за то, что он есть, если он есть? Если Бог есть, почему он обязательно должен быть существом угрюмым?
Единственное исключение: «Дао дэ цзин», философско-религиозная книга, предлагающая смеяться надо всем, включая себя саму, и радостные религиозные гимны, исполняемые североафриканскими неграми на мессах и похоронах.
Куда бы ты ни шёл, там ты и есть. То есть — здесь. Всегда — здесь. Либо ты это принимаешь, либо вступаешь в разрушительный конфликт с самим собой и миром.
Позволь текущему моменту настоящего быть таким, каков он есть и каким оно всё равно ведь будет — с тобой ли, без тебя… Воевать с реальностью, с собой, с окружающими людьми — бесполезно и крайне непродуктивно.
Мы культивируем конфликт ради утверждения и укрепления своего эго, ради придания ему самобытной отдельности, непохожести, за какую нынешняя цивилизация может наградить нас своими престижнымибонусами. А полная, безоглядно-самоотверженная сдача бытию это наше эго нивелирует, умаляет, смиряет донельзя. Делает нас последними. Но именно об этой ситуации Иисус Христос говорит: «И последние будут первыми». То есть через всеприятие и вольное самоумаление постигается истина и те ценности, что драгоценнее и дороже всякого эго, всего частного и конечного.
Привычка к противлению естественному ходу вещей приводит ко многим бедам — в том числе, например, и к канцерогенным заболеваниям.
Всякая нарочитость, искусственность, всякое чрезмерное усилие, направленное на некий гипотетический результат в виртуальном будущем, всегда приводит к стрессу, к конфликту, к деструкции и болезни, а вовсе не к успеху, к какому устремлено большинство членов нынешнего общества потребления.
Лишь в радостном единстве сердца и ума возможно подлинное — неконфликтное — делание, наиболее продуктивное из всех возможных. Так исполняется то дело, к коему мы изначально призваны природой, когда нам в кайф сам процесс его делания и когда мы не думаем болезненно о результате, который всегда приходит неожиданно и поэтому застаёт нас врасплох: но обескураженность эта нам в радость и в удовольствие. Вот это и есть подлинный успех, который всегда только лечит и никогда не калечит.
Делать что-то одно, не отвлекаясь ни на что другое, это значит быть тотально погружённым в то, что делаешь, отдавая этому всё своё внимание. Это действие сдачи себя бытию на поруки — и оно наделит тебя истинным могуществом.
Приятие того, что есть, ведёт тебя на более глубокий уровень существования, где твоё внутреннее состояние и самоощущение не зависит более от суждений ума с его делением на «хорошо» и «плохо».
Мысленно говоря «да» таковости жизни, принимаешь настоящий момент таким, как он есть, — внутри тебя будто распахивается некий простор, глубоко мирное и благодатное пространство.
И при этом на поверхности ты можешь быть весел в ясный, солнечный день и печален, когда холодно и льёт беспросветный дождь. Но ни счастье, ни несчастье уже всерьёз и глубоко, как прежде, затронуть тебя не могут. Твой внутренний покой (подобный бездонной чаше, наполненной водою всклень) потревожить уже невозможно. Разве что лёгкая рябь пробежит иногда по поверхности твоего безгранично-блаженного единства со всем и вся.
Ты остаёшься тем же живым человеком со всеми ему присущими проявлениями, однако всецелое приятие того, что ЕСТЬ («и ни в зуб ногой!»), открывает в тебе то вольготное измерение, что вовсе не зависит от каких бы то ни было внешних и/или внутренних условий и обстоятельств, от прихотливых эмоций и мыслей.
Для осознания бренности и преходящести всего, что существует в окружающей жизни, всякий уважающий себя йог практикует, например, помимо прочего, созерцание разлагающихся трупов людей и животных, а также глядя на обычного живого человека, должен всегда помнить о его неприглядных внутренностях и естественных нечистотах, какие обычно принято скрывать одеждой, гримом, благовониями, ароматизаторами, духами. Обычное своё тело, своё лицолюди не принимают в их натуральном виде, а стараются как-то дополнительно приукрасить и приблизить к тем глянцевым стереотипам, что диктуют обществу модные в этом сезоне нормативы (тренды) внешнего «успеха» (что, как мы уже выяснили, с неизбежностью порождают конфликты и стрессы, ибо воюют с самим естеством, самой природой и извечным божественным единством всего и вся, каковое никому нельзя победить по определению).
Сдавшись Настоящему, становишься текучим и пластичным, ибо в мире царствует лишь один неизменный закон, гласящий о том, что «всё течёт, всё изменяется» и что «нельзя дважды войти в одну и ту же реку» (закон великого Гераклита). Поэтому регулярная переоценка всех и всяческих ценностей — такая же естественная гигиеническая процедура, как утреннее омовение и чистка зубов, как периодическое отправление естественных надобностей. Мы не хозяева в собственном доме, в собственном мире, в собственном теле — и дом, и мир, и тело непрерывно умирают и снова рождаются, умирают и рождаются, умирают и рождаются… Ни за них, ни за какие-то свои привычки, привязанности и принципы цепляться в высшей степени бессмысленно. Разумнее всего сдаться преходящести, текучести всего и вся, что означает играть со всем этим, став отстранённым игроком-соглядатаем. Всё при этом будет идти как будто по-прежнему — работа, повседневные заботы, встречи и разборки с семьёй, друзьями и сослуживцами и т.д., — но уже без ублажения желаний своего ненасытного эго и без потворства прежним страхам, ибо ты сдал себя на поруки текущему бытию и никому ничего не должен, а за тебя предстательствует и отвечает вся природа целиком, вся вселенная, к которой ты вернулся, как к себе домой, с которой слился и от которой не хочешь (а скорее даже, не можешь) больше отпадать.
Ты принял и заведомо простил себя — вот таким уж ты уродился на свет! Ты принял и заведомо простил своего небезгрешного коллегу по работе — ну что с ним поделать, таким уж он уродился на свет! Ты принял и заведомо простил своих неидеальных родителей, что оказались нелучшими педагогами и воспитывали тебя не по Ушинскому, не по Корчаку и не по Споку, а как придётся, а потому твои на них обиды так естественны, так понятны, но теперь, простив родителей, ты можешь и эти свои обиды даже уже не прощать, а оставить в покое, отпустить их на волю и не хвататься за них то и дело при всяком удобном (выгодном) для твоего эго случае… Все мы явились в сей мир такими, какими уж явились и у каждого из нас своя Карма, и уровни нашего природного развития и призвания далеко неравноценны, а вдобавок ведь ещё и текучи, изменчивы — по-разному текучи, по-разному изменчивы. Все мы по-своему несовершенны и друг с другом несовместимы — в той или иной степени. И можем быть лишь теми, кто мы есть — не больше. Будешь с этой реальностью воевать — получишь своим же бумерангом по башке. Гармония придёт, но лишь тогда, когда примешь таковостьсуществующего порядка вещей и не будешь больше предъявлять миру неосуществимых требований. Как посмотришь, так и увидишь. С внутренним примирением на тебя сойдёт тишина и покой, ясная бдительность и осознанность, что всегда смотрит на всё ( и на тебя самого) как бы немного со стороны, ибо не зависит от эго, заселившее центр твоего существа (полностью вытравить его невозможно, да и не нужно, так как оно необходимо нам для определённых чисто технических телесных реакций).
Отпустив внутреннее сопротивление, как правило, обнаруживаешь, что и внешняя ситуация изменилась к лучшему.
Незачем принуждать себя к наслаждению Настоящим, а тем более к тотальному счастью — оно придёт, когда придёт его время. Достаточно просто позволить таковости момента Настоящего быть, просто быть такой, какая она есть. Не надо ничего из себя выкаблучивать, не надо стараться, пыжиться, стремиться. Ненарочитость и спонтанность — те качества, что присущи животным, заведомо не потерявшим единства с природой — их мы снова должны в себе обнаружить, вспомнить то, что оказалось в нас наглухо забито вездесущей цивилизацией и социальной муштрой.
Не размышляй, а бери и сдавайся текущему и текучему мгновению со всеми своими потрохами — плыви по течению жизненной реки, спонтанно лавируя меж островками, брёвнами и прочими препятствиями, что будут попадаться тебе на пути, слегка отклоняйся от них то влево, то вправо — по обстоятельствам: то есть решай проблемы по мере их поступления, не забивай себе голову дурацкими опасениями, на придумываение коих так горазд наш повседневный ум, норовящий царствовать над нами целиком и полностью (но негоже, чтобы нами правил какой-то тупорылый калькулятор).
В тот сокровенный миг, когда ты, споткнувшись на ровном месте или оказавшись на больничной койке, потеряв близкого человека или потеряв деньги, перестанешь наконец уныло вопрошать: «Почему всё это происходит со мной и за что мне такие напасти?!» — в тот самый миг ты отпустишь своё внутреннее сопротивление, свою душевную войну на вольные хлеба, на свободу согласия и примирения, и в этот самый миг ты сдашься естественному ходу жизни на поруки и начнёшь догадываться, что даже в самых неблагоприятных ситуациях таится глубинное добро и урок. Каждое несчастье чревато просветом откровения.
Приятие неприемлемого — величайший источник благодати в этом мире.
Надо научиться жить с тем, чего ты не знаешь и не понимаешь. Принять своё «я не знаю», «я не умею», «я не могу». «Я — неидеален». Пусть энергия космоса течёт через тебя — вместе с ней через тебя будет течь и высшее знание. Когда ты расслаблен и бдительно спонтанен, когда не заморочен проблемами, не зажат необходимостью их решения, ответ на любой вопрос обязательно будет тебе подарен свыше — по каналом, свободным от пробок и шлаков эго-ума. Отпусти свою проблему погулять — сдай и её, и себя вместе с ней на поруки вселенной всецелой, с лёгким сердцем препоручи ей ворох всех твоих «хвостов» и долженствований, всех своих неувязок, разочарований и несбыточных мечт, сбрось с плеч своих долой все эти свои застарелые мешки и баулы притязаний и надежд, комплексов и фобий, стань лёгкой пушинкой и вечным ребёнком, «ибо их есть Царствие Небесное»...
Недавно в супермаркете «Пятёрочка», что рядом с моим домом, я подивился буддовой невозмутимости большой чёрно-белой кошки, что дремала на ковролине прямо в самом центре прохода между входом в магазин и кассами, не обращая, казалось бы, никакого внимания на снующие мимо неё ноги многочисленных покупателей, что запросто могли ведь её потревожить, но вместо этого замедляли движение, бережно обходили это препятствие в виде бдительно спящей кошки и дружно умилялись сей житейской её неприхотливостью и нерасчётливостью, какой не всякий бомж и не всякий конченный алкаш достичь способны в своём пофигизме по отношению к окружающему их обществу. За эту кошку отвечает вся природа — бессознательно догадываясь об этом, покупатели на животное, что явно мешало их свободному проходу, нисколько не обижались, как обиделись бы, если бы на месте кошки был бы, допустим, солидный мужчина в цивильном костюме.
Кошка спит — но она, как часть чистого пространства сознания, сознания, не отождествляющего себя с формой эмоций и мыслей, реакций и суждений, внеположна ситуации своего лежания в центре прохода, внеположна проблеме, что мешает покупателям после рабочего дня затовариться товарами народного потребления, внеположна, в конце концов, собственной конкретной самости…
Всё, что бы ты ни принял целиком и полностью, даст тебе свободу и безмятежный покой. Даже приятие своего неприятия, своего настырного сопротивления (уж таким ты уродился на свет!).
Звери, птицы, деревья и цветы на самом деле имён, в нашем понимании, не имеют и далеки от наших сопоставлений и градаций. Они не воюют с текущей жизнью, а спонтанно к ней приноравливаются, действуя по обстоятельствам. Они не сеют и не жнут, а живут сегодняшним днём и питаются чем Бог послал.
Позволь же жизни быть свободной от твоих назойливых уподоблений и сравнений — и она окажется несравненной и безмерной.
Здесь и Сейчас связано с тем, чем ты являешься на самом глубоком уровне.
Нет ничего важнее в жизни — узнать кем ты являешься на этом, самом подлинном и несокрушимом, уровне, где нет того жалкого, трусливого «я», того эго, что преходяще и смертно, что тоскует, завидует, грезит о несбыточном и живёт приукрашенным прошлым.
Но однажды тебя обнимет тотальное разочарование всем и вся, и тогда тебе впору будет узнать один из главных секретов тех людей, кто смог подобное разочарование пережить и догадаться, что можно запросто обрести лад и гармонию в душе, не меняя кардинально вектор и содержание своей судьбы, а просто начав реализовывать то, что тебе задано свыше и кем ты являешься на самом глубинном своём уровне, начав реализовывать своё истинное и конкретное призвание, ниспосланное тебе для твоей жизни на этой земле.
Культивирование личностного «я» или «мы» или «наши» является причиной всех войн и несчастий на планете Земля. Эти самолюбивые ярлыки скрывают сущность того, кто ты есть в действительности. Не осознав этой элементарной истины, во всех своих делах ты будешь всегда приходить к одному лишь разочарованию, унынию, страданию. Не зная, кто ты есть в действительности, ты порождаешь лишь умственное эго, симулякр, суррогат своего подлинного божественного существа, ничтожное самолюбивое «я», за которое в страхе цепляешься, пока наконец не поймёшь, что это главная ошибка большинства людей, для которых битва за сохранение этого ложного чувства стала главным смыслом и целью всей жизни.
Мы не хозяева в собственном доме, в собственной жизни, что не является нашей собственностью и не имеет тех искусственных пределов, что мы ей пытаемся задать. Ты не располагаешь подаренной тебе жизнью — ты и есть сама эта жизнь, её плоть и струя. Существует лишь единая жизнь, единое сознание, что наполняет всю вселенную, принимая временные формы, чьё предназначение — пережить опыт цветка, бабочки, камня, звезды, червяка, сперматозоида, человека, галактики, амёбы…
Ты будешь нуждаться во временном и преходящем, пока не догадаешься, что времени тебе вовсе не нужно, чтобы стать тем, кем ты уже являешься здесь и сейчас, ибо никакого иного тебя (тебя в прошлом и будущем) — уже и ещё — не существует.
Мысль и язык создают лишь видимость дуальности мира, иллюзию отдельной, изолированной личности, которой на самом деле здесь и сейчас не существует. Однако ты не тот, кто осознаёт какой-то объект, какую-то мысль, какое-то ощущение: ты — сама эта осознанность, само сознание, в бескрайнем поле которого возникают насущные объекты с теми свойствами, какие мы имеем возможность воспринимать.
Содержание твоей жизни разворачивается в твоём осознании сего разворачивания.
Посредством хитроловкого ума ты превратил себя в объект, который ты непрестанно оцениваешь, судишь, анализируешь, с которым устанавливаешь сложные взаимоотношения и которое презентуешь окружающему обществу.
Чтобы успокоиться и начать жить, надо всего лишь догадаться, что мир — это вселенский танец бесчисленных форм и явлений, восторженная игра света и радость бытия, бытования того, кто ты есть в действительности.
Твоя подлинная жизнь — это космически бдительное восприятие без оценочных интерпретаций, то есть чистое — высшее — сознание, каковым является сама жизнь до того, как она являет себя в виде конкретных форм, которым мы потом даём имена-ярлыки. Через тебя не имеющее формы сознание осознаёт самоё себя.
Поэтому тебе, по большому счёту, нечего желать — всё, что тебе могло быть дадено, тебе уже заведомо дано — раз и навсегда (Жизнь). Поэтому тебе, по большому счёту, нечего бояться — тебя невозможно лишить твоего коренного достоинства, твоего бессмертного духа, твоего сознания (хотя оно, конечно, в строгом смысле, вовсе и не твоё).